Амосович.
Что, матушка, не слыхать ли чего?
Дарья Спиридоновна.
Ах, Амосыч, пропала наша головушка! Ведь запил!
Амосович.
В такую, знать, компанию попал… в пьющую… Эхма! Слабостям-то мы, матушка, больно подвержены; тешим плоть свою на сем свете, а об часе-то смертном не подумаем. А ведь окаянному это на руку: он в те поры так за нами и ходит, так в греховные узы-то нас и опутывает…
Дарья Спиридоновна.
Давно я тебя не видала, Петр Амосыч. Что дочка-то твоя?
Амосович.
Ничего… живет. Видел намедни в соборе. Хотел было подойти, да боюсь – огорчишь: ведь барыня; против других совестно будет, вишь я какой! А то вот зимой-то ходил с ангелом поздравить, да на глаза-то не приняла: гостей, говорит, много. Посидел там у них в кухне, погрелся. Спасибо, кухарка у них такая добрая, рюмочку поднесла, да обедать с собою посадила… А экономка с лакеем двугривенничек выслала… все добрые люди, матушка. Вот теперь хоть бы Иван Петрович: фатерку мне дает, все у меня свое тепло есть, а то, зимнее-то дело, ложись да помирай. Что говорит, матушка, не легко есть чужой хлеб, коли сам народ кормил… Совестно матушка! Иной раз пораздумаешься – кусок в горло нейдет…
Дарья Спиридоновна.
Что ж вы у дочери-то не живете? Неужели на ней креста-то нет, что она вас на старости и согреть не хочет? Неужели она не боится божеского наказания?
Амосович.
Ну, Бог с ней! Ведь Бог все видит!.. Отец и денно, и нощно пекся об ней, а она против родителя… Захотелось вишь благородной, барыней быть захотелось!.. Ведь она, матушка, без моего благословения с барином под венец-то пошла (плачет). Да я ей, матушка, и то простил. Я ей все отдал: все, что еще старики накопили, я ей отдал. На, дочка, живи, да нашу старость покой, а она… ну, Бог с ней! Ты подумай, матушка, кабы я пьяница был… (За сценой голос Ивана Петровича: «в гостях хорошо, а дома лучше»).
ВИХРОВ очень навеселе и ЩУРКОВ.
Вихров (сходя).
Ты, Настасья, ты, Настасья,
Отворяй-ка ворота.
Вот мы к тебе вся компания!
Амосович.
Эх, Иван Петрович, на старости ты лет…
Вихров.
Что ты мне можешь препятствовать? Вон сейчас! Ты моей милостью на свете живешь. Я тебя с лица земного сотру! Вон!
Дарья Спиридоновна.
Здравствуйте, братец.
Вихров.
А, сестрица любезная! А где жена?
Дарья Спиридоновна.
Ее нет, братец.
Вихров.
Зачем же ты на мои глаза показалась?
Дарья Спиридоновна.
Я навестить вас пришла, братец.
Вихров.
Ладно, ступай в свое место. (Обращаясь к Щуркову). Ну, ты, прощалыга! представляй киятры.
Щурков.
Это можно-с, только гитарки-то нет-с.
Настасья Климовна (вбегает).
Да что это ты, батюшка, вздумал на старости лет крамольничать-то?
Вихров.
Молчать! Ходи в страхе! Топну ногой – понимай что значит.
Настасья Климовна (к Щуркову).
Ты что за человек?
Вихров.
Гони его по шее: это грабитель.
Щурков.
В гости звали, да и гнать-с!
Вихров.
Сволочь! Вот мы как об тебе понимаем (опускает голову на стол).
Настасья Климовна.
Вон, вон!..
Щурков.
Конечно, сударыня, средства мои не позволяют мне быть хорошо одетым, но и в несчастном положении я сохранил благородные чувства. Конечно, благодетель мой в таком виде, и отрекомендовали меня…
Настасья Климовна.
Ступай, ступай!
Щурков.
Позвольте мне, как благородному человеку, просить рюмку водки.
Настасья Климовна.
Да с чего ты взял? Пришел в чужой дом незваный и непрошеный…
Щурков.
В таком случае, позвольте мне с вами проститься.
Настасья Климовна.
Прощай, батюшка, ничего…
Амосович.
Ступай, коли говорят, ступай…
(Щурков подходит к Настасье Климовне и протягивает ей руку).
Настасья Климовна.
Это ты что еще выдумал?
Щурков.
Я уважаю вас, как строгую женщину, а потому прошу позволения поцеловать вашу руку.
Настасья Климовна.
Нет, батюшка, мы отродясь такими делами не
занимаемся.
Щурков.
Как вам угодно-с. Впрочем, если вам не будет составлять беспокойства, позвольте мне рюмку водки.
Настасья Климовна.
Вон!
(Щурков медленно уходит).
Те же без ЩУРКОВА.
Вихров (подымая голову).
А где мои гости? Давай нам музыку. Аленка, валяй в присядку.
Ты, Настасья, ты, Настасья,
Отворяй-ка ворота.
Настасья Климовна.
Опомнись, Иван Петрович…
Вихров.
Прочь! Где моя подруга жизни?
Настасья Климовна.
Досталось твоей подруге-то жизни; тебя бы…
Вихров.
Меня? не смей!.. Меня грабить!.. Я загулял, а меня грабить!.. Дарья Спиридоновна, я в Марьину рощу попал, а за что они меня били? Деньги были мои… три тысячи серебром денег-то было… За что они меня били?..
Все.
Кто же тебя бил-то?
Вихров.
Все меня били!.. Тимошка, ты хочешь лошадь пропить, потому хозяин этого чувствовать не может… Врешь!.. Меня ограбили!.. Меня ядом напоили, я помереть должен!.. Я пропащий человек! За что они меня били?.. Цыганка… она меня у… уду…. удушить хотела!.. За что они меня били?
(Опускает голову на стол).
Дарья Спиридоновна.
Должно быть, сестрица, и впрям его опутали.
Настасья Климовна.
За что же они его били то?
Амосович.
Такая уж конпания… пьющая!
Дарья Спиридоновна.
Да ничего, сестрица. С моим покойником часто бывали такие оказии-то. Пройдет!
Городовыми называются иногородние купцы в Москве.
