Санчо догоняет, наконец, своего хозяина.
Санчо. Смотрите-ка! Еще одного дурачка заманили в клетку! Какую принцессу едешь выручать, простак?
Лев рявкает в ответ лениво.
Альтисидора. Великолепный зверь. А ну-ка, сеньор! Покажите нам свою храбрость – сразитесь со львом.
Санчо. Что вы делаете, женщина! Не подзадоривать надо рыцарей, а успокаивать!
Альтисидора. Не бойся, деревенщина. Я лучше знаю господ мужчин. Они безудержны и храбры с дамами… Но львиные когти их отрезвляют… Ой, Пресвятая Богородица!
Взвизгнув, пришпоривает Альтисидора коня и вихрем уносится прочь. Вся блистательная свита рассыпается в разные стороны горохом.
Исчезает погонщик.
Санчо уползает в канаву.
Дон-Кихот одним движением копья откинул тяжелую щеколду, закрывавшую дверцу клетки.
Она распахнулась.
И огромный зверь встал на пороге.
Смотрит пристально на Дон-Кихота.
Санчо выглядывает из канавы, с ужасом следит за всем происходящим.
Дон-Кихот. Что, мой благородный друг? Одиноко тебе в Испании?
Лев рявкает.
Дон-Кихот. Мне тоже. Мы понимаем друг друга, а злая судьба заставляет нас драться насмерть.
Лев рявкает.
Дон-Кихот. Спасибо, спасибо, теперь я совсем поправился. Но я много раздумывал, пока хворал. Школьник, решая задачу, делает множество ошибок. Напишет, сотрет, опять напишет, пока не получит правильный ответ наконец. Так и я совершал подвиги. Главное – не отказываться, не нарушать рыцарских законов, не забиваться в угол трусливо. Подвиг за подвигом – вот и не узнать мир. Выходи! Сразимся! Пусть эта сумасбродная и избалованная женщина увидит, что есть на земле доблесть и благородство. И станет мудрее. Ну! Ну же! Выходи!
Лев рявкает и не спеша отходит от дверцы. Затем поворачивается к Дон-Кихоту задом и укладывается, скрестив лапы, величественно.
И тотчас же Санчо прыгает из канавы лягушкой, бросается к дверцам клетки. Захлопывает их и запирает на щеколду.
Санчо. Не спорьте, сеньор! Лев дело понимает! Такую Альтисидору и конец света не вразумит. Что ей наши подвиги? (Кричит.) Эй, эй! Храбрецы! Опасность миновала! И отныне Рыцарь Печального Образа получает еще одно имя: Рыцарь Львов.
Снова мчится пышная кавалькада по дороге.
За столом, покрытым темной бархатной скатертью, – герцогская чета.
И герцог, и герцогиня молоды. Может быть, немножко слишком бледны. Красивы и необыкновенно степенны и сдержанны. Никогда не смеются, только улыбаются: большей частью – милостиво, иногда – насмешливо, реже – весело. Говорят негромко – знают, что каждое слово будет услышано.
На столе перед герцогской четой бумаги.
Мажордом в почтительной позе выслушивает приказания своего повелителя.
Герцог. Праздник должен быть пышным и веселым. Приготовьте гроб, свечи, траурные драпировки.
Мажордом. Слушаю, ваша светлость.
Герцогиня. Герцог, вы позабыли погребальный хор.
Герцог. Да, да, погребальный хор, благодарю вас, герцогиня. Веселиться так веселиться. (Перебирает бумаги.) Печальные новости утомили. Град выбил посевы ячменя. Многопушечный наш корабль с грузом рабов и душистого перца захвачен пиратами. Олени в нашем лесу начисто истреблены браконьерами. А нет лучшего утешения в беде, чем хороший дурак.
Герцогиня. Да, да! Непритворный, искренний дурачок радует, как ребенок. Только над ребенком не подшутишь – мешает жалость.
Герцог. А дурака послал нам в утешение, словно игрушку, сам Господь. И, забавляясь, выполняем мы волю Провидения.
Мажордом. Спасибо, ваша светлость, за то, что вы поделились со мной столь милостиво мудрыми мыслями о дурачках.
Герцог. Известите придворных и пригласите гостей.
Позади герцогской четы появляется придворный духовник – человек могучего сложения, но с испитым лицом. Грубая челюсть. Высокий лоб. Он то закрывает свои огромные глаза, словно невмочь ему глядеть на грешников, то, шевеля губами, устремляет взгляд в пространство – не то молится, не то проклинает.
Появляются, кланяясь, придворные.
Тишина.
Все стоят неподвижно и степенно, как в церкви.
Не спеша появляется карлик, одетый в атлас и бархат, в коротком плаще, при шпаге. Как и герцогская чета, как и все придворные, держится он скучающе и сдержанно.
Карлик (негромко, первому придворному). Дай золотой, а то осрамлю.
1-й придворный (краем губ). Спешишь нажиться, пока новый шут не сбросил тебя?
Карлик. Не боюсь я нового шута, ибо новых шуток нет на свете. Есть шутки о желудке, есть намеки на пороки. Есть дерзости насчет женской мерзости. И все.
Негромкий перезвон колоколов.
Мажордом (провозглашает). Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский и его оруженосец Санчо Панса.
Альтисидора вводит Дон-Кихота. Приседает. И отходит в сторону, смешивается с толпой придворных. Оттуда жадно вглядывается она в лица герцога и герцогини. Да и не она одна. Все напряженно глядят на герцогскую чету, стараются угадать, как приняты гости.
И только карлик, вытащив лорнет, внимательно, с интересом мастера, разглядывает Дон-Кихота.
Герцог. Прелестен. Смешное в нем никак не подчеркнуто.
Герцогиня. А взгляд, взгляд невинный, как у девочки!
Входит Санчо, встревоженно оглядываясь.
Герцог (любуясь им). Очень естественный!
Герцогиня. Как живой.
Герцог. Горжусь честью, которую вы оказали мне, славный рыцарь. Мы в загородном замке. Этикет здесь отменен. Господа придворные, занимайте гостей.
1-я дама (Санчо). Вы чем-то встревожены, сеньор оруженосец?
Санчо. Встревожен, сударыня.
1-я дама. Не могу ли я помочь вам?
Санчо. Конечно, сударыня. Отведите в конюшню моего осла.
Легкое движение. Подобие, тень заглушенного смеха.
Дон-Кихот (грозно). Санчо!
Санчо. Сеньор! Я оставил своего Серого посреди двора. Кругом так и шныряют придворные. А у меня уже крали его однажды…
Герцогиня. Не беспокойтесь, добрый Санчо. Я позабочусь о вашем ослике.
Санчо. Спасибо, ваша светлость. Только вы сразу берите его за узду. Не подходите со стороны хвоста. Он лягается!
Еще более заметное подобие смеха.
Дон-Кихот (поднимается). Я заколю тебя!
Герцог. О нет, нет, не лишайте нас такого простодушного гостя. Мы не избалованы этим. Сядьте, рыцарь. Вы совершили столько славных дел, что можно и отдохнуть.
Дон-Кихот. Увы, ваша светлость, нельзя. Я старался, не жалея сил, но дороги Испании по-прежнему полны нищими и бродягами, а селения пустынны.
Легкое движение, придворные внимательно взглядывают на герцога, но он по-прежнему милостиво улыбается.
Герцогиня. Дорогой рыцарь, забудьте о дорогах и селениях, – вы приехали в замок и окружены друзьями. Поведайте нам лучше: почему вы отказали прекрасной Альтисидоре во взаимности?
Дон-Кихот. Мое сердце навеки отдано Дульсинее Тобосской.
Герцогиня. Мы посылали в Тобосо, а Дульсинеи там не нашли. Существует ли она?
Дон-Кихот. Одному Богу известно, существует ли моя Дульсинея. В таких вещах не следует доискиваться дна. Я вижу ее такой, как положено быть женщине. И верно служу ей.
Герцог. Она женщина знатная?
Дон-Кихот. Дульсинея – дочь своих дел.
Герцог. Благодарю вас! Вы доставили нам настоящее наслаждение. Мы верили каждому вашему слову, что редко случается с людьми нашего звания.
Духовник герцога, вдруг словно очнувшись, спустившись с неба, ужаснувшись греховности происходящего на земле, бросается вперед, становится перед самым столом, покрытым темной скатертью.
Духовник. Ваша светлость, мой сеньор! Этот Дон-Кихот совсем не такой полоумный, каким представляется. Вы поощряете дерзкого в его греховном пустозвонстве.
Герцог выслушивает духовника со своей обычной милостивой улыбкой. Только придворные поднимаются и стоят чинно, словно в церкви, украдкой обмениваясь взглядами.
Духовник поворачивается к Дон-Кихоту.
Духовник. Кто вам вбил в башку, что вы странствующий рыцарь? Как отыскали вы великанов в жалкой вашей Ламанче, где и карлика-то не прокормить? Кто позволил вам шляться по свету, смущая бреднями простаков и смеша рассудительных? Возвращайся сейчас же домой, своди приходы с расходами и не суйся в дела, которых не понимаешь!
