Анни. Да.
Генри. Я люблю тебя.
Анни. А я – тебя. Иначе меня бы тут не было.
Генри. Ну так скажи мне…
Анни. Я люблю тебя.
Генри. Не то.
Анни. Нет, то. Самое важное.
Генри. Другое тоже важно.
Анни. Нет.
Генри. Для меня важно. Было – значит, было. Чем мучиться, лучше знать правду. Иначе я не смогу работать.
Анни. Шантажист.
Генри. Ты бы меня тоже спросила.
Анни. Никогда не спрашивала.
Генри. А ничего и не было.
Анни. Еще как было…
Генри. В твоем воображении.
Анни. Какая разница? Весь первый год я боялась любой женщины младше пятидесяти, даже тех, с кем ты еще не знаком.
Генри. Но ты же одумалась.
Анни. Не одумалась, а перестала об этом думать. Решила, что раз ты со мной – значит, тебе самому так хочется, никто ведь не заставляет. А остальное мне безразлично.
Генри. А мне – нет.
Анни (тверже). Я уже сказала. Мы с Билли все утро просидели в привокзальном кафе, поэтому домой я пришла не сразу. А про поезд наврала, чтоб не говорить про разговор с Билли – ведь это тоже вроде неверности… Но тебе важно только одно: спала я с ним или нет.
Генри. Ну и?…
Анни. Нет.
Генри. А хотела?
Анни. Генри, Бога ради!
Генри. Спроси и ты меня.
Анни. Я твои тайны уважаю.
Генри. А у меня их нет. Отрекаюсь. Ты – хотела?
Анни. Но хоть чувство собственного достоинства у тебя есть?
Генри. Понятно. На моем месте ты бы повела себя иначе. А я не верю в достойное поведение, в милые беседы: «Аманда, как поживает твой любовник?» – «Сегодня был в ударе, Чарльз. А твоя любовница как?…» Нет, я верю в душевную смуту, слезы, боль, самозабвение, потерю собственного достоинства – в наготу верю. Не думать, жить без забот – все равно что не любить. Ну скажи – было? Ведь было?
Анни. Не думать, жить беззаботно – при чем тут это? Заведи я любовника, думать было бы уже не о чем. Не было б у меня ни вины, ни угрызений совести.
Генри. Не было бы?… А о чем вы говорили?
Анни. В основном, о Броуди.
Генри. Ну конечно. Я так и думал.
Анни. Билли хочет играть в его пьесе.
Генри. И когда же вы с Билли снова увидитесь?
Анни. Он уехал, у него договор на другой спектакль. Но я обещала с ним встретиться. Я хочу его видеть.
Генри. Отлично, когда? Я тоже поеду, ты не против?
Анни. Отчего же, поехали. Нужно же за мной присмотреть…
Генри. Так когда?
Анни. Наверно, на выходные.
Генри. А куда?
Анни. В Глазго.
Генри. Билли приехал с тобой из Глазго, а потом тут же отправился назад?
Анни. Да.
Генри. И я должен хранить собственное достоинство? Знаешь – не выходит. У меня появилась навязчивая идея. Я и думать-то ни о чем другом не смогу.
Анни. Так нельзя. Найди в себе какой-то уголок, где я ничего не значу. Зацепись. Иначе тебя не за что любить. А что ты сделал с вещами, с одеждой… И главное – с самим собой. Ужас!.. Это просто не ты. А люблю я – тебя.
Генри. Знаешь, в эти выходные я занят. Надеюсь, все будет хорошо.
Анни. Спасибо. (Идет в спальню.)
Генри. Что Билли говорит о пьесе?
Анни. Что Броуди писать не умеет. (Уходит.)
Генри вынимает из пакета подарок – шотландский клетчатый шарф.
Билли и Анни.
Анни читает в поезде.
Билли подходит к соседнему свободному месту. Говорит с шотландским акцентом. В руках у него саквояж. Диалог идет с усилением, через микрофон.
Билли. Простите, это место не занято?
Анни. Нет.
Билли. Не возражаете?
Анни. У нас свободная страна.
Билли садится.
Билли. Вы так считаете?
Анни. Что?
Билли. Что страна свободная.
Анни не отвечает.
Далеко едете?
Анни. В Лондон.
Билли. Значит, до конца.
Анни привстает, собираясь пересесть.
Читайте, читайте, мешать не буду.
Анни. Спасибо. (Пересаживается.)
Билли. Меня зовут Билл.
Анни молчит.
А можно задать вам один вопрос?
Анни. Мэри.
Билли. Мэри, можно задать вам один вопрос?
Анни. Один.
Билли. Когда мы прибываем в Лондон?
Анни. Если не опоздаем – в половине второго.
Билли. Мэри, вы мне напомнили Муссолини. Знаете, как про него говорили: «Пускай он фашист, но…»
Анни. Нет… не то… это старый текст.
Билли (чуть слышно выругавшись). Прости, Роджер…
Голос Роджера. Ладно, вырежем.
Анни. Откуда, Роджер? Сначала?
Голос Роджера. Погодите минутку.
Свет меняется. Видно, что выгородка стоит на телестудии. Анни встает, отходит. Билли следом. Они что-то говорят друг другу – коротко. Затем Анни садится на место, а он остается – растерянный, отторженный. Видно, что обоим тяжело. Мгновение спустя свет гаснет.
Генри один, слушает «Арию на струне соль» Баха.
Генри и Анни.
Из спальни появляется Анни, она одета, собирается уходить, торопится.
Генри (увидев ее, настойчиво). Послушай…
Анни. Некогда, опаздываю.
Генри. Это важно, прошу тебя.
Анни. Ну что такое?
Генри. Послушай.
Она понимает, что он имеет в виду музыку. Прислушивается.
Чье это?
Анни (довольно). Тебе нравится?
Генри. Очень.
Анни. Это Бах. Поздравляю.
Генри. Мошенник!
Анни. Что-о?!
Генри. Он украл эту мелодию.
Анни. Кто, Бах?
Генри. Да, у «Прокьюл Хэрем», просто нотка в нотку сдул. Только хуже! И украсть толком не мог… Погоди, сейчас оригинал поставлю. (Направляется к проигрывателю.)
Анни довольна им, но ей надо идти. Подходит к Генри.
Анни. Счастливо поработать.
Бегло целует его, но Генри длит поцелуй. Говорит он, однако, по-прежнему несколько отрешенно.
Генри. Тебе тоже.
Анни. Сегодня последний день съемок. Может, заедешь?
Генри пожимает плечами.
Ладно, как хочешь.
Генри. Кто я такой… Соавтор-призрак…
Звонит телефон.
Анни. Если с телевидения – скажи, что я уже ушла.
Генри (в трубку). Она уже ушла… Э-э… (Обращаясь к Анни.) Твой приятель.
Анни в нерешительности.
Ладно, все, тебя нет.
Анни берет трубку.
Анни (в трубку). Билли? Да. Что? Да, конечно. Опоздаю немного. Ну пока… Хорошо. (Вешает трубку.) Я люблю тебя. Понимаешь?
Генри. Не вполне.
Анни. Считаешь, что я веду себя некрасиво?
Генри. Нет. Наверно, я сам виноват – был слишком занят собой, оставил дверь открытой…
Анни. Вот меня и вынесло за порог как пушинку. Но я вернусь.
Генри. Ради меня? Не надо. Насильно я тебя возвращать не стану. Я так не могу и не хочу. Как-то глупо: стоит мне расстроиться, ты говоришь, что вернешься… Что ж, постараюсь больше не расстраиваться. И не бить на жалость. Это скучно, противно. Не играть же роль Макса, твоего бывшего. Помнишь? «Мне худо – люби меня…» Безвкусица. Следовательно? Буду гордым рогоносцем, это трудно, но возможно. Привыкну к мысли, что мы современная пара. Не будем врать, лицемерить – мы же выше этого. «Монополия хороша в колониальной политике, а не в любви…».
Анни. Прошу тебя, перестань.
Пауза.
Генри. Вся беда в том, что я не могу никакой частью души отделиться от тебя, стать независимым. Я и пишу-то только, чтоб быть достойным тебя и зарабатывать на жизнь с тобой. Жить как хочется. Не тебе, а мне – но именно с тобой. Без тебя мне ничего не нужно. Жрал бы консервы, ходил в грязных рубашках… А так – носки каждый день меняю, деньги зарабатываю, превращаю невнятный бред во внятный – пускай Броуди тоже писателем считается. Правда, из тюрьмы его пока никто не выпускает. Может, судьи почуяли подделку – что-то неподлинное, как в любви блудницы. Meretrix…
Анни. Не ввязывался бы, если считал, что это неправильно.
Генри. Но ты-то считала, что это правильно. Я не могу жить по двум нравственным системам одновременно. Я выбрал твою: то, что ты считаешь правильным, – правильно; и то, что ты делаешь, – правильно; и то, к чему стремишься, – правильно. Были же идолопоклонники, поклонялись Чарли Чаплину. Чем не Бог? Не хуже других. Они любили Чаплина. А я люблю тебя.
Анни. И за это мне все прощаешь? По-твоему, я – эгоистка, свинья, но ты меня любишь и закрываешь на все глаза, да, Генри? Спасибо, конечно, но это не о нас! Было бы много проще, будь я и вправду эгоисткой. С Билли все кончено. Мне он не нужен. Ребенок, который никак не вырастет… Знаешь, я похожа на… Радар – это такое сигнальное устройство?
Генри. Что?
Анни. Радар. От него волны исходят, да?
Генри. Не совсем…
Анна. Ну, не важно. Ты понял?
Генри. Что я должен понять? Везет мне с женами! Ни одна не в состоянии связно изложить мысль…
Анни. Погоди. Понимаешь, никакая я не эгоистка. Я даже излучаю волны, сигналы: «Замужем. Никто не нужен». А Билли не словил сигнал, нырнул под радар, в мертвую зону. Безрассудная игра в поезде, а на следующий день мне уже приятно его видеть – знаешь, словно влюбилась. Да что там – словно… Влюбилась по-настоящему. Он не заменил тебя, тебя нельзя заменить, но мне нравилось, что он – младше, что он слушается… Как ученик. А тебя рядом нет… И так далее. Мне очень жаль, что я причинила тебе боль. Но я это нарочно сделала, почему-то так было нужно. Теперь я уже не понимаю – почему, и чувствую, что глупость, но я не могу взять и бросить Билли, ведь у нас был не гастрольный романчик, все было не так, и я не такая. Я хочу, чтобы он перестал во мне нуждаться, тогда и я перестану щадить его. А пока – приходится. Пока надо выбирать, кому причинить боль. И я выбираю тебя, потому что я – твоя.
