– Что, будапештский рейс уже впустили?
– Не знаю, – сухо сказала дежурная. – Выйдут – увидите. Юра посмотрел на приятеля. Тот вздохнул и подошел к дежурной. Она увидела его и только и сказала:
– Ой… Это вы?…
– Я, – скромно сказал актер. – А это мой друг. Мы встречаем из Будапешта нашу киноактрису. Хотелось бы не омрачать встречи.
– Вы проходите. Только не здесь, а то все полезут. Вы с той стороны, через зал депутатов.
– Спасибо.
– Скажите… Вы извините, вот мы спорили: у вас мальчик или девочка? Клава говорит, она читала, что сын, а мне один пилот сказал, что вы с дочерью летели.
– В настоящее время, – сказал актер, – у меня только голубой пудель и язва желудка. Передайте это, пожалуйста, Клаве и вашему другу-пилоту.
Они сидели в зале ожидания для депутатов. К ним подошла девушка в форме, поставила на стол две чашки кофе.
– Вот, – сказала она, – пожалуйста. Этот вот – без сахара, как вы любите. – И она подвинула чашку актеру.
– Кто вам сказал, что я так люблю? – удивился актер.
– У нас одна стюардесса читала ваше интервью.
– Она ошиблась. Это Марчелло Мастроянни пьет несладкий. И вот – мой друг. А я – три куска. – Он взял сахар у Юры и сказал ему: – Что у тебя за манера рассказывать о своих привычках? – И улыбнулся девушке: – А вы не посидите с нами? Скрасили бы, так сказать.
– Не могу, работа. Я вам скажу, когда их подвезут. А что за актриса? Демидова?
– Нет, это новая кинозвезда. На наших экранах она еще не сверкала.
– Иностранка?
– Нет, наша. Но в экспортном исполнении.
– А вы дома тоже все время вот так вот, шутите?
– Дома? Трудно сказать, поскольку дома я практически не бываю.
– Все время играете?
– Все время.
– И все время разные роли?
– Все время одну и ту же.
– Ну да… Кого же?
– Актера высшей категории, – мрачно сказал актер.
– До чего же вы забавно говорите… А правда, что у вас жена замминистра?
– Кто?
– Девочки говорили.
– А в каком министерстве – не говорили?
– Нет.
– Жалко.
– Ой, ну почему все так любят сочинять? И главное, так авторитетно.
– Обидно. А у нас сценарии писать некому.
– Вон, – сказала девушка. – Идут.
В зал ожидания вошла Катя. Юра уже встал ей навстречу, но тут он увидел, как к ней подошел таможенник, они поговорили и пошли куда-то. За ними поплыли ящики. Через некоторое время Катя вышла: в руках у нее была только шляпа.
– Катя! – крикнул ей через барьер Юра. Она увидела его, помахала рукой.
Юра заметил, что актер несколько разочарован ее видом, – он ожидал, очевидно, увидеть совсем иное, и сказал как бы извиняясь:
– Понимаешь, – группа, коллектив. Неудобно выделяться…
И вот они уже стояли втроем, все трое ощущая некоторую неловкость.
– Симпатичная штучка, – сказал актер, разглядывая Катину шляпу. – Умеют делать, черти…
– Ну, хорошо, – сказал Юра. – Чего мы стоим? Поехали.
– Куда? – спросила Катя.
– Как куда? Ко мне. Стол накрыт.
– Но мне домой, – сказала Катя.
– Куда домой? – не понял Юра. – В Верхнеярск?
– Домой – домой. К бабушке.
– Но слушай, это же глупо.
– Почему? У меня еще два дня отпуска.
– Вот и хорошо. Проведешь их здесь. Подготовлена культурная и деловая программа.
– Да нет, Юра, спасибо, в другой раз.
– Какой другой раз? О чем ты говоришь? Уже все договорено. Завтра тебя ждут на киностудии. Будет кинопроба. Скажи спасибо, – он кивнул на приятеля.
– Спасибо, – сказала Катя, – но это лишнее.
– Иметь лишнюю роль никогда не лишне, – заметил актер. – Или вы теперь только в зарубежных?
– Да нет, что вы, это ведь так… Случайно.
– Все так начинают. А некоторые даже…
– Нет, но я и начинать не хочу.
– Это хорошо. Молодец, – похвалил актер. – У нас не любят, кто сам хочет. У нас любят уговаривать. Но не пережимайте.
– Ладно, – решительно сказал Юра. – В общем, никуда ты не едешь, ни к какой бабушке, едем ко мне, там все обговорим.
– Нет, Юра, я поеду домой.
– Ну, ладно, братцы, – сказал актер. – Вы тут решайте, я пока колесами займусь. Ехать все равно надо. – И он ушел.
На площади, на стоянке такси, стояла огромная очередь. Актер стал чуть в стороне.
– Слушай, я не понимаю тебя, – кипятился Юра. – Ведь если утвердят, ты понимаешь, что это значит? Это же – другая жизнь…
– Я понимаю. Но я не хочу другой.
Около актера выстроилась очередь такси. Шоферы спорили:
– Со мной поехали, начальник, – доказывал один. – Аппаратик вон, новенький…
– Ты на этой неделе Олега Попова возил? Хватит с тебя, – отвечал ему другой.
Не слушай их, шеф, – возражал третий. – Они ж темные люди, они ж в кино не ходят, они же тебя только по ящику смотрят…
Подошел диспетчер.
– В чем дело, братцы? Почему не работаем? Вон где очередь, а ну-ка… – Он козырнул актеру. – Здравия желаю. А где вещички?
– Там вон.
– Понял. Сейчас все будет. Бурдюков! – крикнул он стоящему в хвосте таксисту. – Обслужи культурно. – И подмигнул актеру. – Новичок. Моральное стимулирование.
Юра злился.
– Ну что с тобой, я не понимаю?
– Со мной ничего, Юра. Со мной все в порядке.
– Значит – со мной?
– И с тобой все в порядке.
– Так что же тогда?
– А как Ласло, приедет?
– Да что тебе Ласло?
– Просто так. То вы все вместе, а то…
– Не знаю. Катя, слушай… Глупо так, посреди площади… Что мы, дома не можем? Поехали, там все обсудим. Не захочешь, уедешь.
– Не захочу, Юра, поэтому лучше сразу.
– Мама хотела тебя видеть. Обед приготовила.
– Передай ей привет. Я обязательно пришлю ей варенье. И вот – отдай это Лене, – Катя достала из чемодана набор косметики.
– Я не вижу ее. Так что не смогу.
– Не видишь? Почему?
– Ну… Так получилось.
– Поссорились, что ли?
Появился актер. За ним семенил Бурдюков и два носильщика.
– Вот, – сказал актер.
Шофер хотел было взять чемодан, но его опередил носильщик:
– Минуточку, а как насчет узкой специализации?…
Второй носильщик захватил сумку, и Бурдюкову ничего не оставалось, как взять Катину шляпу.
По дороге к такси Юра придержал Катю.
– Тебе когда на работу?
– Через два дня.
– Я, может, тогда приеду к тебе. Пробью командировку и приеду.
– А чем же государство виновато? – спросила Катя.
Сели в такси. Катя сказала шоферу:
– Пожалуйста, Шереметьево-один…
Мчится по шоссе «Икарус», летит, подобно своему предку, рассекая упругий воздух. Из кабины водителя кажется, что парит он над землей – остаются внизу и крыши обгоняемых машин, и стайки велосипедистов, и одинокий всадник, пылящий по обочине, и старушка, бредущая с узелком на соседний хутор, и мальчик на трехколесном велосипеде, едущий по тротуару…
Мчится «Икарус» сквозь тоннели, по мосту, через виадук, через железнодорожные переезды…
Мчится навстречу слепящему солнцу, надвинув на лобовое стекло темный козырек, и в дождь, включив два солнца противотуманных фар…
Мчится по четырехрядному шоссе и по проселочной дороге, вдоль взлетной полосы аэродрома – под взмывающими лайнерами и вдоль берега озера, обгоняя катера на подводных крыльях…
Мчится, чтобы легко взобраться на железнодорожную платформу, вползти в зев транспортного самолета, нырнуть в трюм теплохода…
Мы не видим водителя, видим только его руки, легко вращающие баранку, видим приборную доску, мигающие указатели поворотов и стрелку спидометра, словно залипшую на цифре «90»…
Меняется пейзаж за окном – степи сменяются горами, а горы – лесами, все больше елей и все меньше берез и все чаще включает рука водителя отопление салона…
Мчится «Икарус», мчится навстречу своей судьбе, словно что-то торопит его, заставляя не знать отдыха ни днем, ни ночью, останавливаясь только у бензоколонок, будто кто-то ждет его там, в конце пути…
Катя спала. По-видимому, ей что-то снилось. И, похоже, что-то тревожное: она металась, вскрикивала, плакала. Потом вдруг села и открыла глаза. Сначала даже не поняла, где она. Обвела глазами комнату – увидела с детства знакомые вещи. Улыбнулась. Но улыбка все еще была грустной. Встала, подошла к столу. Завтрак был накрыт салфеткой, около чашки лежала записка от бабушки. Катя прочитала ее, улыбнулась на этот раз уже не так грустно. Подошла к окну, отдернула одну из штор. Удивилась: напротив их дома стояли люди и смотрели куда-то левее и выше. Она отдернула вторую штору и увидела прямо перед собой дерево – гладкое и ровное. Посмотрела наверх: только на самой макушке зеленела крона. Катя распахнула окно и глянула вниз. У подножия дерева, свернувшись, спал мужчина. Около него стояла воткнутая в землю лопата.
– Юра, ты?… – тихо ахнула Катя.
Мужчина поднялся. Это был Ласло. Он поднял голову, посмотрел на Катю и улыбнулся, словно говоря: «А вот и я…»
