Ольга подходит снаружи к двери. Достает крупные деньги, складывает веером, как учил Глеб. Набирает полную грудь воздуха, толкает ногой дверь, шагает через порог. Мать поворачивается к ней, столкнувши на пол недочищенную картошку. Ольга прикрыла дверь, стоит не раздеваясь с веером из пятитысячных бумажек.
ОЛЬГИНА МАТЬ: Дочушка! кого ограбила? (Воет, причитает.) Засудят… посадят… это я беду накликала…
ОЛЬГА (кладет бумажки на мокрую табуретку): Мам, не бойся! в Москве большие деньги ходят. У богатых людей живу, на побегушках-постирушках. Алена – та давно у них: стряпает, убирает, вдвое против меня получает. Мужа алкаша, двоих детей, свекровь – всех кормит.
ОЛЬГИНА МАТЬ (меняет тон): Ах ты сучонка! накрасилась, намазалась, вся из себя, а мы тут одну картошку!
Поскорей хватает мокрые деньги, уносит в левую кулису, не посчитав. Ольга наконец замечает детей. Бросается к ним, спотыкаясь о катающуюся по полу картошку. Дети ее не узнают, отворачиваются. Ольга силком сгребает их обоих. Садится в пальто на мокрую табуретку. Неловко расставила ноги, посадила детей на оба колена.
ОЛЬГА (шарит в кармане пальто): А вот я вам… вот, глядите! (Достает две шоколадки. Дети кусают их прямо с бумагой.) Не, не так… сейчас разверну. (Дети жадно едят, Ольга гладит их по головкам измазанными в шоколаде руками.) Как выросли-то! И что это я удумала – человека убивать? их вон ростишь-ростишь… вон какие бледненькие. Пусть она живет, жует, трахается. Не мой суд. Скушал? дай ручки вытру.
Мусолит носовой платок, вытирает мальчику измазанные руки. Входит Ольгина мать с бутылкой, на которую надеты стаканы. Вытирает свободную табуретку фартуком, ставит бутылку, рядом стаканы. Подбирает раскатившуюся картошку, ставит кастрюльку в миску – и на подоконник. Наливает водку в стаканы. Мальчик тянется к стакану, Ольга легонько шлепает его по руке.
ОЛЬГИНА МАТЬ: Ну, дочка, со свиданьицем. Теперь, ребятки, заживем – мамка отыскалась.
Пьет стоя. Ольга пьет, не спуская с колен детей.
ЗАНАВЕС
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
У Юлианы, всё то же, только темно. Звук ключа, поворачиваемого в двери. Входит Ольга, зажигает свет, кладет вязаную шапку на подзеркальник. Натыкается рукой на молоток, поднимает его – на нем кровь. Бросается в будуар с молотком в руке, зажигает там свет – Юлиана лежит на подушке размозженной головой, вся в крови.
ОЛЬГА (спокойно, почти не удивившись): Я убила… мой грех. Мыслью убила. Черт меня подслушал… вышло по-моему.
Черт высовывает рыло из левой кулисы и снова прячет. Опять в замке звук поворачиваемого ключа, входит Вадим Петрович – и прямо в будуар.
ОЛЬГА (тупо): Уже прилетели? а должны были завтра.
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ (по сотовому): Милиция? убийство! Улица академика Янгеля двадцать восемь, квартира девятнадцать.
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
Кабинет Константина Иваныча. Он сидит за столом лицом к зрителю. Напротив него, спиной к зрителю, сидит Вадим Петрович.
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ: Вошел в квартиру – было примерно час пятнадцать. В час с минутами шел через проходную, взглянул на часы. Олег дежурил. Я на сутки раньше… уплотнил график. Много ездил, жена всегда так скучала (закрывает лицо руками).
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Во сколько приземлились?
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ: В десять двадцать. Из Гааги всегда такой дотошный наркоконтроль…
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Не звонили прилетевши?
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ: Нет, скорей поехал. В прихожей горел свет… жена поздно ложится… ложилась. Застал на месте преступленья… с молотком в руке… еще кровь с него капала (снова закрывает лицо руками).
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Ну, это фигурально выражаясь. Уже не капала… подсохла. Смерть наступила двумя часами раньше – эксперт написал.
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ (будто не слыша): И на пальто была кровь. Она так и стояла в пальто… только шапку сняла.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Куда положила?
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ: Не знаю… не заметил.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: На подзеркальник. Под шапкой на лакированной поверхности была запекшаяся кровь. На шапке не было… шапка белая. На рукаве пальто есть немного сухой крови, на ворсе. На молотке почти уже нет… должно быть, обтерся о рукав. Вот он, молоток. (Достает из ящика, на нем бирочка.) Ваш?
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ (неожиданно холодно): Не знаю… я у себя дома сам гвоздей не забиваю. (Снова взволнованно, поднося к глазам платок.) Не могу на него смотреть… ее висок… нет, у меня все инструменты немецкие.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Вы полагаете, Зайцева могла привезти молоток с собой? из Пустоши?
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ: Если она вообще туда ездила. Вы у нее билет на электричку проверяли?
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (нарочито мягко): Спасибо за подсказку. Обязательно проверю. Если не выбросила.
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ: Если такая как она вообще берет билеты.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (убирая молоток): Охранник показывает - Зайцева в тот вечер шла через проходную один раз минут за десять до Вас.
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ: Я уж подумал, что она с молотком в руке два часа стояла над бедной… над бедной… Вы показывали Зайцеву психиатру?
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Да. Практически вменяема. Сейчас в шоке. Пограничное состояние… Вы не боялись держать ее в доме?
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ (опять будто не слыша): Сегодня утром обнаружил подкоп под решетку за домом. Довольно глубокий… некрупная женщина проползти может… и на пальто у ней была земля.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Должно быть, обтряслась при перевозке. Погода сухая… а пятнышко запекшейся крови осталось. Пальто здесь – как вещественное доказательство. Зайцеву мы в машину сажали – милицейскую шинель накинули. Сильно дрожала. Так Вы полагаете, подозреваемая могла побывать в квартире дважды – сначала проползла на брюхе, убила, выползла обратно, а потом для отвода глаз через проходную? спустя некоторое время? хитрость сумасшедшей? не по диагнозу, в бытовом смысле, конечно. (Вадим Петрович кивает.) Когда похороны?
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ: Послезавтра в два… на Новодевичьем… у ней там отец похоронен… я с трудом добился.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Разрешите присутствовать?
ВАДИМ ПЕТРОВИЧ (неожиданно бойко): Без проблем. (Снова вздыхает.) Приходите. Совсем не спал… еле держусь.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (встает, подает Вадиму Петровичу руку): Тогда простимся на два дня.
Вадим Петрович встает, пожимает протянутую руку, оборачивается лицом к зрителю. Уходит, вытирая платком глаза, через авансцену в правую кулису.
Константин Иваныч звонит. Впускают Ольгину мать. Та без приглашенья плюхается на освободившееся место. Константин Иваныч садится на свое.
ОЛЬГИНА МАТЬ: Я ей – дочушка! кого ограбила? поди повинись, пока не поздно. Она как пошла врать – я то, я сё. А как по телику показали – я сразу сюда. Не надо мне… я не соучастница. (Выкладывает на стол сильно поредевший веер из пятитысячных бумажек.) Черт ее попутал…
ЧЕРТ (высовывается из левой кулисы): Валят, как на мертвого. (Прячет рога и копыта в кулису.)
ОЛЬГИНА МАТЬ: Лучше я буду камень на горе бить, чем краденое возьму.
ЧЕРТ (снова кажет рыло): А денежки-то тут не все.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (черту): Исчезни. (Тот исчезает.)
ОЛЬГИНА МАТЬ: С детьми Анька осталась… из Черустей примчалась – тоже по телевизеру видела. Так, говорит, ей и надо. Сколько веревочке ни виться, а конец бывает. Черт-то он рядом ходит. Чего она не додумала – он додумает. Чего она не доделала – он доделает.
Черт удовлетворенно кивает из кулисы.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (собирает деньги, подает ей): Я вас не вызывал. Во сколько она приехала – и без Вас знаю. Две электрички были отменены. Берите деньги, езжайте к детям. Отпустите Аньку, пока она детей не прибила. Я уже слыхал – про Аньку, про Женьку. Что Ольга Вам привезла – это в Москве гроши… ее заработок за три месяца. Что Вы мне совали - это за месяц. Езжайте, не тратьте. Впереди черт те что.
Черт вылазит, скорбно помавает головой.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Обнаглел… ступай с глаз долой. (Черт тащится с глаз долой.) Ну, чего Вы расселись? чего тут забыли? я денег не прикарманил. Кру-угом шагом марш!
Ольгина мать встает. Поворачивается на сто восемьдесят градусов, прячет деньги в клеенчатую сумку и шустро убегает в правую кулису.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (один): Ну, Зайцева, и валят тебя. Тебя вытаскивать как из болота бегемота. Я им скажу – электричек не было. Они мне – на автобусе приехала. Автобусы, правда, были. А показания матери не в счет. Особенно если они в пользу этой юродивой Ольги. И мать тоже дура. Хоть не заикайся. Неужто я про билет не спрашивал. Небось не маленький. Билета нету – гони монету, монеты нет – садись в тюрьму.
Константин Иваныч опять звонит, впускают Алену.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Садитесь. Так чего было?
АЛЕНА (садится): Слабенькая она была, Ольга. Ну, и махала нарочно молотком, чтоб мускулы, значит… а то я всю работу делала… я посильней.
