Сцена 6
Долина; в глубине монастырь. Входят Филиппо Строцци и два монаха; послушники несут гроб Луизы, они ставят его в склеп.
Филиппо. Пока вы еще не положили ее на последнее ложе, дайте мне поцеловать ее. Когда она ложилась спать, я вот так же наклонялся над нею, чтобы поцеловать перед сном; ее грустные глаза были так же полузакрыты, но они открывались вновь при первых лучах солнца, как два лазоревых цветка; она вставала тихо и с улыбкой на устах шла к своему старому отцу отдать ему вчерашний поцелуй. Ее небесные черты наполняли блаженством грустный миг — пробуждение человека, уставшего от жизни. Еще один день, думал я, видя зарю, еще одна борозда на моем поле! Но я видел мою дочь, жизнь являлась мне в ее красоте, и свет дня становился желанным.
Склеп закрывают.
Пьетро Строцци (за сценой). Сюда идите, сюда.
Филиппо. Ты больше не встанешь с твоего ложа; больше не ступишь на траву босыми ногами, не пойдешь к твоему отцу. О моя Луиза! Только бог знал, чем ты была, и я… я… я!
Пьетро (входит). Их сотня в Сестино, они прибыли из Пьемонта. Идем, Филиппо; не время для слез.
Филиппо. Дитя, знаешь ли ты, что есть время слез?
Пьетро. Изгнанники собрались в Сестино; пора думать о мщении; двинемся открыто на Флоренцию нашей маленькой армией. Если нам удастся прийти вовремя нынче ночью и застигнуть врасплох часовых у цитадели, все будет кончено. Клянусь небом! Я воздвигну моей сестре не такой мавзолей.
Филиппо. Я не согласен; идите без меня, друзья мои.
Пьетро. Вы нам необходимы; знайте, союзники рассчитывают на ваше имя; сам Франциск Первый ждет, что вы выступите в защиту свободы. Он пишет вам, так же как и вождям флорентийских республиканцев; вот его письмо.
Филиппо (открывает письмо). Скажи тому, что принес тебе это письмо, чтобы он ответил королю Франции такими словами: "В день, когда Филиппо поднимет оружие против своей родины, он будет безумен".
Пьетро. Что это за новое изречение?
Филиппо. Такое, какое мне по сердцу.
Пьетро. Итак, дело изгнанников вы приносите в жертву ради удовольствия изречь красивую фразу? Берегитесь, отец, дело тут идет не об отрывке из Плиния; подумайте, прежде чем сказать: "нет".
Филиппо. Целых шестьдесят лет я знал, что я должен ответить на письмо французского короля.
Пьетро. Это нельзя себе представить, вы принудите меня сказать вам горькие слова. Идемте с нами, отец, умоляю вас. Когда я шел к Пацци, разве вы не сказали мне: "Возьми меня с собой?" Разве тогда было иначе?
Филиппо. Совсем иначе. Оскорбленный отец, который выходит из своего дома с мечом в руке, окруженный друзьями, чтобы идти требовать правосудия, — это совсем не то, что мятежник в открытом поле, поднявший, вопреки законам, оружие против своей родины.
Пьетро. Как будто надо было требовать правосудия! Надо было убить Алессандро! Что изменилось за это время? Вы не любите вашу родину, иначе вы воспользовались бы таким случаем, как этот.
Филиппо. Случаем, боже мой! Это — случай! (Ударяет по камням склепа.)
Пьетро. Склонитесь к нашим мольбам.
Филиппо. Горе мое не честолюбиво. Оставьте меня одного, я все сказал.
Пьетро. Упрямый, непреклонный старик! Мастер на изречения! Вы будете виной нашей гибели!
Филиппо. Молчи, дерзкий, прочь отсюда!
Пьетро. Я не в силах сказать, что со мной. Ступайте куда хотите, теперь мы будем действовать без вас. И, клянусь смертью господней, нельзя будет сказать, что все погибло оттого лишь, что при нас не было переводчика с латыни. (Уходит.)
Филиппо. Настал твой день, Филиппо! Не значит ли все это, что настал твой день! (Уходит.)
Берег Арно, набережная. Виден длинный ряд дворцов.
Лоренцо (входит). Вот садится солнце; я не могу терять времени, а между тем все это так похоже на потерянное время. (Стучит в дверь.) Эй, синьор Аламанно! Эй!
Аламанно (на террасе своего дворца). Кто там? Чего вам надо?
Лоренцо. Я пришел предупредить вас, что герцог должен быть убит нынче ночью; вы и ваши друзья примете назавтра меры, если вы любите свободу.
Аламанно. Кто должен убить Алессандро?
Лоренцо. Лоренцо Медичи.
Аламанно. Это ты, Ренциначчо? Так зайди отужинать с весельчаками, которые собрались у меня.
Лоренцо. У меня нет времени; готовьтесь действовать завтра.
Аламанно. Это ты хочешь убить герцога? Полно, тебе в голову ударило вино! (Уходит.)
Лоренцо. Быть может, напрасно говорить им, что Алессандро убью я, — ведь никто не хочет мне поверить. (Стучит в другую дверь.) Эй, синьор Пацци! Эй!
Пацци (на террасе). Кто зовет меня?
Лоренцо. Я пришел сказать вам, что герцог будет убит этой ночью; старайтесь действовать завтра на благо свободы Флоренции.
Пацци. Кто должен убить герцога?
Лоренцо. Не все ли равно; как бы то ни было, действуйте, вы и ваши друзья. Я не могу сказать вам имя этого человека.
Пацци. Ты сумасшедший! Ступай к черту, мошенник! (Уходит.)
Лоренцо. Ясно, если я не скажу им, что это я, словам моим еще меньше будет веры. (Стучит в третью дверь.) Эй, синьор Корсини!
Проведитор (на террасе). Что там?
Лоренцо. Герцог Алессандро будет убит нынче ночью.
Проведитор. Вот как, Лоренцо! Если ты пьян, иди шутить в другое место. Ты совсем некстати ранил мою лошадь после бала у Нази; черт бы тебя побрал! (Уходит.)
Лоренцо. Бедная Флоренция, бедная Флоренция! (Уходит.)
Равнина. Входят Пьетро Строцци и двое изгнанников.
Пьетро. Мой отец не захотел прийти. Я не мог его убедить.
Первый изгнанник. Я не буду говорить об этом моим товарищам — тут есть от чего прийти в смятение.
Пьетро. Почему? Садитесь вечером на лошадь, скачите в Сестино во весь опор; я буду там завтра утром. Скажите, что Филиппо отказался, но что Пьетро не отказывается.
Первый изгнанник. Союзникам нужно имя Филиппо; если его не будет, мы ничего не сделаем.
Пьетро. Я принадлежу к тому же роду, что Филиппо; скажите, что придет Строцци, этого довольно.
Первый изгнанник. Меня спросят, который из Строцци, и если я не отвечу: "Филиппо", ничего не выйдет.
Пьетро. Глупец! Делай то, что тебе говорят, отвечай только за себя. Как ты можешь знать заранее, что ничего не выйдет?
Первый изгнанник. Синьор, нельзя так обращаться с людьми.
Пьетро. Довольно! Садись на лошадь и поезжай в Сестино.
Первый изгнанник. Право, синьор, моя лошадь устала; я в эту ночь сделал двенадцать миль. Мне не хочется седлать ее сейчас.
Пьетро. Ты дурак, и только. (Другому изгнаннику.) Поезжайте вы — вы лучше сумеете это сделать.
Второй изгнанник. Что касается Филиппо, мой товарищ прав; имя его, конечно, помогло бы делу.
Пьетро. Трусы! Бессердечные скоты! Ведь дело же в том, что ваши жены и дети умирают с голоду, слышите вы? Имя Филиппо наполнит им рты, но оно не наполнит им желудки. Что за свиньи!
Второй изгнанник. Нельзя сговориться с таким грубияном; идем, товарищ.
Пьетро. Ступай к черту, сволочь, и скажи своей братии, что если я им не нужен, то королю Франции я нужен, и пусть они остерегаются; как бы не дали мне власть над вами всеми!
Первый изгнанник (второму). Пойдем, товарищ, пойдем поужинаем; я, как и ты, изнемогаю от усталости. (Уходят.)
Площадь; ночь.
Лоренцо (входит). Я скажу, что это от стыдливости, и унесу светильник; ведь это часто делается так; новобрачная, например, требует этого от своего мужа, не соглашаясь иначе впустить его в спальню, а Катарину считают такой добродетельной. Бедная девушка — да и кто в этом мире мог бы назваться добродетельным, если не она? Только бы моя мать не умерла от всего этого. А ведь это может случиться. Итак, все готово. Терпение! Ведь час — всего только час, и часы только что пробили. Вам это непременно нужно? Да нет, к чему! Унеси, если хочешь, светильник; женщина отдается в первый раз, это так понятно. Войдите же, обогрейтесь немножко. О боже мой! Ну да, конечно, всего лишь прихоть молодой девушки. И как поверить этому убийству? Это могло бы их удивить, даже Филиппо. А, вот и ты, мертвенный лик!
