МИША (подпевает). А ничего, слушай! Скажи, ты сам это делаешь?
Скулеж медведя.
Это очень даже ничего! Это мы могли бы ходить по ярмаркам, просить подаяния… как, собственно, уже и делали в девяностые годы… Я бы водил, ты бы пел… Ведь цыгане — они, мне кажется, вроде нас. Они утратили какого-то своего бога. И вот теперь этот бог сократился до медведя, которого они водят по ярмаркам. Он пляшет, они поют. И поэтому никто в России не может спокойно слушать цыганское пение. Мы понимаем, что нас это ждет, что мы сами когда-нибудь так пойдем, потому что бог наш больше не может о нас заботиться. Он сдал нашу землю в аренду, а потом еще в субаренду… Скоро мы пойдем по этой земле, ничему не хозяева, и будем петь эти невыносимые песни, которые обычно поем только спьяну, потому что у трезвого на уме, а у пьяного на языке. Ты заметил, что они все о бродяжничестве?
По диким степям Забайкалья…
Медведь подпевает.
Вот это твое человеческое лицо мне гораздо больше нравится. Жаль, что это только во время кризиса. А вот эту знаешь: «Клен ты мой опавший»…
Поют хором.
Слушай, нормально! Давай выпьем! (Берет бутылку водки, передает в ванную.) Только оставь!
За дверью бульканье, через минуту вылетает пустая бутылка.
Я же говорил — оставь! Вот жадная тварь! Ты что, остановиться не можешь?
Скулеж медведя за стеной переходит в жалобное повизгиванье.
А, черт с тобой. Ну, пой теперь. Все, что знаешь.
Из-за двери доносится «Меж высоких хлебов».
Миша подпевает.
Легкий стук в окно. Миша подходит к окну, выглядывает.
А, это опять вы?
НЕСОГЛАСНЫЙ (влезая). А вас еще не скормили?
МИША. Нет, как видите. Да и вас не взяли.
НЕСОГЛАСНЫЙ. Да, правда. Такая тоска, не представляете.
МИША. Почему?
НЕСОГЛАСНЫЙ. Ну, не то чтобы я, конечно, так уж хотел, чтобы взяли… Жена какая-никакая, дети… от другой, правда, но неважно… Но раньше они хоть как-то реагировали, а теперь вообще никак. Кажется, им не до меня.
МИША. Им и было не до вас.
НЕСОГЛАСНЫЙ. Ну, знаете… Раньше хотя бы дубинкой… Был смысл…
МИША. Да и тогда никакого не было. Что за радость, не понимаю…
НЕСОГЛАСНЫЙ. Был, не говорите. Корреспонденты приезжали, вообще какое-то ощущение жизни… А сейчас, понимаете, — вообще черт-те что. ОМОН соглашается выходить на улицы, только если мы заплатим. Мы, понимаете! За то, что они нас дубинкой!
МИША. Ну а что такого? Это же не им нужно?
НЕСОГЛАСНЫЙ. А что, нам?
МИША. А что, им?
НЕСОГЛАСНЫЙ. Ну, знаете… А что это у вас караула больше нет?
МИША. Гастарбайтеров выслали, а наш устал.
НЕСОГЛАСНЫЙ. Ну да, я так и думал… Как-то они вообще все стали делать спустя рукава. И хватают-то все больше своих…
МИША. Это как раз понятно. Когда они хватают ваших, они сразу получаются сатрапы, а когда своих — они сразу ангелы. Им сейчас важнее быть ангелами. Сатрапами хорошо, когда денег много.
НЕСОГЛАСНЫЙ. И что нам делать?
МИША. Ну, если у вас есть стратегическая цель — чтобы они схватили… то лучше всего, наверное, как-то влезть в систему и сильно провороваться. Тогда, может быть, возьмут. Или влезть и провороваться слегка — тогда возьмут точно. Я заметил — они сейчас берут в среднем за миллион.
НЕСОГЛАСНЫЙ. Не больше?!
МИША. Нет, больше — начинаются уже неприкасаемые. Так что в систему, и вперед.
Вбегает Алик.
АЛИК. Дяденька диссидент, возьмите меня!
МИША. Ты почему не на Селигере?!
АЛИК. Я сбежал, пап, дураков нету кроссы бегать за спасибо. Дяденька диссидент, возьмите меня, пожалуйста. Я теперь тоже диссидент.
НЕСОГЛАСНЫЙ (Мише). Это ваш?
МИША. Мой, да.
АЛИК. Представляете, они столько обещали и так кинули! Они обещали, что шестерки будут комиссарами, комиссары соберутся в кулак, всех кулаков повезут на Селигер и там покажут Бинома! После чего сразу Высшая школа экономики. А они знаете что сделали? Они раскулачили кулаков и отменили Селигер! Я уже не говорю про Высшую школу экономики! Вместо нее теперь… (Рыдает.) Новочеркасский ветеринарный техникум!
МИША. Ну, что ж. Тоже профессия. Без экзаменов хоть?
АЛИК. Пап, ты что, издеваешься?
МИША. Нет, сынок. Я вполне серьезно. Я даже думаю, что для тебя это будет сейчас не самое худшее место. Когда-нибудь, лет через двадцать, у нас опять кто-нибудь зародится, и ты по крайней мере будешь знать, как его лечить…
Скулеж медведя.
Видишь, он согласен. Ему плохо, а я ничего не могу сделать.
АЛИК. Дяденька диссидент! Возьмите меня! Я уже был почти шестеркой!
НЕСОГЛАСНЫЙ. А что ты умеешь делать?
АЛИК. Ой, я много чего умею! Я мумием могу поливать, могу проклинать, камлать могу…
НЕСОГЛАСНЫЙ. Как?
АЛИК. Камлать! Я вас научу, это легко. Это вот так: «Враги Бинома, враги Бинома! Не дадим вбить клин, не дадим вбить клин!» Я могу вывести на улицы пятьдесят человек!
НЕСОГЛАСНЫЙ. Зачем?
АЛИК. Чтобы камлать! Я еще могу знаете что? Я могу броситься на неприятного человека и закричать «Папа, папа!».
МИША (грустно). Спасибо, сынок!
АЛИК. Пап, ну ты ни при чем! Просто, представляешь, — пятьдесят человек напрыгивают и кричат: «Папа, папа!». Это же сразу насмерть.
МИША. Алик… Ты же только что в них плескал мумием…
АЛИК. Пап, это когда было! Нас же тогда еще не кинули. Дяденька диссидент, вы папу не слушайте, он негибкий. Если вы меня возьмете, мы первую неделю всей пятеркой можем бесплатно.
НЕСОГЛАСНЫЙ. А потом?
АЛИК. А потом договоримся, У нас гибкая система скидок. Если вы не можете в Высшую школу экономики, то мы сначала можем договориться по «Твиксу». Но в «Твиксах» это много, сами понимаете. Можно «Баунти». Еще в кино можно. Дальше можно разговаривать по велосипедам.
НЕСОГЛАСНЫЙ. Господи, что ж мне так скучно-то, а?
АЛИК. Вот видите! С нами вам сразу станет нескучно.
Несогласный внезапно выпрыгивает в окно.
Стук, чертыхание.
НЕСОГЛАСНЫЙ (снизу). Черт, опять забыл, что второй этаж…
Скулеж медведя.
МИША. Иди к себе, Алик. Я попробую его успокоить. Может, споем еще…
Звонок в дверь. Миша открывает. На пороге Полковник, с ним Идеолог и телегруппа.
ПОЛКОВНИК (вволакивает Идеолога). Стоять, тварь.
Телегруппа наводит технику.
Признавайся, Иннокентий Всеволодович.
ИДЕОЛОГ. Я признаю себя виновным. (Дрожащим голосом, заученно, сквозь слезы.) Признаю себя виновным… прежде всего в нецелевом расходовании средств. Я обязался израсходовать средства на одно, а израсходовал на другое. Я оставил часть денег себе. Еще немного денег я украл и не заплатил налоги. Это началось еще в детстве, когда я нашел на улице рубль и не заплатил налоги. С тех пор я никогда не платил налоги. У меня было две любовницы. Я пользовался обеими и не платил налоги. Я вел себя безобразно. (Рыдает.) Я жопа.
РЕЖИССЕР ТЕЛЕГРУППЫ. Погромче, пожалуйста.
ИДЕОЛОГ. Я жопа! Шампанское стаканами тянул, все отвергал — законы, совесть, веру. Жил в Одессе, бывал в Крыму, ездил в карете. Лгал, все лгал. Мамашу зарезал, папашу задушил, а младшую сестренку невинности лишил. Кризис из-за меня. Прошу использовать на стройках народного хозяйства.
МИША. Подождите, подождите. Полковник, тут что-то нечисто. Я же его видел, он сюда приезжал. Он ничего не лгал. Он совершенно искренняя сволочь.
ПОЛКОВНИК. Да какая разница, Михаил? Что ты как маленький, я не знаю. Их сейчас всех начнут по одному — губернаторов, вице-губернаторов, этих вот… по идейной части… Бабок нет, так? Кто-то виноват, так? Пускай теперь рассказывает, как рыл тоннель Москва-Тбилиси.
МИША. Но вы бы хоть текст придумали ему. Какие две любовницы? Ему с одной бы справиться, и то если она все время будет говорить про империю.
ИДЕОЛОГ. Не справиться, это точно, я только мозги, остальное мне неинтересно…
ПОЛКОВНИК (Мише). Слушай, академик, не лезь. Без тебя тошно. Он идеолог, он знает, что говорить…
ИДЕОЛОГ. Я готовил покушение. Я замышлял ужасное. Я говорил глупости.
МИША. Вы бы это все сказали в программе «Сходитесь». Рейтинг был бы — мама дорогая!
ПОЛКОВНИК. Закрыли программу «Сходитесь».
МИША. Вот черт, а я и не знал. За что же?
ПОЛКОВНИК. Дискутировали много. Надо было сразу меж глаз… Вместо нее теперь ток-шоу «Разойдись».
Вбегает АП.
АП. Отсняли?
ПОЛКОВНИК. Иннокентий, имеешь что добавить?
ИДЕОЛОГ. Прошу убить не сразу, дать помучиться. (Рыдает.)
АП. Скармливайте.
МИША. Что значит — скармливайте? Вы в своем уме? Я понимаю, когда этот предлагал, но вы-то…
