Хэнк. Так-то оно так… (Хихикает.) Если бы не эта девчонка… забилась в уголке на заднем сиденье и ревмя ревет. Не знаю, черт побери, было у вас с ней что или не было, только они-то думают, было, потому что она все время глаз не осушает.
Шеннон. Вот что, Хэнк. Плевать мне, что они думают. Там, где гидом Лоренс Шеннон, он один хозяин; только он решает, куда ехать, когда ехать, – весь распорядок путешествия во всех подробностях. Иначе я слагаю с себя ответственность. Поэтому идите и вытащите их из автобуса, пока они там не задохлись. В случае чего тащите их силой и гоните сюда. Слышите? И не спорьте со мной. Миссис Фолк, дорогая! Дайте Хэнку рекламный образец меню вашего ресторана, пусть покажет этим дамам. Здесь у нее такой повар-китаец, глазам своим не поверите, когда увидите меню. В Шанхае был шефом в лучшем клубе. Я его уговорил перейти к ней сюда. К тому же фанатик европейской кухни… Хотите – бефстроганов, хотите – любые блюда французской кухни. Миссис Фолк, дорогая, вручите ему одно из ваших неописуемых меню.
Передавая Хэнку листок, Мэксин посмеивается, словно она участвует в забавном розыгрыше.
Спасибо. Вот, ступайте к ним, покажите им это сказочное меню, опишите вид с горы…
Хэнк берет меню, ухмыляясь и покачивая головой.
Выпейте холодного пива и…
Хэнк. Лучше бы вам самому к ним спуститься.
Шеннон. Я не сойду с этой веранды еще по крайней мере двое суток. А это что еще? Живой гротеск в манере Иеронима Босха?
Неожиданно, словно в дурном сне, появляется семейка Фаренкопф – немцы, живущие в отеле. Они огибают веранду и идут к тропинке, ведущей на пляж. Их костюмы отвечают требованиям приличия лишь в минимальной степени. Розово-золотистые барочные купидоны разных габаритов – их роскошные телеса так и просятся на полотна Рубенса. Хильда, новобрачная, появляется верхом на большой резиновой надутой лошадке. Глаза ее сверкают, на устах – восторженная улыбка. «Но, но, лошадка!» – кричит она, галопируя в сопровождении своего юного мужа, Вольфганга, этакого вагнеровского тенора. За ними ее папаша, герр Фаренкопф, владелец танкового завода во Франкфурте. В руках портативный коротковолновый приемник, из которого несется треск и гортанный голос немецкого диктора, передающего репортаж о битве за Англию. За ним маменька, фрау Фаренкопф, – здоровенная, жирнющая, с полной сумкой снеди для пикника на пляже. Немцы хором запевают нацистский марш.
А-а, и тут нацисты! И чего это их столько нанесло сюда в последнее время?
Мэксин. Мексика, дорогой мой, – это парадная дверь в Южную Америку и черный ход в Штаты – вот почему.
Шеннон. Ага, а теперь, когда Фреда не стало, вы устраиваетесь швейцаром у этих дверей?
Мэксин подсаживается к нему в гамак.
Уходите, пока вы мне кости не сломали. Если уж пришла охота крушить, накололи бы мне лучше льду, приложить к голове.
Мэксин вынимает кусочек льда из своего стакана и водит им по лбу Шеннона.
О Господи…
Мэксин (усмехаясь). Ха! Значит, спутались с цыпленочком, Шеннон, а старые куры заквохтали.
Шеннон. Сама напросилась, правду говорю. Но ей еще нет и семнадцати, только через месяц исполнится. Так что все оборачивается серьезно, и даже очень. Девочка оказалась скороспелкой не только в делах любовных – она еще и вундеркинд, музыкальное чудо.
Мэксин. При чем тут музыка?
Шеннон. А при том, что она путешествует под крылышком, вернее, под конвоем своей проклятой учительницы пения, которая даже в автобусе устраивает хоровые спевки. О Боже ты мой! Удивляюсь, как это они и сейчас не голосят хором. Верно, совсем уж задохлись в автобусе, а то бы завели елейными голосками что-нибудь трогательное и благонравное… О Боже!..
Мэксин посмеивается.
Каждый вечер, как отужинают да выложат мне все свои жалобы – и еда-то им плоха, и чего-то, по расчетам учительницы математики, им недодали, – да еще нескольких дам, ходивших обследовать кухню, успеет вырвать, начинается концерт. Наша канарейка – эта самая девчонка – открывает клюв, и пошло: песенки Кэрри Джекобса Бонда, песенки Этелберта Невина. Представляете, Мэксин, после целого дня адских мук – к примеру, трижды подряд спустит шина или обнаружится течь в радиаторе, как было на Тьерра Кальенте… (Воспоминания словно прибавили ему сил, и он медленно приподымается в гамаке.) А раз вечером пришлось под проливным дождем ползти в гору с риском для жизни на крутых поворотах над пропастью… а под сиденьем у шофера – учтите! – стоял, как полагали мои училочки, термос с холодной водой, но мне-то было доподлинно известно: там была холодная текила… и вот после того, как еще один такой восхитительный денек, казалось, уже позади, наш вундеркинд, мисс Шарлотта Гуделл, сразу после ужина, чтоб я не успел удрать, начинает душераздирающую и нестерпимую для человеческого уха песенку Кэрри Джекобса Бонда «Конец прекраснейшего дня». И самое страшное – ни тени юмора!
Мэксин. Ха!
Шеннон. Вам-то, конечно, «ха!». Да, забыл еще – накануне… нет, за день до того, в Чильпансинго у нас вышли из строя тормоза. И вот – надо же! – в отеле, где мы застряли на ночь, нашелся старый рояль, который не открывали, должно быть, с тех пор, как убили императора Максимилиана. Так эта техасская канарейка раскрывает клюв и щебечет: «Я люблю вас всей душой». А сама уставилась на меня, да еще с ужимками такими… вся так и млела, пока ее конвоир, эта чертова учительница пения – сто лошадиных сил, – не хлопнула крышкой рояля и не потащила ее из гостиной. Но ее тащат, а наша мисс канарейка опять раскрыла клюв и вопит: «Ларри, Ларри, я люблю вас всей душой!» А ночью вхожу к себе в комнату и обнаруживаю, что я там не один.
Мэксин. К вам вселился вундеркинд?
Шеннон. Ко мне вселился призрак!.. Вселился в душную комнатенку с одной кроватью не шире гладильной доски и такой же жесткой. И призрак уже там – потел и улыбался мне.
Мэксин (усмехаясь). А, призрак! Значит, за вами опять гоняются призраки?
Шеннон. Совершенно верно, дорогая, – единственно, кто вышел со мной из автобуса.
Мэксин. И сейчас он уже здесь?
Шеннон. Неподалеку.
Мэксин. Где? На веранде?
Шеннон. Скорее, притаился за верандой. Где-нибудь поблизости, но он вроде индейцев сиу, которые до захода солнца не нападают. Послезакатный призрак. (Услышав долгий, настойчивый гудок автобуса. вылезает из гамака.) Мэксин.
У меня есть крошка-тень, Точный мой портрет.
Одного я не пойму – Есть в ней прок иль нет.
Мой двойник, она за мной Ходит по пятам.
Чуть хочу нырнуть в кровать.
А она уж там.
Шеннон. Истинная правда. Вместе со мной прыгает в постель.
Мэксин. Когда спите один или…
Шеннон. Да я уже три ночи не спал.
Мэксин. Ну, сегодня отоспишься, мальчик.
Снова гудок.
Шеннон (опасливо поглядывает вниз). Сколько нужно времени, чтобы выпарить целый педагогический совет баптистского колледжа из автобуса, который остановился на самом солнцепеке при сорока градусах в тени?!
Мэксин. Вон, выползают.
Шеннон. Так… Значит, в этом раунде я победил. Что они там делают? Вам не видно?
Мэксин. Окружили вашего приятеля Хэнка.
Шеннон. И рвут на куски?
Мэксин. Одна здорово залепила ему, и он забился в автобус. А она сюда подымается.
Шеннон. О тень Великого Цезаря! Наверное, эта сволочь – учительница пения.
Голос мисс Феллоуз (пронзительно). Шеннон! Шеннон!
Шеннон. Ради Бога, помогите мне справиться с ней.
Мэксин. Вы же знаете, мальчик, не выдам. Но почему бы вам не перестать гоняться за малолетками и не проявить побольше здорового интереса к взрослым женщинам?
Голос мисс Феллоуз (пронзительно). Шеннон!
Шеннон (кричит вниз). Подымайтесь сюда, мисс Феллоуз. Я уже все устроил. (К Мэксин.) О Боже, она прет в гору, как разъяренный бык!
Мисс Феллоуз продирается сквозь заросли по тропинке.
Мисс Феллоуз, никогда этого не делайте! Летом в тропиках, да еще во время полнолуния, нельзя подыматься в гору, словно вы ведете в атаку кавалерийский полк на совершенно неприступный…
Мисс Феллоуз (тяжело дыша, в ярости). Мне не нужны ни ваши предостережения, ни ваши советы! Мне нужен ключ от машины!
Шеннон. Миссис Фолк, разрешите вам пред-ставить – мисс Джудит Феллоуз.
Мисс Феллоуз. Этот человек вошел с вами в сделку?
Мэксин. Я не понимаю, о чем вы…
Мисс Феллоуз. Работает у вас на процентах?
Мэксин. А зачем мне платить проценты? Мне и так приходится больше отказывать туристам, чем…
Мисс Феллоуз (прерывая ее). Но это не «Эмбос Мундус». А в проспекте сказано, что в Пуэрто-Баррио мы должны остановиться в «Эмбос Мундос», в центре города.
Шеннон. Да, на площади. Вот вы расскажите ей насчет этой площади.
Мэксин. А что насчет площади?
Шеннон. Расскажите, какая там жарища, шум, какая там вонь и сколько мух. Бродячие собаки дохнут прямо на…
Мисс Феллоуз. А здесь, по-вашему, лучше?
Шеннон. Вид с этой веранды не хуже, а по-моему, даже лучше, чем вид с пика Виктории в Гонконге или с верхней террасы дворца самого султана в…
