НИНА. Не надо.
КОСТЯ. Пусть горит.
НИНА. Что?
КОСТЯ. Ничего.
НИНА. Чего надо?
КОСТЯ. Ничего.
НИНА. «Уходи с дороги, птица…» Вы ещё не уехали? Давайте, мотайте, надоели.
КОСТЯ. Хватит.
НИНА. Что тебе, любитель острых ощущений? Тебе ещё горячее чего-то надо? Тебя нет, ты умер вчера. Поезжай. Испарись, исчезни. Я вызвала пианиста, он мне сейчас сыграет. Придёт, да, настоящий музыкант, он сыграет, я хочу, чтобы эти стены огласила подлинная, великая музыка. Чтобы она смыла всю грязь с этих стен. Сейчас придёт музыкант, я вызвала, я заплатила, я купила, я жду не дождусь, когда вас, мрази, тут не станет, ненавижу, вся Россия ваша — мразь. И я знаю, отчего тут только мразь выживает. Нет солнца над землёй. Вот уже четыре недели — серое небо, нет солнца. Его просто нет. От того все русские такие больные и злые. Нет солнца! Нет!
КОСТЯ. Чёкнулась.
НИНА. Я? Может. Знаешь, как правило с ума сходят очень порядочные люди, так сказал мне один знакомый психиатр, он знает. Вот и я с ними. Подлецы не сходят с ума. Живут.
КОСТЯ. Не капай на нервы со своей музыкой.
НИНА. «У дороги чибис, у дороги чибис…» Это русский мотив. Гадкий какой у нашей великой родины мотив. Никакенный. Отвратительный. Раздражающий. Ладно, гуляй. Иди вон.
КОСТЯ. Хватит, сказал.
НИНА. Я дома. Мне нужно. До вас мне дела нет. Вся Россия встала у моих окон и просит подаяние — дай, дай, дай, побирушки! Не дам. Не дам. Никому ничего не дам. Мне самой мало. Убирайтесь. Всех не обогреешь. «Казак летит, казак спешит, казак не может отдохнуть…» Выключи свет, сказала!!!
КОСТЯ. Пусть будет.
НИНА. Ну, что? Что надо тебе, что?
КОСТЯ. Ничего. Так. Злой я, да?
НИНА. Что?
КОСТЯ. Да вот, говорит тут кое-кто так. Так?
НИНА. Не знаю. Мне всё равно. Всё, что было до того — не считово, всё с начала, всё с начала, всё с начала, всё с начала…
КОСТЯ. Ладно. Давай с начала. И я тоже с начала, с самого начну. Ты прости меня, что я вчера так. Прости.
НИНА. «У дороги чибис! Он кричит, волнуется, чудак! Ах, скажите, чьи вы?! Ах, скажите, чьи вы?! И зачем идёте просто так?!..» А что ты вчера?
КОСТЯ. Кончай придуриваться. Прости. Мы уедем, больше никогда не увидимся и потому напоследок я… Короче — прости, сто раз — прости.
НИНА. Не знаю о чём он. (Тычет в клавиши пальцем). Отвратительный мотив. Отвратительный. Он сам звучит, я удивляюсь даже, как это так получается. Он в воздухе тут. Я утром начала с начала. Ничего не помню.
КОСТЯ. Прости, сказал. Ну?
Подошёл, закрыл крышку рояля, смотрит на Нину. Она смотрит на него снизу вверх.
НИНА. Нет, он не отвяжется. Не знаю, за что прощать. Но — пожалуйста. Простила.
КОСТЯ. Ты наврала мне или правда?
НИНА. Что?
КОСТЯ. Что ты — любишь меня? Нет, что я тебе нравлюсь? Ты говорила вчера, говорила, говорила, я помню? Так?
НИНА. Так. Ты красивый. Правда. Я люблю тебя. Вернее, любила. Хотела радости. Но как часто бывает — ошиблась. Самое ужасное в жизни — в ком-то разочаровываться. Вот я и разочаровалась. Но это вовсе ничего не значит. Всё равно ты тут останешься. Нет, не ты, а как тебе объяснить — мальчик-хлебопёк, которого я выдумала. Я его буду целовать каждую ночь и любить. Есть жизнь — эти стены, бардак и есть главное — когда выключается свет, и я могу себе представить, как должно быть. Вот там — нарисованная дверь и там ты придуманный есть, а тут — есть ты не придуманный. Там я люблю тебя, тут — нет. Выдумка. Вымысел. Фантазия. Магия. Там. Ну вот, я опять выступаю с лекцией. Извини. Это я сама себе. Это сложно понять.
КОСТЯ. Хочешь войти туда? Выключить свет?
НИНА. Зачем? Пусть горит. Я всегда не тут, а там.
КОСТЯ. Враньё всё это. Неправда. Выдумка. Любви нету. Что ты рисуешься, загадку из себя строишь? Ты блядь обыкновенная, Нина, сеструха милая, вот кем ты стала, понимаешь?
НИНА. Да, да, стала, да, да, любви нету. Есть выдумка. Фантазия. Магия. Там.
КОСТЯ. Нет, не фантазия, а враньё.
НИНА. Думай так.
КОСТЯ. Ладно, давай, колись.
НИНА. Что?
КОСТЯ. Это ты, скажи мне?
НИНА. Кто — ты?
КОСТЯ. Сама знаешь.
НИНА. Кто?
КОСТЯ. Кто, кто. Ты моя сестра, которая умерла тогда, давно. Так? Это ты? Ты не умерла тогда, да? Не умерла, я знаю. Ты лежала тогда в гробу, я стоял рядом и я знал, что ты притворяешься, спишь, глаза закрыла и смеёшься над всеми, кто тут был. Ты не умерла тогда, да?
НИНА. Мёртвые только в театре на поклон поднимаются из гробов. Тут — нет.
КОСТЯ. Ладно врать, говори правду — юлит, врёт, ну? Ты? Ты пришла специально, чтобы отомстить нам всем, да?
НИНА. Я ничего не понимаю.
КОСТЯ. Не понимает, ага, как же. Не может быть, чтоб было просто так. Ты — она, так ведь? Не может быть, чтоб в день её смерти тут появилась бы Нина, которой столько же лет, которая похожа на неё, пришла бы именно Нина, та, кто нас выселяет отсюда — ведь это ты?
НИНА. Пощупай лоб, наверняка, он у тебя горячий. Ты что-то нафантазировал, а мне не нравится эта твоя выдумка и слова о смерти. Я — не она. Ну, давай, если у тебя настроение на прощание поиграем — во что-то другое. Даже можно во что-то страшное, ведь ты сейчас уйдешь в те двери со своим скарбом — какое слово хорошее, гроб будто уносят, старую жизнь мою будто в гробу уносят — уйдёшь в те — не в эти двери — со своим скарбом. Иди, скарабей… (Смеётся) А я скажу — не считово, начинаю с начала, и это будет действительно начало новой жизни…
КОСТЯ. Это ты.
По тротуару идёт старик с палочкой. Шёл, шёл, остановился — легонько стукнул палкой в окно, стекло задребезжало. Нина и Костя смотрят в окно.
НИНА (быстро). Выключи свет!
Костя выключил свет. Темно. От фар проезжающих машин с улицы по стенам едут какие-то блики, тени. Старик снова стучит в окно палкой. Нина и Костя не двигаются. Старик потоптался на месте, пошёл дальше по тротуару, всё так же во все окна квартиры палкой тихонько постукивая. Жанна в комнате Софьи Карловны посмотрела на окно, голову опустила, плачет.
Полумрак в квартире, тихо. Нина и Костя молчат. Смотрят в окно на освещённую уличным фонарём теплотрассу, на зелёную траву и на бабочек, которые не спят в ночи, а всё так же трепещут крылышками над тёплой землёй.
КОСТЯ. Это ты.
НИНА. Не я.
КОСТЯ. Ты.
НИНА. Нет.
КОСТЯ. Ты.
НИНА. Не пугай меня.
КОСТЯ. Ты. И эту коробку я недаром нашёл. С твоими вещами.
НИНА. Коробку?
Нина встала на колени. Чиркнула зажигалкой, достаёт из коробки шкатулку, камешки, одежду, бумаги, рассматривает их, будто поджечь хочет, притрагивается ко всему.
Шкатулка, обклеенная ракушками… Я забыла, что такие бывают… Надо же… Это, моя, из детства… Папа привёз с курорта, из Крыма. Да? А это?
КОСТЯ. Куриный Бог.
НИНА. Камешек с дырочкой. На счастье. На веревочке. (Смеётся, встала с коленей, повесила Косте на шею веревочку с камешком, смотрит ему в глаза). Я таких тогда на море нашла много, привезла домой целую сумку…
КОСТЯ. Твоя. Твоя коробка.
НИНА. Ты с ума сошёл. Ладно. Хочешь поиграть? Давай. Сейчас можно. Темно. Можно. Мы будто там, за дверью. Считай, что я — это она. Сейчас придёт машина, вас увезут. У меня начнётся всё заново, с начала, и потому — поиграем, если так хочешь. Ведь я люблю игру. Я люблю красивую неправду.
КОСТЯ. Ты — она? Да? Бывает же какое-то переселение душ или какие-то совпадения, да? Какие-то чудеса, да? Ты — она? Она?
Нина оторвала от боа пёрышко, дунула и пёрышко полетело, как бабочка. Ещё одно оторвала, ещё и ещё. Сиреневые пёрышки полетели по комнате, упали на голые ветки цветов.
НИНА. Господи, сколько у вас мусора всякого. Я не люблю мусор. Даже когда пепельница с окурком, я сразу бегу её выбрасывать. Тут что-то на подсознании работает. И вся эта упаковка. Её столько стало — мешки, какие-то пакеты, полиэтилен, всякая химия, резинки какие-то, всего этого теперь так много. Зачем помидоры оборачивать пленкой и продавать? Мусор. Мусор везде. Мне это надо выкинуть всегда, и не просто в ведро, а из дома вынести и выбросить. У меня чесаться всё начинает, если в доме много мусора… У вас надо всё вынести. Выкинуть, пыль, грязь, выкинуть эту грязную жизнь или можно от неё с ума сойти, с ума сойти…
