Таня (артельщику). Подождите.
Артельщик. И так дожидаюсь.
Артельщик, Таня и Сахатов (входит в дверь).
Таня. Извините, сейчас вышел лакей. Да вы пожалуйте. Позвольте! (Снимает шубу.)
Сахатов (оправляясь). Дома Леонид Федорович? Встали?
Звонок.
Таня. Как же, давно уж!
Артельщик, Таня и Сахатов. Входит доктор.
Доктор (ищет лакея. Увидав Сахатова, с развязностью). А? мое почтение!
Сахатов (пристально вглядывается). Доктор, кажется?
Доктор. А я думал, что вы за границей. К Леониду Федоровичу?
Сахатов. Да. А вы что же? Болен разве кто?
Доктор (посмеиваясь). Не то чтобы болен, а, знаете, с этими барынями беда! До трех часов каждый день сидит за винтом, а сама тянется в рюмку. А барыня сырая, толстая, да и годочков-то немало.
Сахатов. Вы так и Анне Павловне высказываете ваш диагноз? Ей не нравится, я думаю.
Доктор (смеясь). Что же, правда. Все эти штуки проделывают, а потом расстройство пищеварительных органов, давление на печень, нервы, – ну, и пошла писать, а ты ее подправляй. Беда с ними! (Посмеивается.) А вы что? Вы, кажется, спирит тоже?
Сахатов. Я? Нет, я не спирит тоже... Ну, мое почтение! (Хочет идти, но доктор останавливает.)
Доктор. Нет, ведь я тоже не отрицаю вполне, когда такой человек, как Кругосветлов, принимает участие. Нельзя же! Профессор, европейская известность. Что-нибудь да есть. Хотелось бы как-нибудь посмотреть, да все некогда, другое дело есть.
Сахатов. Да, да. Мое почтение! (Уходит с легким поклоном.)
Доктор (Тане). Встали?
Таня. В спальне. Да вы пожалуйте.
Сахатов и доктор расходятся в разные стороны.
Артельщик, Таня и Федор Иваныч (входит с газетой в руках).
Федор Иваныч (к артельщику). Вы что?
Артельщик. От Бурде, с платьем да с запиской. Велели подождать.
Федор Иваныч. А, от Бурде! (К Тане.) Кто это прошел?
Таня. Сахатов, Сергей Иваныч, и еще доктор. Они тут постояли, поговорили. Все о спиритичестве.
Федор Иваныч (поправляя). Об спиритизме.
Таня. Да я и говорю об спиритичестве. А вы слышали, Федор Иваныч, как прошлый раз удалось хорошо? (Смеется.) И стучало, и вещи перелетали.
Федор Иваныч. А ты почем знаешь?
Таня. А Лизавета Леонидовна сказывали.
Таня, Федор Иваныч, артельщик и Яков-буфетчик (бежит с стаканом чаю).
Яков (к артельщику). Здравствуйте!
Артельщик (грустно). Здравствуйте.
Яков стучит в дверь к Василью Леонидычу.
Те же и Григорий.
Григорий. Давай.
Яков. А стаканы вчерашние всё не принесли, да и поднос от Василья Леонидыча. Ведь с меня спросят.
Григорий. Поднос занят у него с сигарками.
Яков. Так вы переложите. Ведь с меня взыскивают.
Григорий. Принесу, принесу!
Яков. Вы говорите, принесу, а его нет. Намедни хватились, а подавать не на чем.
Григорий. Да принесу, говорю. Эка суета!
Яков. Вам хорошо так говорить, а я вот третий чай подавай да завтракать собирай. Треплешься, треплешься день-деньской. Есть ли у кого в доме больше моего дела? А все нехорош!
Григорий. Да уж чего лучше? Вишь, как хорош!
Таня. Вам все нехороши, только вы один...
Григорий (к Тане). Тебя не спросили! (Уходит.)
Таня, Яков, Федор Иваныч в артельщик.
Яков. Да что, я не обижаюсь, Татьяна Марковна, барыня не говорила ничего про вчерашнее?
Таня. Это об лампе-то?
Яков. И как это она вырвалась из рук, бог ее знает. Только стал обтирать, хотел перехватить, – вышмыгнула как-то... В мелкие кусочки! Все мое несчастье! Ему хорошо, Григорию-то Михайлычу, говорить, как он один головой, а вот как семья? Ведь тоже надо обдумать да прокормить. Я на труды не смотрю. Так ничего не говорила? Ну, и слава богу! А ложечки у вас, Федор Иваныч, одна или две?
Федор Иваныч. Одна, одна. (Читает газету.)
Яков уходит.
Таня, Федор Иваныч и артельщик. Слышен звонок. Входят Григорий с подносом и швейцар.
Швейцар (Григорию). Доложите барину, мужики из деревни.
Григорий (указывая на Федора Иваныча). Дворецкому доложи, а мне некогда. (Уходит.)
Таня, Федор Иваныч, швейцар и артельщик.
Таня. Откуда мужики?
Швейцар. Из Курской, кажется...
Таня (взвизгивает). Они... Это Семенов отец о земле. Пойду встречу. (Бежит.)
Федор Иваныч, швейцар и артельщик.
Швейцар. Так как скажете: пустить их сюда или как? Они говорят – об земле, барин знает.
Федор Иваныч. Да, о покупке земли. Так, так. Гость у него теперь. Ты вот что: скажи, чтоб подождали.
Швейцар. Где ж ждать?
Федор Иваныч. Пусть на дворе подождут, я тогда вышлю.
Швейцар уходит.
Федор Иваныч, Таня, за ней три мужика, Григорий и артельщик.
Таня. Направо. Сюда, сюда!
Федор Иваныч. Я не велел пускать было сюда.
Григорий. То-то, егоза!
Таня. Да ничего, Федор Иваныч, они тут с краюшка.
Федор Иваныч. Натопчут.
Таня. Они ноги обтерли, да я и подотру. (Мужикам.) Вот тут и станьте.
Мужики входят, несут гостинцы в платках: кулич, яйца, полотенца, ищут, на что креститься. Крестятся на лестницу, кланяются Федору Иванычу и становятся твердо.
Григорий (Федору Иванычу). Федор Иваныч! вот говорили, от Пироне фасонисты щиблетки, уж это чего лучше у энтого-то? (Показывает на третьего мужика в чунях.)
Федор Иваныч. Все вам только пересмеивать людей!
Григорий уходит.
Таня, Федор Иваныч и три мужика.
Федор Иваныч (встает и подходит к мужикам). Так вы самые курские, о покупке земли?
1-й мужик. Так точно. Происходит, примерно, насчет свершения продажи земли мы. Доложить бы как?
Федор Иваныч. Да, да, знаю, знаю. Подождите здесь, я сейчас доложу. (Уходит.)
Таня и три мужика. Василий Леонидыч (за сценой). Мужики оглядываются, не знают, куда деть гостинцы.
1-й мужик. Как же, значит, это, не знаю, как назвать, на чем бы подать? Хворменно, чтоб предмет исделать. Блюдце бы, что ли?
Таня. Сейчас, сейчас. Давайте сюда; покамест вот так. (Ставит на диванчик.)
1-й мужик. Это какого звания, примерно, почтенный подходил-то к нам?
Таня. Это камердин.
1-й мужик. Прямое дело, камардин. В распоряжении, значит, тоже. (К Тане.) А вы, примерно, тоже при услужении будете?
Таня. В горничных я. Ведь я тоже деменская. Я ведь вас знаю, и вас знаю, только энтого дяденьку не знаю. (Указывает на третьего мужика.)
3-й мужик. Тех вознала, а меня не вознала?
Таня. Вы Ефим Антоныч?
1-й мужик. Двистительно.
Таня. А вы Семенов родитель, Захар Трифоныч?
2-й мужик. Верно.
3-й мужик. А я, скажем, Митрий Чиликин. Вознала теперь?
Таня. Теперь и вас звать будем.
2-й мужик. Ты чья же будешь?
Таня. А Аксиньи, солдатки покойной, сирота.
1-й и 3-й мужики (с удивлением). Ну-у?!
2-й мужик. Недаром говорится: дай за поросенка грош, посади в рожь, он и будет хорош.
1-й мужик. Двистительно. Сходственно, вроде как мамзель.
3-й мужик. Это как есть. О господи!
Василий Леонидыч (за сценой звонит, а потом кричит). Григорий! Григорий!
