Бернард Шоу - Ученик дьявола

Суиндон. Ха!

Бэргойн. Ему даются все полномочия для выработки условий… чего, как бы вы думали?

Суиндон. Их сдачи, надеюсь?

Бэргойн. Нет. Вывода наших войск из города. Они дают нам шесть часов на то, чтобы полностью очистить Уэбстербридж.

Суиндон. Какая беспримерная наглость!

Бэргойн. Как мы должны поступить, по-вашему?

Суиндон. Немедленно выступить в поход на Спрингтаун и нанести решительный удар.

Бэргойн. Гм!… (Направляясь к двери.) Пойдемте в комендатуру.

Суиндон. Зачем?

Бэргойн. Писать охранное свидетельство. (Берется за ручку двери.)

Суиндон. (не двигаясь с места). Генерал Бэргойн!

Бэргойн (повернувшись). Сэр?

Суиндон. Считаю своим долгом заявить вам, сэр, что, в моих глазах, угроза толпы взбунтовавшихся лавочников – недостаточная причина, чтобы нам отступать.

Бэргойн (невозмутимо). Предположим, я откажусь от командования, что вы предпримете?

Суиндон. Я предприму то, для чего мы проделали весь путь от

Квебека к югу и для чего генерал Хоу проделал весь путь от Нью-Йорка к северу, – пойду на соединение с ним в Олбэни, чтобы совместными силами уничтожить всю армию мятежников.

Бэргойн (загадочно). А лондонских наших врагов вы тоже рассчитываете уничтожить?

Суиндон. Лондонских? А что это за враги?

Бэргойн (мрачно). Бездарность и легкомыслие, нерадивость и волокита. (Указывает на депешу, которая у него в руке, и говорит с отчаянием в голосе и во взгляде.) Я только что узнал, сэр, что генерал Хоу все еще в Нью-Йорке.

Суиндон (как громом пораженный). Великий боже! Он ослушался приказа!

Бэргойн. (с язвительным спокойствием). Он не получил приказа, сэр. Какой-то джентльмен в Лондоне позабыл отправить этот приказ, торопился за город, должно быть. Его воскресный отдых будет стоить Англии ее американских колоний, а мы с вами через несколько дней очутимся в Саратоге с пятью тысячами солдат против восемнадцати тысяч мятежников на неприступной позиции.

Суиндон (потрясенный). Не может быть!

Бэргойн (холодно). Простите?

Суиндон. Я не могу этому поверить. Что скажет история?

Бэргойн. История, сэр, солжет, как всегда. Пойдемте, нужно поторопиться с этим охранным свидетельством. (Выходит.)

Суиндон (следуя за ним в полной растерянности). Боже мой, боже мой! Мы погибли!

Близится полдень, и на рыночной площади уже чувствуется оживление. К виселице, которая на страх преступникам постоянно красуется среди площади по соседству с более мелкими, хоть и зловещими орудиями кары, такими, как позорный столб, колодки и помост для наказания плетьми, прилажена новая веревка и петля закинута на перекладину, чтоб не могли достать мальчишки. Лестница-стремянка уже тоже на месте – городской клерк принес ее и стережет от любопытных. У горожан, собравшихся на площади, вид оживленный и довольный; по Уэбстербриджу разнеслась уже весть о том, что мятежник, которого собираются вздернуть король Георг и его страшный генерал, – не священник Андерсон, а Ученик дьявола, а потому можно наслаждаться зрелищем казни, не смущая себя сомнениями в ее справедливости или беспокойными мыслями о том, что не следовало допускать ее без борьбы. Кое-кто в толпе даже начинает проявлять признаки нетерпения, так как двенадцатый час уже близок, а никаких приготовлений, кроме прихода клерка с лестницей, пока не видно. Но вот раздаются, наконец, возгласы: «Идут! Идут!», и на площадь быстрым шагом, со штыками наперевес, прокладывая себе путь в толпе, входит отряд британской пехоты вперемешку с гессенцами.

Сержант. Отряд, стой! Равняйсь! Смирно!

Солдаты строятся прямоугольником вокруг виселицы; унтер-офицеры во главе с сержантом энергично выталкивают всех, кто случайно оказался внутри прямоугольника.

Марш! Марш! Проваливайте отсюда, живо! Ничего, придет время, сами будете здесь болтаться. Держи равнение, чертовы хессинцы. Что там с ними по-немецки лопотать! Прикладом по ногам – сразу поймут! Ну, марш, марш отсюда! (Наталкивается на Джудит, которая стоит у самой виселицы.) Вот еще тоже! Вам тут и вовсе делать нечего.

Джудит. Позвольте мне остаться. Я не помешаю.

Сержант. Ладно, ладно, без разговоров. Постыдились бы приходить смотреть, как вешают человека, который вам не муж. И он тоже хорош! Я его отрекомендовал майору как джентльмена, а он набросился на майора и чуть не задушил, да еще обозвал его величество кретином. Так что проваливайте отсюда, да поживее!

Джудит. Вот вам два серебряных доллара, только не гоните меня.

Сержант без долгих колебаний, бросив быстрый взгляд по сторонам, сует деньги в карман; затем говорит громко, тоном благородного негодования.

Сержант. Как! Вы хотите подкупить меня при исполнении обязанностей? Никогда! Я вот вас проучу за попытку совратить офицера королевской службы. До окончания казни вы арестованы. Извольте стоять вот здесь, на этом месте, и не вздумайте отойти, покуда я не дам разрешения. (Подмигнув ей, указывает в правый угол прямоугольника, позади виселицы, потом поворачивается к ней спиной и снова начинает орать.) Равнение! Не напирай!

В толпе раздаются возгласы: «Тсс! Тише!›; доносятся звуки духового оркестра, исполняющего похоронный марш из оратории Генделя „Саул“. Мгновенно шум стихает; сержант и унтер-офицеры бегут в глубину прямоугольника и, торопливым шепотом отдавая приказания и подталкивая недостаточно проворных, заставляют ряды разомкнуться и пропустить траурную процессию, подвигающуюся под охраной двойной шеренги солдат. Впереди идут Бэргойн и Суиндон; вступив на площадь, они брезгливо косятся на виселицу и, взяв сразу немного в сторону, так, чтобы избежать необходимости пройти под ней, останавливаются в правой половине прямоугольника. За ними следует мистер Брюднелл – капеллан, в полном облачении, с раскрытым требником в руке, и рядом с ним Ричард, вид у которого мрачный и вызывающий; он демонстративно проходит под самой виселицей и останавливается в двух шагах от нее. За ним идет палач – дюжий солдат, в рубашке с засученными рукавами. Дальше два солдата катят легкую походную повозку. Шествие замыкает оркестр, который располагается позади прямоугольника и доигрывает похоронный марш. Джудит, с тоской глядя на Ричарда, прокрадывается к виселице и прислоняется к правому столбу. В продолжение следующего разговора повозку подкатывают под виселицу оглоблями назад, и оба солдата становятся по сторонам. Палач достает из повозки маленькую лесенку и приставляет ее к задку повозки, чтобы осужденному удобно было взойти. Затем он взбирается на стремянку, прислоненную к столбу, и перерезает шнурок, которым петля подвязана к перекладине; веревка соскальзывает, и петля раскачивается в воздухе над повозкой, куда, спустившись с лестницы, забирается палач.

Ричард (Брюднеллу, с трудом сдерживая раздражение). Послушайте, сэр! Человеку вашей профессии не место здесь. Ушли бы вы лучше.

Суиндон. Осужденный, если в вас сохранилась хоть капля чувства приличия, советую вам выслушать напутствие капеллана и с должным уважением отнестись к торжественности момента.

Капеллан (Ричарду, с мягким укором). Постарайтесь взять себя в руки и покориться воле божьей. (Поднимает перед собой требник, готовясь начать молитву.)

Ричард. Вы хотите сказать – вашей воле, сэр, и воле вот этих двух ваших сообщников. (Указывает на Бэргойна и Суиндона.) Ни в них, ни в вас я ничего божественного не вижу. Толковать о христианстве, собираясь вешать врага своего, – слыхано ли где подобное кощунство! (Обращаясь к Суиндону, более резко.) А вы воспользовались «торжественностью момента», чтобы поразить народ своим благородным величием, – и музыка Генделя, и священник, присутствие которого придает убийству вид благочестивого деяния! Что ж, вы воображаете, что я стану помогать вам? Вы мне посоветовали выбрать веревку, так как вы слишком плохо знаете свое дело, чтобы расстрелять человека как следует. Так вот, вешайте – и покончим с этим.

Суиндон (капеллану). Может быть, вам удастся на него воздействовать, мистер Брюднелл?

Капеллан. Попытаюсь, сэр. (Начинает читать.) «Человек, рожденный от женщины…».

Ричард (глядя на него в упор). «Не убий».

Брюднелл едва не роняет из рук требник.

Капеллан (признавая свою беспомощность). Что же мне сказать вам, мистер Даджен?

Ричард. Оставьте меня, добрый человек, в покое.