Клинтон (встревоженно). Советник Хардэйкр, заверяю вас…
Хардэйкр. Заверения мне не нужны. Мне нужен Кэттл, в трезвом и нормальном виде. Вот так. И не советую медлить, иначе…
Стрит. Вам не кажется, что ваши условия чересчур жесткие?…
Хардэйкр. Не суйтесь не в свое дело.
Стрит. Ну, ну…
Хардэйкр (встает). Не нукайте на меня! Я вам не водитель грузовика, нарушивший правила уличного движения!
Стрит (раздраженно). А кто по-вашему я? Простой полицейский, регулировщик уличного движения?…
Мун. Хардэйкр, старина, мы все понимаем, что у вас сегодня тяжелый день…
Хардэйкр. Думаю, что и у вас он не из легких.
Мун. Лично у меня сегодня не было никаких особых неприятностей.
Хардэйкр (ехидно). Это вы так думаете.
Мун (раздраженно). Мне кажется, я лучше вашего знаю, так это или не так? Ваше мнение меня интересует меньше всего.
Хардэйкр. А вам не мешало бы им поинтересоваться.
Мун. Что вы имеете в виду?
Делия (негромко, но решительно). Он имеет в виду меня, Генри.
Хардэйкр. Да, именно вас. Вы имеете к этому самое прямое касательство.
Делия. Настолько прямое, что вы готовы и на меня натравить вашего приятеля из «Брикмиллского вестника». Если Джордж Кэттл не будет ползать перед вами на коленях, вымаливая у вас прощение, всем нам не миновать статьи в «Брикмиллском вестнике», не так ли? А теперь выслушайте мое мнение на этот счет. Оно вас удивит. Я согласна, что вполне заслужила наказание. Надо было знать, что делала.
Стрит. Когда? Сегодня утром?
Делия (страстно). Нет, не утром, а днем. Я думала только о себе. Я забыла, что есть предел человеческому терпению. Но если я буду наказана, это нисколько не умаляет вашей вины. Я скажу вам все, что думаю, и можете это тоже напечатать в вашем «Вестнике». Таких гнусных субъектов, как вы, в этом городе всего человек десять, – жалких, зловредных людишек. Но именно вы повинны в том, что ни один нормальный человек не в состоянии жить в Брикмилле. Не заводы, не дым, не туман, не копоть, не грязные улицы, не жалкие лавчонки, не вчерашние котлеты в кафе «Старый дуб» и жидкий суп в «Графской гостинице» отравляют людям жизнь, а именно вы, вы!
Хардэйкр. Довольно! Мы и так слишком долго слушали вас.
Мун. Возможно, дорогой Хардэйкр. И все же…
Хардэйкр. Лучше помолчите, Мун. Если вы у нее под башмаком…
Мун (возмущенно). Под башмаком? Я под башмаком? Что он говорит?
Из спальни выходит доктор.
Доктор. Джентльмены, прошу вас, минуточку внимания… пока здесь нет мистера Кэттла. Он одевается и сейчас выйдет. Мне нужна ваша помощь. Как я установил, сегодня утром подсознательное «я» моего пациента, находившееся до этого под строгим контролем, внезапно утвердило себя. Результатом этого и явились те слова и поступки, которые так удивили вас.
Хардэйкр (мрачно). Удивили? Я решил, что он попросту пьян.
Доктор. Вполне простительная ошибка, дорогой сэр. Алкоголь ослабляет тормозящие центры.
Хардэйкр. Я никогда не притрагиваюсь к спиртному. Капли в рот не беру…
Делия. Вы и ваш рот никого не интересуют. Продолжайте, доктор.
Доктор (чрезвычайно самодовольно). Мне удалось успешно провести сеанс и восстановить главенствующую роль его сознательного «я». Можно считать, что сейчас он вполне здоров. Но на этой, так сказать, ранней стадии выздоровления прошу относиться к нему так же, как вы относились к мистеру Кэттлу до его злополучного заболевания.
Хардэйкр. Э-э, вы хотите сказать…
Доктор. Никаких упреков, никаких претензий… Очень прошу. Если вы окажете мне содействие, ваше присутствие только принесет пользу. Оно создаст привычную для моего пациента обстановку. Я сказал бы, что все прошло превосходно, мистер Клинтон, просто превосходно.
Клинтон. Весьма рад, доктор.
Доктор. Благодарю вас. Многообещающий метод. Очень, очень. И, кроме того, такой…
Делия. Одну минутку.
Доктор (приближается, он не доволен, что его прервали). Собственно, я не совсем понимаю, почему это так интересует вас, мадам…
Делия. Интерес сугубо личный – отнюдь не научный, доктор. В чем заключается ваш метод лечения?
Доктор. Видите ли, мадам, если вы так хотите знать… это лечение гипнозом, проводимое сразу же после состояния шока.
Делия. Значит, сначала его избивают до потери сознания, затем, как только он начинает приходить в себя, вы тут же принимаетесь за него, не спросив даже его согласия, так, что ли?
Доктор. В данных обстоятельствах я, естественно, не мог спрашивать у него согласия, в его же интересах. Прежде всего я должен был оказать ему помощь, подавив его вторичное «я», а затем я должен был восстановить его первичное, то есть настоящее «я».
Делия. Откуда вы знаете, которое из них его настоящее «я».
Доктор. Ну, здесь не может быть никаких сомнений. Наше сознательное, первичное «я» хорошо приспособлено к внешней среде и общественной жизни, подсознательное же, вторичное «я» – наоборот. Оно ущербно, антисоциально, инфантильно, безответственно, капризно, не способно ни на какую конструктивную роль в современной общественной жизни. Поэтому восстановление главенствующей роли нашего первичного, сознательного «я» было совершенно необходимо.
Мун. Вне всякого сомнения. Весьма, весьма интересно, доктор. Вернуть человеку, так сказать, способность призадумываться над тем, что он делает, не так ли?
Делия. Да, призадуматься есть над чем – и очень серьезно.
Доктор. Миссис… э-э… Мун, я позволил вам остаться только потому, что мой пациент по каким-то причинам все время справлялся, здесь ли вы. Однако и вас я должен просить оказать ему возможное содействие. В его же интересах, как вы сами понимаете.
Делия. Не беспокойтесь. Если нужно содействие, он его получит.
Доктор (прислушиваясь). Тс-сс! Вот и он.
Из спальни медленно выходит Кэттл. На нем снова его строгий черный костюм управляющего отделением банка; он немного бледен. Движения его неуверенны, и в них есть что-то угодливое, резко отличное от его недавней манеры держаться. Он глупо и виновато улыбается. Делия смотрит на него с ужасом; все остальные с явным одобрением.
Доктор (профессиональным подбадривающим тоном). Ну как, мистер Кэттл, вам теперь гораздо лучше, не так ли? Когда вы только очнулись, ведь куда хуже было самочувствие, правда?
Кэттл (покорно). Да, доктор, как только все вспомню, понять не могу, что это на меня нашло. Это было так ужасно. Мои уста произносили кошмарные вещи: «Стрит – подлая лиса», «Клинтон – надутый индюк», «Генри Мун – идиот», «Хардэйкр – скряга и паршивый нытик».
Хардэйкр. Позвольте, как это понять?!
Доктор. Не надо, не надо, прошу вас. Ему необходимо выговориться…
Делия (перебивает его). Остаюсь одна я. Что же вы говорили обо мне?
Кэттл (встревожено и просительно). О-о, миссис Мун, не спрашивайте меня. Я сам не отдавал себе отчета в том, что говорил, думал…
Делия (повелительным тоном). Ну, говорите! Что вы думали обо мне?
Кэттл. Какие-то нелепые вещи. Я говорил себе: «Прелестная, очаровательная миссис Мун – как жаль, что она оказалась такой трусихой».
Делия (пристально смотрит на него). Джордж Кэттл!
Кэттл (с жалкой улыбкой). Миссис Мун, я и сам не понимал, что говорил. Ведь я же предупредил вас, что это была явная бессмыслица. Прошу прощения, миссис Мун… О, мистер Клинтон!
Клинтон (пожимает ему руку). Рад видеть вас, мистер Кэттл. Я приехал сегодня днем. И не мог уехать, не повидавшись с вами.
Кэттл (униженно). Очень любезно с вашей стороны, мистер Клинтон. Поверьте, я так тронут. Я сожалею, что меня не было в банке, когда вы заходили туда, – понимаете, несчастный случай…
Клинтон (сердечно). Не стоит говорить об этом, Кэттл. Это может случиться с каждым. Надеюсь, сейчас вы чувствуете себя лучше?
Кэттл. Да, благодарю вас, мистер Клинтон. Вы так редко навещаете нас в Брикмилле, а мне о многом хотелось бы поговорить с вами.
Клинтон (сердечно). Мы обязательно поговорим в мой следующий приезд. А сейчас в вами хочет побеседовать советник Хардэйкр.
