Уильям Шекспир - Укрощение строптивой

Я — Кристофер Слай; не зовите меня ни «вашей милостью», ни «вашей честью»; хересу я отродясь не пил, а уж если хотите угостить меня цукатами, так угощайте цукатами из говядины. Незачем вам спрашивать, какое я платье надену, потому что у меня не больше камзолов, чем спин, не больше чулок, чем ног, не больше башмаков, чем ступней, а иногда ступней даже больше, чем башмаков, или такие башмаки, что из них пальцы наружу торчат.

Спаси вас бог от этакого бреда!

Подумать только, что могучим лордом,

Богатым, знатным и высокочтимым,

Так овладели низменные мысли!

Вы что же, хотите меня с ума свести? Разве я не Кристофер Слай, сын старого Слая из Бертонской Пустоши,3 разносчик по происхождению, чесальщик по образованию, медвежатник по превратности судьбы, а по теперешнему ремеслу медник? Да спросите вы Мериан Хеккет,4 толстую трактирщицу из Уинкота5, знает ли она меня. Если она вам скажет, что я не задолжал по счету четырнадцать пенсов за светлый эль, считайте меня самым лживым мерзавцем во всем христианском мире. Что! Не одурел же я окончательно! Вот…

Вот почему скорбит супруга ваша!

Вот почему грустят и ваши слуги!

Вот почему родня вас избегает!

Безумье ваше гонит их отсюда.

О благородный лорд, подумай, кто ты,

Свое происхождение припомни;

Былой свой разум снова обрети,

Очнись от недостойных сновидений.

Смотри, как за тобою ходят слуги

И угодить готовы — лишь кивни.

Ждешь музыки? Чу! Аполлон играет,

Музыка.

И в клетках соловьи залились трелью.

Захочешь спать? Положим на постель,

Нежнее, и роскошнее, и мягче

Семирамиды6 сладостного ложа.

Гулять пойдешь? Усыплем путь цветами.

Кататься хочешь? Оседлаем коней,

Заблещут жемчуг, золото на сбруе.

Ты любишь соколиную охоту?

Взлетит твой сокол жаворонка выше.

Пойдешь на зверя? Лай твоих собак

Заставит отозваться свод небесный

И эхом прозвучит из недр земли.

Травить начнешь? Летят твои борзые

Быстрей оленя и резвее лани.

Картины любишь? Их мы принесем.

Изображен Адонис у ручья

И Цитерея, скрытая в осоке,7

Колеблемой ее дыханьем легким,

Как нежным дуновеньем ветерка.

Тебе покажем мы, как деву Ио

Сумел Юпитер захватить врасплох.8

Все точно нарисовано, как было.

Иль Дафну, что бредет в тернистой чаще,

Изранив ноги нежные до крови;

В слезах глядит на это Аполлон,9

И кажется, что все воочью видишь,

Так верно переданы кровь и слезы.

Ты — лорд, пойми; не кто иной, как лорд!

Красавица жена твоя прекрасней

Любой из женщин нашего столетья.

Пока она не портила лицо

Ручьями слез, из-за тебя пролитых,

Она была всех женщин в мире краше,

Да не уступит и теперь любой.

Я — лорд? И у меня жена-красотка?

Я, может, сплю? Иль спал я до сих пор?

Не сплю! Я говорю, я вижу, слышу,

Тут сладко пахнет, мягкие все вещи.

Ей-богу, кажется, я вправду лорд.

Не медник вовсе, не Кристофер Слай.

А ну, ведите-ка сюда жену

И дайте, повторяю, кружку зля.

Угодно ль вымыть руки, ваша светлость?

Мы счастливы, что к вам вернулся разум

И вспомнили вы, кто же вы такой.

Вы спали крепким сном пятнадцать лет,

И даже пробуждаясь — тоже спали.

Пятнадцать лет! Ей-ей, вздремнул недурно!

И я не разговаривал все время?

Нет, говорили, только очень странно.

Вы, лежа в этой комнате прекрасной,

Кричали, что вас вышибли за дверь,

Трактирщицу ругали беспощадно

И в суд грозились потянуть ее

За то, что эль недоливает в кружки;

Иль начинали кликать Сайсли Хеккет.

Ну да! Это дочка трактирщицы.

Вам не знакомы ни трактир, ни дочка,

Ни те, кого вы называли здесь,

Ни Стивен Слай, ни Старый Джон Непс-Сало,10

Ни Питер Торф, ни Генри Пимпернел,

Ни прочие, подобные им лица,

Которых не знавал никто на свете.

Ну, возблагодарим же тебя, господи боже мой, за то, что я исцелился!

Аминь.

Спасибо; но и ты не прогадаешь.

Входит паж, переодетый дамой, за ним слуга.

Как чувствует себя милорд сегодня?

Отлично чувствую. Еды здесь вдоволь.

А где моя жена?

Я здесь, милорд. Что приказать угодно?

Жена моя? Что ж не зовете мужем?

Для слуг я лорд, а вам я муженек.

Вы муж мой и милорд. Милорд и муж,

А я жена, и вам во всем послушна.

Ну ясно! — Как мне звать ее?

Мадам.

Мадама Элс или мадама Джон?11

Мадам — и все. Так жен зовут вельможи.

Мадам жена! Мне сказывают, спал я;

Проспал пятнадцать лет, а то и больше.

А мне казалось — три десятка лет

Я лишена супружеского ложа.

Долгонько! — Слуги, убирайтесь вон. —

Мадам, разденьтесь живо, и в постель!

О трижды благородный лорд, молю вас

Ко мне не прикасаться ночь иль две

Или хотя бы до захода солнца;

Врачи мне настоятельно велели,

Боясь, чтоб к вам недуг не возвратился,

Супружеского ложа избегать —

И в этом оправдание мое.

Да ведь дело так обстоит, что долго ждать мне невтерпеж. Но и заболеть этими снами мне опять же не хочется. Придется, видно, подождать, невзирая на плоть и кровь.

Входит слуга.

Актеры вашей светлости, узнав,

Что вам полегче, разыграть готовы

Веселую комедию пред вами.

По мнению врачей, полезно это,

Печаль вам чересчур сгустила кровь,

А меланхолия родит безумье.

Вам представленье нужно посмотреть,

Настроившись на радость и веселье;

Они ведь изгоняют тьму недугов

И помогают людям жизнь продлить.

Ладно уж, — пусть себе играют. А это что будет — святочная потеха или акробаты?

Нет, это презабавная вещица.

Из домашних вещиц, что ли?

Нет, что-то вроде хроники.

Ну что ж, посмотрим. Давай-ка, мадама жена, садись со мной рядком, и будь что будет. Один раз молоды бываем.

Падуя. Площадь.

Входят Люченцио и Транио.

Сбылось мое заветное желанье

Увидеть Падую, наук питомник,

И наконец в Ломбардию я прибыл —

Волшебный сад Италии великой.

Благодаря отцу, его заботам

И доброму ко мне расположенью,

Я заручился обществом твоим,

Испытанный слуга мой, верный Транио.

Здесь заживем и в добрый час приступим

К познанию наук и изысканьям.

Родился в Пизе я. Был город этот

Давно прославлен именами граждан

Достойнейших; средь них и мой отец

Винченцио из рода Бентиволио;

Торговлю с целым миром он ведет.

А я был во Флоренции воспитан

И должен оправдать его надежды,

Украсив добродетелью богатство.

Вот почему я, Транио, займусь

Той областью науки философской,

Которая трактует нам, что можно

Лишь добродетелью достигнуть счастья.

Что скажешь ты? Ведь, оставляя Пизу,

Я в Падую спешил как человек,

Которого влечет из мелководья

Скорее погрузиться в глубину,

Чтоб утолить томительную жажду.

Mi pardonate,12 добрый мой хозяин!

Я рад, что твердо вы решили сласть

Сладчайшей философии вкусить,

Но только, мой хозяин, преклоняясь

Пред этой добродетельной наукой,

Нам превращаться вовсе нет нужды

Ни в стоиков, синьор мой, ни в чурбаны.