КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Хорошо бы… только я его чегой-то не вижу. Чёрта – того вижу.
ГЛЕБ: А то! мы их давно видим. Правда, Вить?
Черт крадется вдоль кирпичной стены, с улицы. Тычется в железную дверь, но та ему не открывается.
ЧЕРТ: У-у-у!
Снизу доносится нестройное пенье. Выделяется голос Глеба.
ГЛЕБ: Живет моя отрада в высоком терему!
ЗАНАВЕС
СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ
Кабинет Константина Иваныча, утро. За столом сидит Юрий Пустырин, напротив него клюет носом Ольга.
ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Сколько ударов Вы нанесли, Зайцева?
ОЛЬГА (бормочет, как во сне): Много… Алена видела.
ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Не прикидывайтесь слабоумной, Зайцева. Я говорю о тех ударах, что были нанесены ночью, без свидетелей, и имели летальный исход.
ОЛЬГА (тупо): Летел он ночью, входил уж когда я хозяйку убила. Не видел он… какой из него свидетель… и никогда он меня не имел. Я под дурочку не кошу.
ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Распишитесь вот здесь.
ОЛЬГА (расписывается): Можно мне пойти спать?
ЮРИЙ ПУСТЫРИН (звонит по внутреннему телефону): Примите подследственную. Идите, Зайцева. (Ольга тычется, еле находит дверь. Уходит.) Дайте мне Родимчикова. Сделано, Александр Марленович. Можно предъявлять обвиненье. Хорошо, подготовлю. (Кладет трубку. Входит запыхавшийся Константин Иваныч.) Точен, как часы, Костик. (Встает.) Садись в свое кресло. Это я заберу – ее признанье. (Забирает бумажку.)
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Как? причем тут ты? когда успел? Сейчас без пяти девять, я уходил вчера в семь вечера.
ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Всю ночь с ней бился. Умственно отсталая. Но вменяема, зверюга. Родимчиков мне вчера позвонил. Сказал – ты дело запутал. Пришел твой собутыльник, за тебя допрашивал, ты поддакивал. Поддатый был? что праздновали? и сегодня тоже какой-то помятый. Поди отоспись – Родимчиков разрешил. Посидел пять минут в кресле – и хватит. Освобождай место, мне поручили по твоим материалам сформулировать обвиненье.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (не слушает его набирает городской номер): Глеба Игоревич, пожалуйста. Вы кто будете? куда увезли? в Ганнушкина? а кто вызвал? так Вас там уже полтора года нет, Зайцева сказала. Зайцева! Ольга Зайцева, подследственная. (Кладет трубку). Отключилась, тварь. Бывшая жена… та еще дамочка. Юра, это не собутыльник. Вчера первый раз в жизни вместе пили, уже по окончании рабочего дня. После того, как я его допрашивал… то есть он допрашивал Зайцеву.
ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Вот, вот… что я и говорю.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Юра, это очень ценный свидетель. Он писал портрет покойной… долго писал, много видел и слышал.
ЮРИЙ ПУСТЫРИН (поднимает Константина Иваныча с кресла, ведет к дверям): Ступай домой, пока дров не наломал… у Родимчикова тоже терпенье не бесконечное… смотри, лопнет. Я тебя прикрою… я за тебя напишу… (Выпроваживает Константина Иваныча, набирает внутренний номер.) Александр Марленович! он ушел. Я сказал – Вы отпускаете. Думаю, в Ганнушкина. Сейчас позвоню предупрежу, чтоб не давали свиданья. (Одну трубку кладет, другую поднимает. Набирает городской номер.) Тамара Петровна! Это Пустырин. Поймина получше изолируйте. И никаких свиданий, пока идет следствие.
ЗАНАВЕС
СЦЕНА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Двор больницы имени Ганнушкина. Константин Иваныч прогуливается у стен корпуса с зарешеченными окнами, напевая.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Живет моя отрада в высоком терему.
На четвертом этаже бутафорского зданья открывается форточка.
ГЛЕБ (взгромоздившись на тумбочку, выбрасывает скомканную бумажку): Лови!
ЧЕРТ (выскакивает из кулисы, перехватывает бумажку): Спасибочки.
Чиркнул зажигалкой, спалил бумажку на глазах у изумленной публики.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (невольно зажимает нос): Черт возьми, как от его зажигалки серой запахло…
Черт спокойно удаляется в кулису, чуть приволакивая заживающую ногу.
ГЛЕБ (стаскиваемый с тумбочки мощной рукой – виден белый рукав халата): Сходи к моим парням! там для тебя… (Исчезает.)
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (пока закрывается форточка): Бывай, Глеб!
ЗАНАВЕС
СЦЕНЫ СЕМНАДЦАТАЯ И ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Мастерская Глебова друга в подвале на Новокузнецкой. Сцена разделена торцом кирпичной стены. Лестница, ведущая в подвал, сейчас смещена вправо. На ней темно. В левой части комната. Стол, к которому свисает тусклая лампа. Четверо бородатых в тельняшках, с волосами разного оттенка, от светло-русого до по-татарски черного, режутся в карты и одновременно пьют. По стенам висят и к стенам прислонены картины, но их плохо видно. Железная дверь с улицы раскрывается, на несколько мгновений видно слабо освещенное внешнее пространство. Константин Иваныч вваливается с темной лестницы в комнату.
ПЕРВЫЙ МИТЁК: Ага, пришел, гражданин следователь! садись, налью.
Константин Иваныч садится на пододвинутую табуретку. Второй митёк выкладывает на стол папку. На ней жирно написано: ДЕЛО. Дальше помельче и неразборчиво. Первый митёк наливает Константину Иванычу, тот медлит пить.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Где сейчас красавчик?
ВТОРОЙ МИТЁК: В Цюрихе.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Выпустили, суки! а вдовец?
ВТОРОЙ МИТЁК: Здесь. Наши парни в комитете по защите прав человека через интерпол вышли на швейцарские банки. Получили ответ. (Вынимает из папки бумагу.) Переведи сам с английского. Но мы почти всё поняли. Вдовец открыл в цюрихском банке счет на имя красавчика. Переместил со своего счета некоторую сумму в евро.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Красавчик их уже забрал? арест в таких обстоятельствах фиг наложишь… меня отстранили от веденья следствия.
ВТОРОЙ МИТЁК: На момент отправки ответа – еще не забрал. Только какие-то пустяки. А в Цюрихе торчал уже месяц.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Ну, после тюрьмы он их не получит.
ТРЕТИЙ МИТЁК: Не кажи гоп, поки не перескочишь. Попробуй засади… ведь они повязаны… вдовец будет защищаться не на жизнь. а на смерть. (Подносит к лампе картину – синюшная Венера.) Вот, Глеб принес перед психушкой. В тот день, когда ты тут… когда они тебя… Это она, Ольга, позировала… Возьми себе, если хочешь.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (отстраняется, разглядывает портрет, отодвигает его): Не надо… не хочу… не похоже.
ТРЕТИЙ МИТЁК: Ну, вдовцу подари. И не говори кто. Скажи - произведение искусства. Пусть рядом с портретом покойной жены повесит. Уж тот-то небось похож, а иначе бы денег не заплатили Мы пили-пили, еле пропили.
ЧЕТВЕРТЫЙ МИТЁК: Убрал жену, и концы в воду. Не как наш Глеб, блин… того бывшая – слышь, бывшая жена в психушку засадила. (Наливает Константину Иванычу, тот пьет.)
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Организовали ее. Позвонили среди ночи… я знаю, как это делается. (Берет со стола бумагу.) Ответ интерпола забираю. Хотя что с ним делать… у меня есть друг прокурор, в другом округе…. По крайней мере посоветуюсь. Ольга-Глеб на мне. Если со мной что, их сразу того. Мужики, я пошел.
Встает, идет не очень твердо вверх по лестнице. Сцена отъезжает влево. Комната уходит за кулису, лестница остается – на ней темно. Справа появляется переулок – тополь распускается, неясно горит фонарь на столбе. Константин Иваныч выходит, захлопывает дверь. Декламирует фонарю.
КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: …и написал на борту – мужайтесь, мы вас не покинем.
Резкий свет фар ослепляет его, он инстинктивно заслоняет глаза тыльной стороной ладони. Автомобиль ринулся, долбанул его, отбросил к стене и боком-боком беззвучно укатил. Дверь от удара головы Константина Иваныча распахнулась. Только не на темную лестницу, а в голубое бездонное небо, плывущее по ту сторону кирпичной стены, совсем близко от чуть видного тополя.
ЗАНАВЕС
Два ангела в белых одеждах с прошивками – вроде крестильных рубашек - сложивши огромные крылья, взявши Константина Иваныча за руки с обеих сторон, выводят его кланяться. Он истово кладет поклоны в аплодирующий зал.
Пьеса для семейного представленья
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Елена Быстрова, в девичестве Долганова, преподавательница детской музыкальной студии, маленького роста, инородческого типа, 45 лет.
Илюша, ее сын, 9 лет.
Лев Быстров, ее бывший муж и бывший дипломат, отец Илюши.
Дима Бахвалов, однокурсник Елены по гнесинке.
Макс Эрлих, сравнительно богатый немец.
Гюнтер, старик - шарманщик.
Непомук – его сын.
Линда – жена Непомука.
Магда – их дочь, 10 лет.
Людо – обезьянка Гюнтера.
Клаус – его попугай.
Суворов – его пес.
Австрийский полицейский.
Рука кондуктора восточного экспресса.
Официант – один и тот же актер в Москве и в Анталии.
