Шиндин. Зачем?!
Входит Алла Шиндина. Это полненькая, красивая, молодая женщина — одета празднично.
Шиндина. О господи! А я его на перроне жду! Из-за тебя чуть от поезда не отстала! Откуда ты взялся?
Шиндин (сдерживая гнев). На кого ты Вовку оставила?
Шиндина. Переночует у соседки, ничего страшного. Что ты так смотришь? Тебе можно, мне нельзя? Я тоже хочу проветриться!
Шиндин. Что он принес сегодня?
Шиндина. Кто?
Шиндин. Вовка что принес из школы?
Шиндина. Две двойки принес. Будто ты не знаешь, что он приносит.
Шиндин. Почему же ты поехала? Надо же сидеть с ним, делать уроки! Вечером придет плотник набивать антресоли! Ты же мне жить не давала из-за этих антресолей — а теперь уехала? На следующей станции сойдешь! Ясно тебе?
Шиндина. Ленечка, это скорый поезд — до Елино он идет без остановок.
Шиндин. Значит, на ходу спрыгнешь! Под гору потише пойдет — и спрыгнешь! (Малисову.) Где акты?
Малисов вынимает из ящика портфель, ставит на полку. Не спеша он извлекает из портфеля три бутылки коньяку — ставит на столик, бутылку шампанского — ставит на столик, лимоны, коробку конфет…
Это что такое?
Малисов (бесстрастно). Боевое снаряжение для предстоящей операции. Все в точности, как велел Егоров. (Протягивает Шиндину стопочку бумаг.) Вот акты — пять экземпляров.
Шиндин (полистав). А почему вы утром меня не нашли? На месте же легче с людьми разговаривать. Надо было пригласить в ресторан, оставить переночевать, организовать для них охоту или рыбалку. Прогулку по реке!
Малисов. Я приглашал в ресторан — они отказались.
Шиндин. Надо было меня найти — они б не отказались! Д теперь я не знаю, как это сделать. Сейчас они улягутся — что я должен, будить? Здрасьте, меня зовут Леня, подпишите акт?
Малисов. Видишь ли, я, например, уверен, что Егоров напрасно нас послал. Они все равно не подпишут. Могу дать голову наотрез.
Шиндин. Тогда зачем же мы едем?
Шиндин а (язвительно). Ленечка, вы едете потому, что Егоров уверен: ради него ты на все пойдешь! Будешь носом землю рыть, но сделаешь! Извините, Леонид Прохорович, что посмела подать голос. На, переобуйся! (Передает ему туфли.)
Он швыряет их на пол. Входит проводник.
Шиндин (с ходу). В чем дело? Надо стучать, потом входить!
Проводник. Билет давай.
Шиндин. Выйди!
Проводник. Давай билет. Орешь!
Шиндин. Я принесу сам тебе билет. А сейчас выйди! (Распахнул перед ним дверь.)
Проводник. Чтоб через пять минут был билет, понял? (Выходит.)
Закрывая за ним, Шиндин задерживается у двери — в коридоре кто-то привлек его внимание.
Шиндин а (протягивает ему билет). На, отнеси человеку. Хам.
Шиндин (положил билет в карман, Малисову). Ну-ка, глянь, кто это там стоит?
Малисов (подходит к двери, осторожно выглядывает — тут же дверь прикрывает). Это он и есть — Юрий Николаевич, председатель комиссии.
Шиндин (снова приоткрывает дверь и некоторое время рассматривает стоящего в коридоре Девятова. Прикрыл дверь. Малисову). Они знают, что ты в этом вагоне?
Малисов. Нет, я из купе не выходил.
Шиндин. Это единственное, что ты сделал толкового за сегодняшний день. (Садится, быстро переобувается. Встает.) Значит, так. Я пошел знакомиться с Юрием Николаевичем — вы пока не высовывайтесь. Ясно? (Выходит из купе.)
Коридор вагона. Вагон сильно покачивает. У спущенного окна, держась за поручень, стоит и курит Девятов — ему лет пятьдесят, невысокого роста, широкоплечий, длинные черные волосы аккуратно причесаны назад, на нем спортивный, хорошо отглаженный костюм. Чувствуется, что это человек себялюбивый, гордый и решительный. Во всем его облике есть какая-то строгая четкость.
(Подходит к Девятову, с наглой бодростью.) Добрый вечер соседям!
Девятое, не поглядев, кивнул — он явно не расположен вступать в разговор.
(Достает сигареты.) Разрешите прижечь?
Теперь Девятов посмотрел на него — коротко, цепко, без интереса, как сфотографировал. И дал спички.
(Прикуривая.) Представляете, какой гад! Выбросил беретку! Сорвал с головы и выкинул.
Девятое. Что-что?
Шиндин (возвращает спички). Я опаздывал и стал его просить: пусти через заднюю дверь. А тут поезд тронулся. И он сорвал с головы беретку и выкинул!
Девятов. Я не понял — о ком вы говорите!
Шиндин. Да проводник!
Девятов. А!
Шиндин. Сейчас вообще какие-то жуткие пошли стариканы! Как заразы какие-то! Ну ты же видишь, я опаздываю, не успею уже вокруг обежать, так пусти, будь человеком! Нет, стал выпендриваться! Не положено! Их бы власть, они бы всем дышать запретили! (Вдруг.) Вы домой или в командировку?
Девятов. Из командировки.
Шиндин. А я наоборот.
Девятов. Вам лучше.
Шиндин (горько). Лучше! Я вот сейчас уехал, а жена кого-нибудь приведет… Знаете, был молодой, глупый, красотку искал… а теперь локти кусаю. Развелся бы — так сына жалко. Вот такой малец растет — в школе круглый отличник, умница, папку любит. Мне она его не отдаст, а если с ней оставить — загубит. Вот так и живу в позоре, извините за откровенность. Знаете, до того уже наболело, любому готов рассказывать… Одна радость — работа…
Девятов. Сочувствую. (Гасит окурок, собирается уходить.)
Шиндин. В картишки не играете?
Девятов. Увы!
Шиндин. Я имею в виду не на деньги. В подкидного!
Девятое разводит руками.
А в домино?
Девятов. Спасибо. (Скрывается в купе.)
Шиндин остается один. Некоторое время он мучительно соображает, как быть дальше. Подходит к двери купе, куда скрылся Девятов, хочет постучать, но не решается. Возвращается к окну. И вдруг его осенило. Он вынимает из кармана билет, который дала ему жена, оглядывается и быстро всовывает билет между стеклами спущенного окна. Билет застревает. Он стучит пальцем по стеклу — билет проваливается глубже. Теперь все в порядке. От волнения Шиндин даже малость вспотел. Успокоившись, пригладив волосы, решительно подходит к купе членов комиссии. Стучит.
Голос Нуйкиной. Входите!
Купе членов комиссии. Здесь кроме Девятова Нуйкина и Семенов. Нуйкина — интеллигентного вида дама, ей уже за пятьдесят, но она тщательно «заштукатурена». Семенову лет сорок пять, — это огромного роста, могучий мужчина. Он пьет пиво.
Шиндин (обращается ко всем). Ради бога, извините. (Девятову.) Вы ушли, а со мной несчастье случилось.
Девятов. Что такое?
Шиндин. Представляете, я стою, курю. Вынул из кармана билет (показывает, как вынимал), думаю, пойду сейчас покажу этой балде, проводнику. У меня, когда садился, билета не было при себе, у товарища, мы вместе едем в командировку. И вдруг, представляете, задумался и уронил билет…
Нуйкина. За окно?
Шиндин. Нет! Он попал между стеклами! Его видно!
Семенов. Сейчас проводник вам даст жару!
Шиндин. Да в том-то и дело! Мы с ним и так поцапались на посадке! (Девятову.) Я вас очень прошу, скажите, что вы видели, как я уронил, а то — это ж ненормальный человек — сейчас такой шум поднимет. Очень прошу вас. Билет там, его видно. Я покажу… если вам не трудно…
Девятов неохотно поднимается, за ним следуют Нуйкина и Семенов. Семенов прихватил с собой бутылку с пивом. Все выходят в коридор вагона.
Нуйкина. Как же вы уронили?
Шиндин. Да вот так стоял (показывает, как он стоял), держал в руке, облокотился — и он у меня из пальцев выпал! Может, проволоку какую добыть, даже не знаю…
Семенов (отхлебнув из бутылки). Оттуда не вытащить. Только если стекло разбить.
Нуйкина. Безобразие! Вы же знаете, есть правило: проездные документы и вообще документы никогда не надо зря вынимать!
