Михевна. Хорошо, скажу.
Лавр Мироныч. Усерднейше, мол, просят.
Михевна. Да, да, так, так.
Лавр Мироныч. Убедительнейше, мол, просят.
Михевна. «Победительно просят». Так и скажу, отчего ж не сказать.
Лавр Мироныч. Нет, уж не надо; ты меньше говори, а лучше отдай вот это. (Подает пригласительный билет.)
Михевна. Записочку?
Лавр Мироныч. Да, записочку. Да скажи, что Лавр Мироныч сами заезжали.
Михевна. Хорошо, скажу.
Лавр Мироныч. Только не забудь, пожалуйста.
Михевна. Кто ж его знает? Долго ль забыть-то! Какая память-то у меня плохая стала. Надо быть, что забуду.
Лавр Мироныч. Сделай милость, попомни!
Михевна. Рада бы радостью. Погоди, батюшка, я вот что: я вот сюда положу. (Кладет билет на стол.) Коли я на грех забуду, так она сама увидит.
Звонок.
Еще гости, ну! А может, и сама.
Входит Флор Федулыч. Глафира Фирсовна входит из боковых дверей.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Лавр Мироныч, Михевна, Флор Федулыч, Глафира Фирсовна.
Михевна (Флору Федулычу). Нету самой-то. Подождете разве? (Уходит.)
Глафира Фирсовна. Ну, все вместе съехались.
Лавр Мироныч. Дяденька, честь имею кланяться. Заехал пригласить Юлию Павловну.
Флор Федулыч. Для чего же это вам Юлия Павловна понадобилась?
Глафира Фирсовна. Да он всю Москву приглашает, так уж кстати.
Лавр Мироныч. Всю Москву мне и поместить негде, а что касается до Юлии Павловны, то у нас многие дамы лансье не танцуют, а они в этом танце всегда отличались.
Глафира Фирсовна. Ну, уж ей, чай, не до танцев будет.
Флор Федулыч. Нет, уж вы, Лавр Мироныч, Юлию Павловну оставьте в покое-с.
Лавр Мироныч. Как им будет угодно, я им билет оставил, вот здесь на столе.
Флор Федулыч. Совсем напрасно, совсем напрасно-с.
Лавр Мироныч. Моя обязанность, дяденька, была учтивость соблюсти против них.
Флор Федулыч. Я вам объяснять теперь не стану, после сами узнаете, только напрасно, Лавр Мироныч, напрасно-с.
Глафира Фирсовна. Да убрать его, вот и вся недолга.
Флор Федулыч. Приберите-с.
Глафира Фирсовна (берет билет). Я его себе возьму, на знак памяти. (Про себя.) Вот на подвенечный его вуаль и положить. (Кладет в картон.) Он и мне билет завез. Где это ты такой бумаги взял? Уж такая деликатность, такая деликатность.
Лавр Мироныч. Заезжал, карточки для меню покупал, так понравилась бумага, я и взял.
Флор Федулыч. И меню напишете?
Лавр Мироныч. Да-с, разложить по кувертам.
Флор Федулыч. Значит, у вас будет ужин во всей форме?
Лавр Мироныч. Где же, дяденька, во всей форме? На это капиталу моего не хватит. Я думал сначала а-ля фуршет, да после рассудил, что ужин будет солиднее.
Глафира Фирсовна. Мороженое будет?
Лавр Мироныч. Без мороженого невозможно. Будет всех сортов.
Глафира Фирсовна. А мое-то, которое я-то люблю?
Лавр Мироныч. Это какое же-с?
Глафира Фирсовна. Что в стаканчиках-то подают?
Лавр Мироныч. Пунш гласé! Собственно для вас особенное будет.
Глафира Фирсовна. Вот спасибо. Только вели почаще подавать. Ты отсюда домой, что ли? Так подвез бы меня.
Лавр Мироныч. Я нынче дома ближе ночи не буду-с. Вот теперь занимаюсь цветами. К беседке на площадку нужно померанцевых деревьев в кадках. Ужинать будем на террасе, она парусиной покрыта; так чтоб замаскировать потолок, хотим распланировать гирлянды из живых цветов. При всем том букеты нужны, при входе будем каждой даме предлагать.
Глафира Фирсовна. Чудесно, брат.
Лавр Мироныч. Опять же об музыке беспокоюсь. Приятно, дяденька, полный оркестр иметь, и чтоб настоящие артисты были. За ужином увертюру из «Аиды»; потому вещь новая. А ежели «Морской разбойник Цампа», так это довольно обыкновенно.
Флор Федулыч. Я еще помню, когда из «Лодоиски» играли и из «Калифа Багдадского».
Лавр Мироныч. А в заключение «Барыню», и человек двенадцать вприсядку пускались. Прошли, дяденька, те времена. Европа-то бы от нас недалеко ушла, кабы у нас, у людей со вкусом, побольше капиталу было.
Глафира Фирсовна. Ты отсюда куда же?
Лавр Мироныч. К Бутырской заставе в оранжерею.
Глафира Фирсовна. Ну, мне не по дороге.
Флор Федулыч. Не беспокойтесь, я вас доставлю.
Лавр Мироныч. Дяденька, честь имею кланяться; Глафира Фирсовна, равномерно и вам. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Флор Федулыч, Глафира Фирсовна, потом Михевна.
Глафира Фирсовна. Люблю молодца за обычай! Удивит Москву Лавр Мироныч.
Флор Федулыч. Да уж он давно удивляет: задает пиры, точно концессию получил.
Глафира Фирсовна. С деньгами-то не мудрено; а попробуй-ка без денег шику задать! Тут очень много ума нужно.
Флор Федулыч. Да-с, уж либо очень много ума иметь, либо совсем не иметь ни ума, ни совести. Вы зачем же собственно к Юлии Павловне пожаловали?
Глафира Фирсовна. Рассказать ей про друга-то хотела.
Флор Федулыч. Какую же в этом надобность вы находите?
Глафира Фирсовна. Ах, боже мой, какую надобность!… Вы, Флор Федулыч, стало быть, женской натуры не знаете. Поди-ка, утерпи! Так тебя и подмывает, да чтоб первой, чтобы кто другой не перебил.
Флор Федулыч. Нет, уж эту неприятную обязанность я на себя возьму-с.
Глафира Фирсовна. Опять же и то любопытно посмотреть, как она тут будет руками разводы разводить да приговоры приговаривать. Ведь ишь ты, подвенечное платье поехала заказывать, а тут вдруг удар. Этакого представления разве скоро дождешься?
Флор Федулыч. Нет, уж вы не извольте беспокоиться, из чужого горя для себя спектакль делать. Ежели не взять осторожности, так может быть вред для здоровья Юлии Павловны. Поедемте, я вас подвезу немного, а через четверть часа я заеду сюда опять, чтобы, сколько возможно, успокоить их.
Глафира Фирсовна. А я к ней вечерком заеду понаведаться.
Из передней входит Михевна.
Михевна. Уезжаете? Как же сказать-то, Флор Федулыч?
Флор Федулыч. Ничего не говорите. Я заеду-с.
Флор Федулыч и Глафира Фирсовна уходят.
Михевна. Разъехались, и слава богу. Того и гляди приедет Вадим Григорьич; что хорошего при чужих-то? Стыд головушке.
Звонок.
Вот он, должно быть, и есть, либо сама.
Входит Дергачев.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Михевна, Дергачев.
Дергачев. Дома Юлия Павловна?
Михевна (махает рукой). Нету дома, нету, нету.
Дергачев. Ну я подожду, хорошо, я подожду.
Михевна. Да чего ждать? Шли бы.
Дергачев. Как шли бы? Это странно! Мне нужно.
Михевна. Да вы приятель Вадима Григорьича или сродственник ему доводитесь?
Дергачев. Ну, приятель, друг, как хочешь.
Михевна. Так мы его самого ждем; а уж вы-то тут при чем же? Еще кабы сродственник, так не выгонишь, потому свой; а коли посторонний, так бог с тобой! Шел бы в самом деле домой, что уж!
Дергачев. Да коли я говорю, что у меня дело есть.
Михевна. Ну, какое дело! Обыкновенно, съесть что-нибудь послаще, винца выпить хорошенького, коли дома-то тонко. Как погляжу я на тебя, ты, должно быть, бедствуешь: все больше, чай, по людям кормишься.
Дергачев. Что говорит, что говорит! Ах!
Михевна. Так, милый человек, на все есть время. Вот будет свадьба, так милости просим, кушайте и пейте на здоровье, сколько душа потребует, никто тебя не оговорит! Нам не жалко, да не ко времени.
Дергачев. Ах, черт возьми! Вот положение! Вот она дружба-то! Кто тебе говорит о съестном? Ничего мне съестного не нужно, пойми ты! Мне надо говорить с Юлией Павловной!
Михевна. Об чем говорить! Все переговорено, все покончено. Не твоего это ума дело. Заходи в другой раз, я тебя попотчую, а теперь не прогневайся.
Дергачев. Ничего мне от тебя не надо, никакого потчеванья.
Михевна. Ну, как можно! Шел далеко и устал, и проголодался. По всему видно, что человек тощий. Да, милый, не в раз ты попал.
Дергачев. Как с такой бабой говорить! Вот тут и сохраняй свое достоинство.
