Алексей улыбался толкавшим его прохожим, радостно читал плакаты, остановился и просалютовал пионерам. А когда наконец выбрался на привокзальную площадь, ему навстречу громыхнула медь духового оркестра.
На площади шел митинг. Несколько сот девушек в красных косынках толпились вокруг трибуны, над которой тянулось полотнище с надписью: «Счастливого пути!».
— Товарищи девушки! — говорил человек на трибуне. — Один кролик — это нуль в масштабе нашего строительства. И сотня — тоже нуль. Но миллион кроликов — это уже могучий удар по нехватке мясных продуктов!..
Вспыхнула бурная овация. Вместе со всеми работал ладонями и Алексей, иноземное одеяние которого выглядело здесь довольно странно. За его спиной яростно аплодировали три чумазых паренька.
— Вы едете закладывать кролиководческие хозяйства-гиганты. Помните: четыреста тридцать два кролика — это в среднем корова! Спасибо вам за добрый почин! Смерть мировому капиталу! Ура!
— Ура!.. Даешь!.. — откликнулась толпа.
Дольше сдерживать восторг Алексей не смог. Он начал пробиваться к трибуне.
Три паренька столь же решительно двинулись в противоположном направлении, и стало видно, что пиджак Алексея аккуратно разрезан бритвой.
Появление на трибуне нового человека никого не удивило.
— Товарищи!.. — начал Алексей. — Будучи проездом в Анадырь, шлю вам в своем лице пламенный северный привет от граждан свободной Чукотки!
Едва дождавшись конца аплодисментов, он продолжал:
— Кролики, товарищи, — это хорошо! Однако по личному опыту я советую вам разводить песцов! Так как жадная до нарядов мировая буржуазия охотно скупает этот ценный товар и выплачивает пошлину. Благодаря ней, товарищи, у нас на Чукотке сложились все условия для полного и скорейшего построения социализма!.. И поскольку у нас имеется вырванный из рук капитала…
Алексей хлопнул себя по поясу и остолбенел.
Продолжая шевелить губами, он лихорадочно ощупывал грудь, талию, штанины…
В это время раздалась команда: «По вагонам!» и снова во всю мощь грянул оркестр.
— Куда же вы… товарищи?.. — выговорил наконец Алексей.
Под трибуной проплывали флаги, текли потоком кумачовые косынки комсомолок.
— Товарищи!.. Погодите!.. Помогите!.. Украли!.. Народные деньги!.. Куда же вы, товарищи!..
Но буханье оркестра, гомон толпы, паровозные гудки растворили слова Алексея.
— Привет товарищу с Чукотки! — скандировали девушки, проходя мимо. — Даешь Красный Север!..
А Алексей все кричал — теперь уже совсем беззвучно.
В Народном комиссариате финансов был обеденный перерыв. Отложив счеты и арифмометры, служащие пили чай.
В сторонке у двери сидел бритоголовый человек в шинели и тоже закусывал, расстелив на коленях платок.
Служащие недружелюбно поглядывали на него.
— Товарищ, — сказал наконец один из них, — имейте совесть. У нас обеденный перерыв.
— У меня тоже, — невозмутимо отозвался бритоголовый.
— Вам же сказали — нет валюты.
— Нет — так будет.
Сотрудник пожал плечами и вернулся к трапезе.
Открылась дверь. Вошел щуплый старичок. Бритоголовый торопливо свернул завтрак, встал и двинулся за ним:
— Михал Михалыч, а те двадцать тысяч?..
— Те на вакцину, — устало отозвался старичок. — Есть специальное постановление Малого Совнаркома.
Бритоголовый вздохнул и занял свое место у двери.
Михаил Михайлович налил в стакан кипяток.
Развернул бумагу, в которую были завернуты принесенные им пирожки.
— С потрохами? — заглянул через его плечо сосед. — Почем сегодня брали?
— На пятерку три, — ответил Михаил Михайлович, принимаясь за еду.
— Вот видите, Иннокентий Ильич, на Сухаревке всегда дешевле!
— Зато потроха, — возразил Иннокентий Ильич, — веди господь…
В эту секунду раздался сдавленный стон. Все обернулись.
Михаил Михайлович, откинувшись на спинку стула, держался за сердце.
— Иннокентий Ильич… голосом позвал он.
— Ритчи!..
— Что Ритчи?..
— Его подпись… помните?.. — Михаил Михайлович протянул бумагу, в которую были завернуты пироги с потрохами.
— Боже мой… — прошептал Иннокентий Ильич. — Откуда?..
Стол окружили сотрудники.
Бумага передавалась из рук в руки.
— Директор Чикагского банка!..
— Чек на предъявителя!..
— На много?..
— На сорок тысяч!..
— Ну вот! — удовлетворенно заключил бритоголовый посетитель. — Я же говорил — будет!
— Откуда ты взял это? — человек в кителе со знаками отличия Комиссара 1-го ранга ОГПУ сгреб со стола кипу зеленых бумажек и показал их сидящему напротив беспризорнику лет десяти.
Беспризорник засопел и покосился на людей в кожаных куртках, окруживших стол.
— Ну… в карты выиграл… — сумрачно ответил он. — Вроде гроши… а на них и папироску не купить…
Комиссар аккуратно положил деньги на стол.
— Папироску… — он повернулся к чекистам. — Кто-нибудь может мне объяснить, откуда у этого ротшильда сорок тысяч долларов?..
— А у Витьки Шалавого больше, — с неожиданной злостью произнес беспризорник. — Он мухлевал — во сколько выиграл! Чтоб мне пропасть, граждане начальники! Он еще половину Зюзе отдал.
Наступило подавленное молчание.
Но длилось оно недолго, потому что из приемной донесся шум, распахнулась дверь, и в кабинет ворвался Михаил Михайлович. За ним неотступно следовал бритоголовый.
— Вот!.. — Михаил Михайлович положил перед Комиссаром загадочный чек. Большего из-за одышки он сказать не мг н только ткнул пальцем в подпись мистера Ритчи. — Вот!..
Комиссар прочел бумагу.
— Ну и что?
— Чикагский банк!.. На предъявителя!..
— Хоть сейчас к оплате!.. — вставил бритоголовый.
Комиссар еще раз просмотрел чек.
— А вы уверены, что он подлинный?
— Я еще мог ошибиться… Но Иннокентий Ильич, он эксперт!..
— Допустим… Ну а… вы-то откуда это взяли?
— Так мне, изволите видеть, пирожки в него завернули… На Сухаревке…
Комиссар закурил.
— Где нашли красавца? — кивнул он на беспризорника.
— В Хамовниках, товарищ Комиссар, на развале, — ответил один из чекистов, потирая ссадину на руке. — При облаве.
Комиссар повернулся к Михаилу Михайловичу:
— Торговку помните?
Михаил Михайлович сокрушенно развел руками.
— Да… — протянул Комиссар. — Ну вот что. Товарищ Лукин, вашей группе разыскать всех Витек… и Зюзю тоже. Миллионера накормить.
— Слушаюсь, — вытянулся чекист со ссадиной на руке.
— Гольдин! Вы займетесь рынками. Чеботарев! Свяжитесь с Наркоминделом — иностранцев ночью не грабили? Действуйте.
Чекисты бросились к выходу.
Михаил Михайлович стонал, держась за сердце. Комиссар налил ему воды.
— Не волнуйтесь!.. Сейчас разберемся во всей этой чертовшине. — Он снял трубку зазвонившего телефона. — Что?.. Плывут!.. Где?..
По Яузе плыли доллары.
Их было много.
Волна прибивала их к берегу, как осенние листья…
А по Лубянке шел Алексей.
Шел, понуро опустив голову, но в каждом его шаге чувствовалась суровая мужская решимость.
Он остановился перед подъездом, где высилась длиннополая фигура красноармейца.
— Пропуск! — сказал часовой, загораживая вход винтовкой.
— Нету, — кратко отозвался Алексей, отвел винтовку и шагнул внутрь. Часовой опешил.
— Стой!
Алексей звонко шагал по вестибюлю и не оборачивался.
— Стой, говорю! — красноармеец щелкнул затвором. — Стрелять буду!
— И правильно!.. — остановившись, в отчаянии закричал Алексей. — Стреляйте!.. К стенке гада, заслужил!.. — всхлипывая, он вытирал рукавом неожиданные слезы…
Часовой в изумлении опустил винтовку.
— Мои! Мои! — Алексей бегает по кабинету, осматривая ассигнации, разложенные на столе, на подоконнике, на диване; развешанные для просушки на веревке от окна до окна.
Следом за Алексеем, беспомощно оглядываясь на Комиссара, ходит часовой с винтовкой наперевес.
— Мои… Вот — угол оторванный! Это Иемуши всучил… Не разглядел я!.. — радостно рассказывал Алексей, обращаясь то к Михаилу Михайловичу, то к бритоголовому, то к чекистам. — Он мне и йены хотел всучить, а курс-то у них — сами знаете!
— Кто вы, товарищ!.. — прорвался наконец Комиссар в монолог Алексея.
— Я?.. Здравствуйте, товарищ Комиссар! — Алексей протянул руку. — Я начальник Чукотки…
— Кто?!..
— Начальник Чукотки! Не сам, конечно, начальник, а согласно мандата… — Алексей полез за пазуху и вытащил… маузер. В то же мгновение у него на руках повисли два чекиста.
— Да свой я, товарищи!.. — отчаянно барахтаясь, закричал Алексей. — Мандат-то у меня в поясе остался… а там, на маузере, все написано!..
