Де ла Брив. Да я и сам изящен, а у меня ни...
Мерикур. Что правда, то правда, но смотри... здесь все свидетельствует о богатстве. Они живут великолепно.
Де ла Брив. Это буржуазная роскошь — надежная, многообещающая...
Мерикур. К тому ж у матери твердые правила. В сорок лет она все еще совестится. За все полтора года поведение самое... приличное. Успеешь ты заключить эту сделку?
Де ла Брив. Все меры приняты. Вчера в клубе я выиграл достаточно, чтоб сделать приличный свадебный подарок, — немного заплачу, а остальное будет за мною...
Мерикур. Сколько ты всего должен, не считая меня?
Де ла Брив. Пустяки. Сто тысяч франков, а тесть мой сведет их к пятидесяти тысячам. Итого у меня останется чистыми сто тысяч, хватит, чтоб начать первое дело. Я всегда говорил, что разбогатею, когда у меня не будет ни гроша.
Мерикур. Меркаде — человек хитрый, он станет расспрашивать тебя о твоем состоянии, ты хоть подготовился?
Де ла Брив. А как же: поместье Ла Брив, три тысячи арпанов земли в провинции Ланд, общей стоимостью в тридцать тысяч франков, заложенные по оценке в сорок пять тысяч. Землю эту при желании можно пустить в оборот и получить сто тысяч экю, добывая... неважно что добывая. Ты и представить себе не можешь, сколько принесла мне эта земля!
Мерикур. И имя твое, и поместье, и лошадь — все это не совсем твое.
Де ла Брив. Тише!
Мерикур. Итак, ты окончательно решился?
Де ла Брив. Тем более что я собираюсь стать политическим деятелем...
Мерикур. Что ж, ты достаточно ловок для этого.
Де ла Брив. Сначала сделаюсь журналистом.
Мерикур. Да ты никогда и двух слов не написал.
Де ла Брив. Есть журналисты, которые пишут, а есть и такие, которые не пишут. Одни, сотрудники, — рабочая скотина, которая и тянет на себе воз, другие — хозяева, предприниматели: они дают своим клячам немножко овса, а себе оставляют денежки. Нет, я буду хозяином. Примешь этакий важный вид, скажешь: «Восточный вопрос — вопрос весьма сложный, он может завести нас так далеко, что мы и сами того не подозреваем». А в конце разговора воскликнешь: «Англия, сударь мой, всегда будет водить нас за нос!». Или затянет кто-нибудь беседу, которую ты не слушал, а у тебя уже готов ответ: «Мы катимся в пропасть. Мы еще не прошли всех эволюций революционной фазы». Министерскому деятелю заявишь: «Сударь, я думаю, что в этом отношении можно кое-что сделать». Говоришь мало, много суетишься, стараешься быть полезным, хлопочешь по делу важного лица, когда самому ему хлопотать неудобно. Считаешься вдохновителем нашумевших статей. На худой конец... выпускаешь пухленький томик насчет какой-нибудь утопии, да так написанный, да такой толстый, что никто его и не раскроет, но всякий будет уверять, что прочел! Тогда становишься серьезным человеком и в конце концов делаешься «кем-то», а раньше был неизвестно чем.
Мерикур. Увы, в наше время твоя программа сплошь и рядом увенчивается успехом!
Де ла Брив. Тому есть блестящие доказательства! Призывая человека к власти, теперь не спрашивают, что он может сделать хорошего, а спрашивают, что он может сделать дурного! Теперь дело не в таланте, а в уменье наводить страх. В политике нынче стали трусливы, ибо у всех по темным уголкам накопилось порядочно грязного белья, а выстирать его нет возможности. Я отлично знаю наш век. Светские обеды, карточная игра, ростовщики — вот где я проходил курс политических наук. Я исследовал все закоулки, а потому наутро после свадьбы приобрету важный, глубокомысленный вид и определенные убеждения. Выбор большой. У нас во Франции меню убеждений столь же разнообразно, как в хорошем ресторане. Я решил стать социалистом. Мне нравится это слово. В любую эпоху, дорогой мой, имеется существительное, которое открывает перед честолюбцами все двери. До тысяча семьсот восемьдесят девятого года объявляли себя экономистами, в тысяча восемьсот пятом — либералами. Партия завтрашнего дня называется социальной, быть может, оттого, что она антисоциальна, ибо во Франции, чтобы понять истинное значение слова, надо вывернуть его наизнанку.
Мерикур. Однако твоя расточительность принесла тебе недурные проценты.
Де ла Брив. Вот именно.
Мерикур. А ведь, между нами, ты самый обыкновенный завсегдатай маскарадов и за острослова можешь сойти лишь в глазах тех, кто сам рта не раскрывает. Как же быть? Ведь нужно кое-какое умение...
Де ла Брив. Друг мой, на всяком поприще — в коммерции, в науке ли, в искусствах, литературе — всюду нужен основательный вклад, особые знания, нужно доказать свои способности. В политике же, дорогой мой, всего можно добиться и чем угодно можно стать при помощи одной лишь фразы...
Мерикур. А именно?
Де ла Брив. Слушай: «Взгляды моих друзей... Убеждения, которые я разделяю...» Попробуй пойми!
Те же и Минар, здороваются.
Минар. Вероятно, я имею честь говорить с господином де ла Бривом?
Де ла Брив. Да, сударь.
Мерикур (шепотом де ла Бриву). Это тот самый молокосос, о котором говорила нам горничная: ухаживает за наследницей...
Де ла Брив. За наследством...
Мерикур. И ему отказали ради тебя...
Де ла Брив наводит на Минара лорнет.
Минар. Вы — счастливец, сударь, на вашей стороне все преимущества богатства, девушка вам нравится — вы женитесь на ней...
Де ла Брив. Позвольте мне, сударь, надеяться, что, и не располагая состоянием, я все же благодаря личным своим качествам...
Минар. Ах, будь у меня ваше состояние!
Мерикур (де ла Бриву). Бедняжка! Вряд ли бы он очень разбогател...
Минар. Я никому не уступил бы это сокровище, эту прелесть и совершенство, но на вашей стороне — отцовская власть.
Де ла Брив. А на вашей, сударь?
Минар. Ах, к сожалению, только моя любовь.
Те же и Меркаде. Меркаде прислушивается.
Де ла Брив. В таком случае, сударь, не знаю, чем бы я мог вам быть полезен или приятен.
Минар. Сударь, раз уж случай свел нас, прошу вас, как это мне ни трудно, сделайте ее богатой, сделайте счастливой.
Меркаде (в сторону). Богатой? Что это он говорит? Да он все испортит! (Выходит.)
Де ла Брив (Мерикуру). А забавный молодой человек! Надо его подбодрить, на тот случай, если супруга моя окажется уж слишком уродлива...
Меркаде. Здравствуйте, дорогой мой Мерикур. Видели ли вы мою жену? (Обращается к де ла Бриву.) Хозяйки заставляют вас ждать? Ох! Уж эти мне наряды!.. (Смотрит на Минара.) Господин Минар, я думал, что у вас есть некоторый такт... Мы, кажется, объяснились начистоту...
Минар. Извините, сударь.
Меркаде. Страсть оправдывает многое, но существует некая деликатность, которой не следует поступаться ни при каких обстоятельствах...
Минар. Я понимаю, сударь.
Мерикур (к Меркаде). Ну, этот не опасен.
Меркаде (шепотом Минару). У вас недостаточно огорченный вид. (Вслух.) Прощайте, любезнейший. (Шепотом.) Ну же, вздыхайте!
Минар (Мерикуру и де ла Бриву). Прощайте, господа. (Меркаде.) Будьте снисходительны, сударь... Я ведь расстаюсь со своим счастьем.
Меркаде провожает его до дверей.
Те же, кроме Минара.
Меркаде. Бедный молодой человек! Я, быть может, поступил сурово, мне жаль его, ведь он просто обожает мою дочь! Что же поделаешь? У него всего-навсего десять тысяч франков ренты да должность.
Де ла Брив. С такими деньгами далеко не уйдешь!
Меркаде. Какое там — прозябать будешь! Он по достоинству оценил Жюли и, как человек сметливый, привлек на свою сторону мою жену. Но у него один большой недостаток: он сирота при живых родителях, и думает он о них не больше, чем они о нем. Не понимаю, как в таких условиях можно домогаться дочери человека, который кое-что смыслит в делах.
Де ла Брив. Не такой вы человек, чтобы выдать дочь, девушку большого ума и с хорошим приданым, за первого встречного.
Меркаде. Ну разумеется! Однако, господа, пока дамы еще не вышли, мы можем поговорить о делах.
Де ла Брив (Мерикуру). Начинается!
Меркаде. Значит, вы влюблены в мою дочь?
Де ла Брив. Влюблен безумно!
Меркаде (в сторону). Дело дрянь! (Вслух.) Безумно! Для семейного счастья это чересчур много.
