когда ради правды надо поступиться своим шкурным интересом, — он вдруг такое выкидывает, как будто это и не человек вовсе, а одно сплошное родимое пятно капитализма! Такие люди, чем они дальше от газеты, тем спокойнее читателям. И тут я вполне согласен с редактором, что надо поставить перед обкомом вопрос о снятии Черданского с работы. Санников и Широков по своим должностям не входят в номенклатуру обкома, и вы, товарищ Дорохов, формально вправе освободить их от работы единоличным решением. Однако я бы на вашем месте подумал, отвечает ли это ваше решение взглядам партии на то, как надо работать с кадрами. Вы сказали, что привыкли так расставаться с людьми! А партия не привыкла так расставаться с людьми!
Дорохов (вдруг сорвавшись). Вы меня партийности не учите! Прежде чем вас секретарем утвердить, в райкоме, между прочим, и моего совета спрашивали. Так-то!
Акопов. Так или не так, но я и другие присутствующие здесь коммунисты не согласны ни с вашим решением уволить Санникова, ни тем более Широкова. Да, он виноват, но он честный человек! Да, его уход отсюда говорит о его партийной невоспитанности, но вы же сами показали ему на дверь! (Вдруг, потеряв все свое спокойствие, громко и сердито.) Я никогда не соглашусь! Здесь не соглашусь, в обкоме не соглашусь, в ЦК, если надо, поеду!
Дорохов. Все?
Акопов (снова спокойно). У меня все. (Садится.)
Дорохов (встает, откашливается и опирается обеими руками о стол). Тогда разрешите…
Черданский (вскакивает и перебивает его). Нет, не все! Позвольте два слова!
Дорохов. Хватит, наговорился!
Черданский. Нет, уж позвольте! (Жестом взывает к собравшимся.) Товарищи!
Дорохов. Ну, давай, только покороче!
Черданский. Я тут все время сидел, слушал и думал — может быть, и мне есть смысл покаяться? Но потом, после речи товарища Дорохова, решил, что — нет! Если решено меня прорабатывать — ну что ж… Козел отпущения может обойтись без последнего слова. Метлой — так метлой! Только уж как-то больно легко вы меня вымели, товарищ Дорохов! Честно говоря, не ожидал! Сидеть по шестнадцать часов за вас — это и Брыкин будет. А вот ваши статьи писать за вас — он ведь не станет! Я-то, может, где-нибудь найду себе другого такого, как вы, а вот найдете ли вы себе другого такого, как я?
Пока говорит Черданский, Дорохов стоит все в той же выжидательной позе, продолжая опираться руками о стол, только лицо его приобретает все более растерянное выражение. Вслед за последней фразой Черданского наступает секунда мертвой тишины, и вдруг Дорохов произносит неестественно бодрым тоном, как будто он и вставал только затем, чтобы сказать эти слова.
Дорохов. На этом сегодня закончим, товарищи!
Первым быстро уходит Черданский. За ним, недоуменно переглянувшись, — Крылова и Брыкин. Катя догоняет в дверях Санникова и, крепко сжав его руку и держа ее в своей, уходит вместе с ним. За столом остаются Дорохов и Акопов.
Акопов. Что же это ты, Антон Андреевич, так вдруг закрыл? Ведь неприлично.
Дорохов (махнув рукой). А-а! прилично, неприлично… (Яростно.) Оплевал, подлец!
Акопов. Так встал бы и сказал ему… Или это правда?
Дорохов. В общих чертах — правда. (Снова яростно.) Но ведь сам же лез, сам же втирался, мерзавец: «Вы не тратьте времени, вы только общие мысли мне дайте, — а я уж разовью!» Развил! (Акопову.) А ты тоже хорош! Выступил против меня, создал такую атмосферу, в которой, ясно, всякая дрянь готова голову поднять! Хоть бы подождал, в обком бы сходил, посоветовался, прежде чем противопоставлять себя руководству.
Акопов. Ты же не подождал, не посоветовался? Ты будешь на глазах у коллектива людям хребты ломать, а я буду ждать да советоваться?
Дорохов (после долгого молчания, встав, пройдясь по комнате и пересев за свой редакторский стол). Ладно. Ты вот что мне лучше скажи — все-таки десять лет вместе работали, и не одно плохое ты от меня видел, — скажи, как, по-твоему, оставят меня в редакторах после всей этой истории? Только прямо!
Акопов. Если прямо, то — спросили бы меня — я бы тебя в редакторах не оставил.
Дорохов. Это почему же?
Акопов. А потому, Антон Андреевич, что обленился ты, а такие, как Черданский, в этих случаях всегда тут как тут. Для редактора, который начинает руководить в общих чертах, такой человек — самый удобный: «Идите домой, вам пора отдохнуть, я тут за вас все сам сделаю».
Дорохов (угрюмо усмехнувшись). Как будто подслушал!
Акопов. А Брыкин тебе тоже, по-своему, плохую службу сослужил. Он такой: на него хоть два воза грузи — все равно повезет! Вот ты на него два воза и нагрузил — и его и свой. Он их и везет оба — везет и растет, растет и везет. И знаешь, что я тебе скажу, Антон Андреевич? Пора тебе на самостоятельную работу переходить!
Дорохов (ошеломленно). Что значит, на самостоятельную?
Акопов. А чтобы ты все сам, самостоятельно делал, без заместителя. А трудно без заместителя — возьми работу поменьше, по силам. Ты ведь прямоты у меня просил.
Дорохов. Не такой прямоты я от тебя ждал, Константин Акопович!
Акопов. А какой Антон Андреевич? Такой, что ли? (Проводит в воздухе рукой волнистую линию.) Так я ведь не Черданский.
Дорохов. Ну, а я тебе тоже не Черданский, а пока еще редактор. (Грубо.) И иди-ка ты, пожалуйста, отсюдова со своей прямотой к себе в отдел, по месту назначения. Оставь мой кабинет, пока я тебе по своей прямоте тоже чего-нибудь не сказал!
Акопов (спокойно). И не стыдно?
Дорохов. Нечего мне стыдиться! Мы еще с тобой на бюро обкома поговорим! Развели тут против меня склоку!
Акопов. Ну что ж, поговорим! (Вдруг усмехнувшись.) Только, как опытный склочник, предупреждаю: Твердохлебова в обиду не дали и себя не дадим! (Выходит, резким движением настежь отворив дверь.)
Многочисленные бумаги на столе у Дорохова от сквозняка вспархивают с места. Дорохов прихватывает руками сначала одну, потом другую, третью и, наконец, силясь удержать их все сразу, грудью наваливается на стол, словно обнимая его на прощанье.
Комната Широкова. Два окна. На подоконниках — самые разные предметы обихода. Небрежно застланная койка, у стен — два чемодана, третий — около двери. В дверь забиты гвозди, на них висит одежда. Маленький письменный стол, на нем стопка выстиранного белья. Посредине комнаты на единственном стуле сидит Твердохлебов, здоровенный мужчина средних лет, грубоватого вида, в высоких сапогах, старых военных бриджах и кителе без погон. Он