Сендер (задушенно). Да?
Рабби Эльханан. Вы слышали, что я сказал?
Сендер. Да…
Рабби Эльханан. Вы ничего не хотите мне рассказать?
Сендер. Н-н-н… н-н-нет…
Рабби Эльханан. Полно, реб Сендер. Говорите. Жизнь вашей дочери в опасности.
Сендер (в полубезумном состоянии). Я проклятая мокрица! Я мерзкий жук! О, Боже! Сделай так, чтоб я не рождался! Верни все назад, Боже!
Рабби Эльханан. Говорите!
Сендер (лихорадочно). Двадцать семь лет тому назад, в тарновском ешиботе я подружился с парнем по имени Нисан. Мы были не разлей вода, великий рабби. Разве что он учился много лучше меня: я уже тогда больше склонялся к торговле, чем к священным книгам. Мы были такими друзьями, что однажды поклялись: если у нас родятся первенцы разного пола, то мы непременно породнимся. Мы даже заранее придумали им имена… (замолкает)
Рабби Эльханан. Говорите, реб Сендер!
Сендер. …Лея и Ханан. Мы оба происходили из хороших семей, великий рабби! Это была прекрасная сделка! Потом мы разъехались по разным местам. Я женился и родил мою Лиенку. А Нисан… позднее я узнал, что его местечко попало под страшный погром. Сам он был убит, его семья потеряла все, а вдова пошла по миру и вскоре умерла от горя и лишений…
Рабби Эльханан. Вы знали, что у него был сын?
Сендер (страстно). Я не знал, нет!
Часы бьют одиннадцать.
Сендер (после паузы, тихо). Я знал, великий рабби. Но я думал, что он погиб вместе с с матерью! Я и предположить не мог, что лучший ученик нашего местного ешибота окажется тем самым мальчиком! Вы можете себе такое представить, великий рабби? Судьба сама привела его к моей Лиенке! А люди еще называют судьбу «слепой»…
К тому времени я и думать забыл о своей давней клятве…
Рабби Эльханан. Но вспомнили.
Сендер. Да! Вспомнил! Вспомнил, когда увидел, как они потянулись друг к другу. Я тут же навел справки в сиротских домах, через которые прошел Ханан. (прячет лицо в руках) Это оказался сын Нисана, великий рабби! Это был он! Но я ни слова не сказал об этом ни ему, ни Лее… никому…
Рабби Эльханан. Велик Господь! Как же вы… как же вы осмелились… о чем вы думали?..
Сендер (в слезах). О чем я думал? О своем деле, великий рабби! О своей лавке, о своем сахарном заводике, о своей хлебной торговле. Я выстроил все это своими руками, своей головой, своей шкурой! Я не спал ночами, рисковал, унижался, угрожал, дрался, зубами вырывал каждую копейку… Я не мог передать все это в ненадежные руки. Мне нужно было найти жениха, который знал бы всему этому цену, понимаете? Ну как отдать дело всей твоей жизни горлодранцу из сиротского приюта?! Как?!
Рабби Эльханан (после паузы, задумчиво). Реб Сендер. я расскажу вам историю, которую мой дядя слышал от своего деда. Как-то в город святого Баал-Шем Това приехал бродячий цирк. Жонглеры натянули поперек реки веревку и ходили по ней, играя мячами и булавами. Как известно, у святого раввина не было ни одной свободной минутки: он либо учился, либо учил, даже на сон не оставалось.
Поэтому, когда он захотел увидеть жонглеров, ученики были поражены: зачем великому Баал-Шем Тову понадобилось такое низкопробное зрелище? Рабби пришел на берег реки, посмотрел, покачал головой и повернул домой. «Зачем вы ходили туда, рабби?» — спросил один из учеников. Великий цадик повернулся к нему с выражением безмерного удивления на лице. «Представь себе, — сказал он. — Сколько труда нужно вложить, чтобы научить свое тело проделывать такие фокусы на тонкой веревке! Если бы человек направил хотя бы часть этих огромных усилий на собственную душу — с какой легкостью ходил бы он по тонкой веревке жизни!»
(после паузы)
Вы впустую потратили многие годы своей жизни, реб Сендер.
(смотрит на часы)
Что ж, судя по вашему рассказу, нам есть чего бояться. Если душа вашего старого друга Нисана помогает Лее с другой стороны, то она сможет уйти с Хананом, не спрашивая его согласия. Ведь речь идет об исполнении клятвы, реб Сендер.
Сендер (в отчаянии). Неужели ничего нельзя сделать?
Рабби Эльханан (задумчиво). Против клятвы? Почти ничего.
Сендер. Почти? Значит что-то все-таки можно?
Рабби Эльханан. Клятву можно перебить другой клятвой, более сильной. Например, брачной. (после паузы, быстро) Долго ли ехать сюда жениху вашей дочери?
Сендер. Час, полтора.
Рабби Эльханан. Немедленно посылайте за ним! Если он успеет надеть кольцо на палец вашей дочери, она уже не сможет убежать вслед за Хананом. Быстрее, реб Сендер! (взглядывает на часы) Времени еще много, но в таких делах всегда лучше поторопиться.
Сендер. Бегу! Я поеду сам! Фрада! (выскакивает из комнаты)
Затемнение. Часы бьют полночь. Исполняется зонг «Вальс приговоренных» — дуэт мужского и женского голосов.
Зонг «Вальс приговоренных»
Слышишь, любимая, слышишь? — Слетают минуты
птицами в небо, а время, седой птицелов,
ловит и крутит им головы мастерским скрутом -
скоро дойдет и до наших с тобою голов.
Что ты, любимый, зачем эти черные думы?
Всех птицеловов давно разогнала гроза…
Просто возьми меня за руку, просто не думай,
Просто смотри мне, смотри мне, смотри мне в глаза.
Слышишь, любимая, ночь погибает в мясницкой?
Время кромсает ее, словно тушу мясник.
Где нам с тобой от секир этих жутких укрыться?
Нам не спастись, не уйти, не укрыться от них.
Что ты, любимый, зачем эти черные думы?
Спят мясники, топором заработав гроши…
Просто возьми меня за руку, просто не думай,
Просто моим поцелуем горячим дыши.
Слышишь, любимая, смертью дыханье чревато?
Время наставило копьями стрелки часов…
Нам ли, любимый, пугаться его циферблата?
Нам ли страшиться его бутафорских усов?
Нам ли бояться, лежащим средь вечного мая?
Нам ли бояться, летящим средь вечных планет?
Там, где вселенную наша любовь обнимает,
Там, где ни жизни, ни смерти, ни времени нет.
В темноте бьют часы. Комната Леи. Лея и Ханан стоят, обнявшись.
Ханан. Уже час ночи. Как мало времени осталось, как мало…
Лея. О чем ты говоришь, любимый? Перед нами целая вечность. Теперь мы вместе. Вместе. Ты так настрадался, бедный, милый… Тебе надо отдохнуть… положи голову мне на плечо, закрой глаза… вот так… Пусть тебя ничего не беспокоит, просто не думай ни о чем, ни о чем.
Ханан. Я думаю только о тебе, Лиенка.
Лея. Не надо и обо мне, милый. Мы ведь с тобой одно целое, помнишь? Разве человек думает о своей ноге или руке? Нет ведь, правда? Или нет: конечно, бывает, что и думает — но это только, если нога болит, правда? А когда ноге хорошо — что же о ней думать? Вот и ты обо мне не думай: мне ведь так хорошо с тобой, так радостно, так спокойно.
Ханан. Ты действительно счастлива со мной?
Лея. Почему ты спрашиваешь? Разве этого не видно?
Ханан. Помнишь, я рассказывал тебе о рабби Эльханане, каббалисте из Полесья?
Лея. Ну да. Тот, у которого ты учился.
Ханан. Он здесь.
Лея. Здесь?
Ханан. В доме твоего отца. Я говорил с ним.
Лея. Он, верно, упрекал тебя? (смеется) Еще бы! Какой учитель захочет лишиться такого ученика, как ты! Но ты теперь мой. Только мой. Так и скажи ему: Лея не отдает.
Ханан. Дело не в этом, любимая. Он требует, чтобы я ушел.
Лея (сердито). Он требует! Что мы ему такого плохого сделали? (запальчиво, топнув ногой) Ну и ладно! Ну и уйдем! Можно подумать, что тут медом намазано! Было бы за что цепляться!
Ханан. А как же твой отец? Дом? Подруги?
Лея (недоуменно). Почему ты спрашиваешь? Ты думаешь, что мы должны остаться, несмотря на то, что нас гонят?
Ханан. Гонят не нас.
Лея. Но ты только что сказал…
Ханан. Гонят только меня. Они хотят, чтобы я ушел, а ты осталась.
Лея. Что?! (смеется, как смеются над очевидной нелепостью) Как такое возможно? (заглядывает Ханану в глаза) Я надеюсь, ты объяснил им, что… Ханан! Ханан! Посмотри на меня!
Ханан. Я мертв, Лиенка, а ты жива. Я не могу дать тебе того, что ты заслуживаешь… того, что полагается любой девушке… семью… детей… хозяйство… субботний стол. А ты ведь рано или поздно захочешь всего этого, даже если сейчас полагаешь иначе. Ты не сможешь просидеть всю жизнь в темной комнате, уставившись пустыми глазами в голую стену.
