Все стоят оцепенев.
Вирджиния (подымается). Колокол Святого Марка! Он спасен, он не проклят!
С улицы доносится голос герольда, читающего отречение Галилея.
Голос герольда. "Я, Галилей, учитель математики и физики во Флоренции, отрекаюсь от того, что я утверждал: что Солнце является центром вселенной и неподвижно на своем месте и что Земля не является центром и не является неподвижной. Я отрекаюсь от этого, отвергаю и проклинаю с чистым сердцем и нелицемерной верою все эти заблуждения и ереси, равно как и все заблуждения и любое иное мнение, которое противоречит святой церкви".
Наступает тьма.
Когда снова становится светло, все еще слышен звон колокола, затем он
прекращается. Вирджиния вышла. Ученики Галилея остались.
Федерцони. Он никогда не платил тебе за работу как следует. Ты не мог купить себе штанов, не мог сам печататься. Ты все терпел, потому что ведь это была "работа для науки".
Андреа (громко). Несчастна та страна, у которой нет героев!
Входит Галилей. Он почти до неузнаваемости изменился за время процесса. Он слышал слова Андреа. Несколько мгновений, стоя в дверях, он ждет, что с ним поздороваются. Но ученики отступают от него, и он идет медленно,
неуверенными шагами, так как плохо видит; подходит к стулу и садится.
Я не могу смотреть на него. Пусть он уйдет.
Федерцони. Успокойся.
Андреа (кричит Галилею). Винный бурдюк! Обжора! Спас свою драгоценную шкуру? (Садится.) Мне худо.
Галилей (спокойно). Дайте ему стакан воды.
Маленький монах приносит Андреа стакан воды. Никто не обращает внимания на Галилея, который, молча прислушиваясь, сидит на стуле. Издалека слышен
опять голос герольда.
Андреа. Теперь я могу идти, если вы мне поможете.
Они ведут его к двери. Голос Галилея останавливает их.
Галилей. Нет! Несчастна та страна, которая нуждается в героях.
Перед опущенным занавесом читают:
"Разве не ясно, что лошадь, упав с высоты в три или четыре локтя, может сломать себе ноги, тогда как для собаки это совершенно безвредно, а кошка без всякого ущерба падает с высоты в восемь или десять локтей, стрекоза - с верхушки башни, а муравей мог бы даже с Луны. И так же как маленькие животные сравнительно сильнее и крепче, чем крупные, так же и маленькие растения более живучи. И теперь, я полагаю, господа, вы понимаете, что дуб высотою в двести локтей не мог бы обладать ветвями в такой же пропорции, как дуб меньшего размера, и природа не могла бы создать лошадь, которая была бы величиной в двадцать лошадей, или великана в десять раз большего, чем обычный человек, без того, чтобы не изменить пропорции всех членов, особенно костей, которые должны быть укреплены во много раз больше, чем это обычно для нормальной пропорциональной величины. Общепринятое мнение, что большие и малые машины одинаково прочны, очевидно, является заблуждением".
Галилей. "Discorsi"
XIV
1633-1642. Галилео Галилей живет в загородном доме вблизи Флоренции, вплоть
до своей смерти оставаясь пленником инквизиции.
"Discorsi"
С тысяча шестьсот тридцать третьего до
тысяча шестьсот сорок второго года
Галилео Галилей
Был пленником церкви до дня смерти своей.
Большая комната, в ней стол, кожаное кресло, глобус. Галилей, одряхлевший и полуслепой, очень тщательно производит опыт с деревянным шариком на изогнутом деревянном желобе. В передней сидит на страже монах. Стук в ворота. Монах отворяет, входит крестьянин, несущий двух ощипанных гусей. Из
кухни выходит Вирджиния. Ей теперь примерно сорок лет.
Крестьянин. Белено их здесь отдать. Вирджиния. От кого это? Я не заказывала гусей.
Крестьянин. Велено сказать - от проезжего. (Уходит.)
Вирджиния изумленно смотрит на гусей. Монах берет их, недоверчиво осматривает и ощупывает. Потом, успокоенный, возвращает. Вирджиния идет к
Галилею, неся гусей за шеи.
Вирджиния. Какой-то проезжий передал тебе подарок.
Галилей. Что именно?
Вирджиния. Разве ты не видишь?
Галилей. Нет. (Подходит.) Гуси. Кто прислал, не сказано?
Вирджиния. Нет.
Галилей (берет одного гуся в руки). Тяжелый. Я бы съел еще кусочек гуся.
Вирджиния. Ты не мог уже проголодаться. Ведь ты только что ужинал. И что это опять с твоими глазами? Неужели ты даже иа таком расстоянии не видишь?
Галилей. Ты стоишь в тени.
Вирджиния. Вовсе я не стою в тени. (Уходит в переднюю, унося гусей.)
Галилей. Не забудь к нему тмину и яблок. Вирджиния (монаху). Необходимо послать за глазным врачом. Отец, стоя у стола, не смог увидеть гусей.
Монах. Пусть сначала монсиньор Карпула даст мне на это разрешение. Он опять сам писал?
Вирджиния. Нет. Он диктовал мне свою книгу, вы же знаете это. Вы уже получили страницы сто тридцать первую и сто тридцать вторую; это были последние.
Монах. Он старая лиса.
Вирджиния. Он не делает ничего, что противоречило бы предписаниям. Он раскаялся совершенно искренне. Я слежу за ним. (Отдает ему гусей.) Скажите там, на кухне, чтоб печенки поджарили, добавив одно яблоко и одну луковицу. (Проходит в большую комнату.) А теперь мы подумаем о наших глазах и быстренько перестанем возиться с этим шариком и продиктуем еще кусочек нашего еженедельного письма архиепископу.
Галилей. Я себя не совсем хорошо чувствую. Почитай мне немного из Горация.
Вирджиния. Только на прошлой неделе монсиньор Карпула, которому мы столь многим обязаны, - на днях он опять прислал овощи, - говорил мне, что архиепископ каждый раз его спрашивает, как тебе нравятся вопросы и цитаты, которые он тебе посылает. (Села, приготовилась писать под диктовку.)
Галилей. На чем я остановился?
Вирджиния. Раздел четвертый: что касается отношения святой церкви к беспорядкам в арсенале Венеции, то я полностью согласен с мнением кардинала Сполетти относительно мятежных канатчиков...
Галилей. Да. (Диктует.) Согласен с мнением кардинала Сполетти относительно мятежных канатчиков, а именно, что куда лучше выдавать им во имя христианской любви к ближнему похлебку, чем -платить им больше денег за канаты для колоколов. Поелику представляется более мудрым взамен их корысти укреплять их веру. Апостол Павел говорит: "благотвори с радушием". Ну как, тебе нравится?
Вирджиния. Это чудесно, отец.
Галилей. А тебе не кажется, что в этом можно усмотреть иронию?
Вирджиния, Нет, архиепископ будет очень рад. Он такой практичный.
Галилей. Я полагаюсь на твое суждение, Что там еще?
Вирджиния. Прекрасное изречение: "Когда я слаб - тогда я силен".
Галилей. Толкования не будет.
Вирджиния. Но почему же?
Галилей. Что там еще?
Вирджиния. "...И уразуметь превосходящую разумение любовь Христову...". Послание апостола Павла к эфесянам, глава третья, стих девятнадцатый.
Галилей. Особенно благодарен я вашему преосвященству за дивную цитату из послания к эфесянам. Побуждаемый ею, я нашел в несравненном творении святого Фомы "Подражание Христу" (цитирует наизусть): "Он, кому глаголет вечное слово, свободен от многих расспросов". Смею ли я по сему поводу обратиться к вам по личному делу? Меня все еще попрекают за то, что некогда я написал книгу о небесных телах на языке простонародья. Но ведь это отнюдь не означало, что я тем самым хотел предложить, чтобы и книги на значительно более важные темы, такие, как, например, богословие, также писались на наречии продавцов макарон. Объясняя необходимость богослужения по-латыни, обычно говорят, что благодаря всеобщности этого языка все народности слушают одну и ту же святую мессу. Но такая аргументация представляется мне не совсем удачной, ибо дерзкие насмешники могли бы возразить, что, таким образом, ни одна из народностей не понимает смысла слов. Я, однако, считаю, что священные предметы вовсе и не должны быть общепонятны и всем доступны. Латынь, звучащая с амвона, оберегает вечные истины церкви от любопытства непосвященных, пробуждает к себе доверие, когда произносится священникамивыходцами из низших сословий, - с интонациями местного говора... Нет, вычеркни это...
Вирджиния. Все вычеркнуть?
Галилей. Все после слов "продавцов макарон".
В ворота стучат. Вирджиния выходит в переднюю. Монах открывает. Входит
Андреа Сарти. Теперь он уже мужчина средних лет.
Андреа. Добрый вечер. Я уезжаю из Италии, чтобы вести научную работу в Голландии; меня просили посетить его, чтобы я мог сообщить о "ем.
Вирджиния. Не знаю, захочет ли он тебя видеть. Ведь ты никогда не приходил. Андреа. Спроси его.
Галилей узнал голос Андреа. Сидит неподвижно. Вирджиния входит к нему.
Галилей. Это Андреа?
Вирджиния. Да. Сказать ему, чтоб уходил?
Галилей (после паузы). Веди его сюда.
Вирджиния вводит Андреа.
Вирджиния (монаху). Он не опасен. Он был его учеником. А теперь он его враг.
