Андрей Сергеевич. Ради Бога, оставимте в покое хозяйство!
Анна Павловна (сжеясь). Да что вы, это теперь — моя жизнь! Сядемте… (Идет с ним к угловому диванчику и садится.) Вот ваши слова меня поражают. Десять лет вы обо мне не думали, сердце ваше молчало и вдруг…
Андрей Сергеевич. Никогда оно не молчало… я хотел его заставить молчать — я кутил, влюблялся, путешествовал, вел самую рассеянную жизнь, а сердце напоминало мне все о том же… что когда-то я был другом обворожительной девочки, с которой играл…
Анна Павловна. Дрался…
Андрей Сергеевич (смеясь). Ведь это же и есть детский флирт!
Анна Павловна. Который вечно дразнился, щипал, обижал…
Андрей Сергеевич. Ах, Боже мой, да детская страсть всегда так выражается! Я завидовал вашим куклам, я ревновал вас к вашим собачонкам, я ненавидел вас в глаза и убегал в рощу наедине плакать и кричать от боли.
Анна Павловна (делается задумчивой). Вот чего никогда не подозревала, это — для меня откровение.
Андрей Сергеевич (делаясь нежнее). А теперь, когда я вас встретил, как все всколыхнулось в душе, какой-то голос прошептал: «Вот — наконец она!» И все стало так ясно, тихо… точно опять наступило блаженное, беззаботное детство.
Анна Павловна (стараясь защититься от нахлынувших на нее нежных чувств). Если бы вы знали, как странно слышать все это человеку давно-давно одинокому. Я так привыкла к тому, что обо мне никто не помнит, никто не думает; отца, вы знаете, я потеряла ребенком, а с тех пор как умерла и мать, я почувствовала себя совершенно одинокой и, зная себя, неинтересной…
Андрей Сергеевич. Нита!
Анна Павловна (растроганная смеется). Забытое детское имя. Я кончила курс и посвятила себя всецело деревне… Ведь я старуха, мне — 25 лет… (С горечью.) Да, ведь мы одногодки.
Андрей Сергеевич. Для меня ни красивей тебя, ни моложе нет женщины!
Анна Павловна (забывшись). Вот я действительно девчонкой с ума сходила по тебе… Вот я тебя и ревновала, и ненавидела девочек, с которыми ты любил играть…
Андрей Сергеевич (целуя ее руки). Милая, милая!
Анна Павловна. Ведь ты же не выносил деревни?
Андрей Сергеевич. Мне так казалось! Я продал оставшуюся мне от отца и потом стал скучать, скучать, и когда вспоминал о тебе, то именно всегда в этой идиллической обстановке. Да и при том — что моя деревня! Мне дорога вот эта, где мы вместе росли, этот дом, где я знаю каждую комнату…
Анна Павловна (весело). А помнишь кладовую, из которой мы воровали пряники?
Андрей Сергеевич. А помнишь, я разбил банку с вареньем у ключницы Марфы, и ты приняла вину на себя?
Анна Павловна (нежно). Чтобы спасти тебя, я столько раз принимала наказания!
Андрей Сергеевич. А глухонемую Таньку, для которой ты прятала все сласти?
Анна Павловна. Которые ты потом отнимал у меня, а в Таньку кидал камнями…
Андрей Сергеевич (обнимая ее и целуя в шею). У-у злая! Ты и не думала тогда, что я ненавижу ее за то, что ты ее любишь! А помнишь, как я подрался с мальчиком за то, что он осмелился поцеловать тебя, перенеся через реку?
Анна Павловна (задумчиво, сконфуженная). Да, это было! (Желая переменить разговор, быстро.) Ну, скажи, чем ты теперь занимаешься? Служишь?
Андрей Сергеевич. Ах, Нита, я готов сказать тебе, как Чацкий: «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» Ах, как тошно видеть везде протекцию, лесть, низкопоклонство… Нет, пробовал и бросил… я буду искать свободной профессии: управляющего имением…
Анна Павловна (задумчиво). Да… это правда… ближе к земле, ближе к людям… сам становишься лучше. Я рада, что ты говоришь так!.. (Опять стараясь оживиться.) Ну, а теперь что ты делал — рассказывай!..
Андрей Сергеевич (смеется). Я — охотился…
Анна Павловна (смеясь). Охотился в Петербурге!?
Андрей Сергеевич (опять смеется). И в Петербурге, и в окрестностях, везде, где встречается белая дичь.
Анна Павловна. Белая? Что значит — белая?
Андрей Сергеевич. Да это мое собственное определение. Легкое, красивое — это белая дичь… ну, там цесарки, куропатки, перепелочки… А вот медведи да волки, ну, это все черная дичь, за этой я не гоняюсь.
Анна Павловна. Так ты охотник!
Андрей Сергеевич. Страстный и неисправимый, но только за белой дичью… (Смеется.) Но, Боже мой, неужели тебя так интересует моя жизнь, мои занятия?
Анна Павловна. Я всегда думала, где-то ты и что делаешь.
Андрей Сергеевич. Нита, да ты любишь меня! Любишь меня! (Бросается к ней.)
Анна Павловна (быстро вставая с дивана и стараясь освободиться от него). Боже мой, Андрей Сергеевич, до чего мы размечтались! Мы, кажется, действительно вообразили себя детьми…
Андрей Сергеевич (удерживая ее). Нита, не принимай этого тона… Не лги самой себе. Не может быть, чтобы ты, красивая, здоровая девушка, не мечтала о том, который должен тебя полюбить? (Все более и более увлекаясь.) Днем ты трудишься, работаешь, отдаешь себя другим, но когда наступает вечер, все погружается в тишину, твое сердце должно рваться от тоски… Тогда ты, наверно, подходишь к окну и глядишь в сад, где каждый куст, каждая лужайка должны вызывать мой образ… А звезды? Разве не ты в детстве научила меня отыскивать Большую Медведицу? Нет, ты готова для любви, твое сердце не знало только, кого назвать? И вот — я пришел, я разбудил тебя, моя спящая царевна, ты меня любишь, и ты будешь моя! Эта рука моя, да?
Анна Павловна (стоявшая все время, стыдливо отвернувшись). Не теперь, не теперь! Боже мой, я так взволнована, все это так неожиданно… Не говорите ничего больше… после, после…
Андрей Сергеевич. Нита!
Анна Павловна (уходя, останавливается у дверей). Андрей! Ведь я не сказала «нет», я сказала «после».
Уходит.
Андрей Сергеевич (когда заперлась дверь, повторяет тот же жест). Пиф-паф! На месте, как всегда! Уф — однако это было не легко. (Подходит к буфету и пьет коньяк.)
Андрей Сергеевич и Люся.
Андрей Сергеевич, посвистывая, ходит по комнате. Во время его разговора с Анной Павловной начало смеркаться. Теперь луна светит в окно и дверь и рисует на полу оконные переплеты.
Люся (выбегает из сада в гостиную и, увидев Андрея Сергеевича, останавливается сконфуженная). Ах!
Андрей Сергеевич. Люся! Что «ах»! Не ожидали встретить меня? Люся, прелесть моя, дитя вы милое! Ведь я последний раз видел вас, когда вы были вот такая. (Показывает пальцами два вершка.)
Люся (смеется). Такая!? Да у Милки щеночки больше, а ведь им всего неделя.
Андрей Сергеевич. Так то щеночки… А вы были маленькая фея… Локоны до плеч… Глаза огромные, как звезды, а рот, как вишня. Я целые дни таскал вас на руках, не мог налюбоваться…
Люся (с восторгом и наивно глядя ему в лицо). Не помню…
Андрей Сергеевич. Верно…
Оба смеются.
(Беря ее за руки.) Вы откуда бежали, Люся? Господи, имя какое у вас — ведь музыка! Люся. Да я попросту Людмила!
Андрей Сергеевич. Людмила… Да ведь и это — поэзия!.. Красавица Людмила в замке Черномора… А ведь, пожалуй, этот деревянный дом похож на замок, в котором заключена красавица.
Люся. Я обожаю наш старый дом… К сожалению, я завтра еду…
Андрей Сергеевич. Завтра!!! Зачем?
Люся (потупив глаза). Ведь я еще не кончила гимназию, мне еще год. Вот с будущей весны я уже дома… Совсем и навсегда…
Андрей Сергеевич. Навсегда?! Ну нет! Есть человек, который на это не согласится…
Люся. Какой человек?
Андрей Сергеевич. Такой, который придет, возьмет это маленькое сокровище за руку и поведет сперва в Божий храм, а потом к себе, где, как скупой, будет хранить его от всех завистливых глаз.
Люся (растроганная и сконфуженная). Это сказка?
Андрей Сергеевич. Да, сказка… продолжение которой вы позволите досказать мне в будущем году.
Люся (сконфуженно смеясь, хочет идти). Хорошо!
Андрей Сергеевич (удерживая ее). Нет, вы постойте, постойте, маленькая фея! Скажите мне, что делали вы в саду в эту чудную лунную ночь? Мечтали?
Люся кивает головой.
О чем? О ком?
Люся. Этого вы не узнаете никогда!
Андрей Сергеевич. Нет, узнаю! Вы сейчас же мне это скажете!
Люся. Я? Ни за что!
Андрей Сергеевич. Нет! Ну, так это скажет мне мой друг месяц.
Люся (смеется). Месяц — ваш друг? Неужели он так болтлив?
