ГУМБЕРТ: Указываю, чего не следует говорить.
Комната в мотеле.
ГУМБЕРТ: А теперь я хочу установить кое-что раз навсегда. Пусть я буду средних лет правонарушитель, поправший нормы морали, d'accord,[77] но кто в таком случае ты? Малолеточка, совратившая взрослого мужчину под кровом добропорядочной гостиницы. Я сажусь в тюрьму — d'accord. Но что тогда происходит с тобой, беспризорная, испорченная сиротка? Сейчас узнаешь. Отличная суровая надзирательница заберет твои наряды, губной карандашик, твою жизнь. Для меня уготована тюрьма. А что ждет тебя, сиротка? Дисциплинарная школа, исправительное заведение, приют для беспризорных подростков, где девочки вяжут всякие вещи и распевают гимны, и получают оладьи на прогорклом сале по воскресеньям. О ужас! Моя бедная заблудшая девочка (поди сюда, поцелуй меня) должна понять, по-моему, что при таких обстоятельствах ей лучше быть очень осторожной и не болтать с посторонними слишком много. Так о чем ты хихикала с теми двумя девочками?
Придорожный указатель: «Розовые Колонны. Национальный памятник». Другой указатель извещает: «Прогулки на лошадях. Индивидуальные экскурсии».
Медленная кавалькада туристов движется по вьючной тропе, проходящей среди пальцевидных и фаллических скал. Лолита тряско следует шагом за предводителем группы, долговязым всадником, который то и дело оборачивается к ней и подшучивает над ее самоуверенностью. Толстый хлыщеватый фермер в цветастой рубашке едет после Лолиты; за ним — двое мальчиков, затем — миссис Хопсон, а потом — Гумберт.
Эдда Хопсон (ее имя красуется у нее на спине), воспользовавшись тем, что тропа расширилась, поравнялась с Гумбертом и вовлекает его — принужденного — в светский разговор (о, тень Шарлотты!).
МИССИС ХОПСОН: Ах, что за прелестный у вас ребенок! Я восхищалась ею вчера вечером в холле. Эти скулы! Этот девственный пушок на руках и ногах! Я немного художник, у меня даже были выставки. Берегите ее невинность! Я очень надеюсь, что у нее доброе сердце. Я-то терзала своих родителей, как хищник терзает бессловесных тварей. А она нежна с вами? Она вас любит?
ГУМБЕРТ: Нет.
МИССИС ХОПСОН: О, эти подростки ужасно жестоки. Но какая юная прелесть! Вот вам совет: не позволяйте этому рыжеволосому грубияну-наезднику заигрывать с нею. Я как-то ехала с ним одна, и он показал мне свой… короче говоря, совершенный бесстыдник. Должна сказать, я подумала, что это уж слишком: зная, что я разведена, попытаться воспользоваться этим.
Довольно хороший ресторан. Скатерти и салфетки. Официанты. Музыкальное трио.
Лолита и Гумберт сидят за столом, полумрак.
ЛОЛИТА: (к Гумберту) Что значит жареный каплун?
ГУМБЕРТ: Цыпленок.
ЛОЛИТА: Нет, я возьму филе миньон на гриле.
Трио исполняет «Лолита! Лолита! Лолита!». Гумберт заказывает полбутылки вина.
ЛОЛИТА: Дай мне попробовать.
ГУМБЕРТ: Если никто не смотрит. Твое здоровье, жизнь моя, невеста моя.
ЛОЛИТА: Ладно, ладно.
ГУМБЕРТ: Как я хочу, чтобы ты была счастлива! Просто не знаю, что я могу для тебя сделать. Я скорее неуклюж, а иногда и груб. Но я обожаю каждый вершок твоего тела. Я хотел бы целовать твои почки и ласкать твою печень. Скажи, что мы предпримем завтра? Давай останемся здесь еще пару дней, посетим Фантомное озеро и, может быть, возьмем лодку? Что скажешь?
ЛОЛИТА: Лодку? А ты умеешь управлять лодкой?
ГУМБЕРТ: Почему ты смеешься?
ЛОЛИТА: Просто вспомнила. Как-то раз мы катались на гребной лодке, Филлис, Агнеса и я, и нашли бухту, и начали купаться, когда из леса вдруг явился Чарли. И конечно, он не собирался плескаться с нами, а Филлис сказала…
ОФИЦИАНТ: Не желает ли юная леди еще молока?
ЛОЛИТА: Пожалуй, да.
ГУМБЕРТ: Так что сказала Филлис?
ЛОЛИТА: Ничего.
ГУМБЕРТ: А я надеялся услышать еще одну колоритную историю из твоей лагерной жизни.
ЛОЛИТА: Все, больше не будет.
В этом месте они проводят три дня, совершив несколько поездок по окрестностям. Гумберт фотографирует Лолиту среди скал в Дьявольском Крашеном Каньоне — горячие источники, малютки-гейзеры, булькающая грязь, пузырящиеся лужицы. Другая поездка приводит их в Пещеру Рождественской Ели, глубокое сырое место, где Гумберт ёжится от холода и клянет свой путеводитель. Долгая поездка к разочаровывающей цели — выставке домодельных статуэток местной скульпторши — не улучшила Лолитиного настроения. Она делает вид, будто ее тошнит. Они пересекают необыкновенно скудную и скучную пустыню. Вновь появляются лесистые холмы.
Ранчо «Лисий Ручей». Это последний и самый претенциозный мотель на их пути: двухэтажное сооружение очень модного и уродливого типа, стоящее среди железнодорожных путей и автомагистралей, заполненных грузовиками. Контора мотеля ярко освещена. Время — где-то глубоко ночью.
УПРАВЛЯЮЩИЙ: Так-с, всё, что мы можем предложить, — это комнату с двойной кроватью.
Лолита рассматривает сувениры, расставленные на конторской стойке.
ЛОЛИТА (к Гумберту, который занят регистрацией) Я хочу этот ридикюль.
ГУМБЕРТ: Погоди, дорогая.
ЛОЛИТА: Я хочу этот ридикюль.
ГУМБЕРТ: Mais c'est si laid.[78]
ЛОЛИТА: Si laid или не si laid — а я хочу.
ГУМБЕРТ: Ну хорошо, хорошо.
УПРАВЛЯЮЩИЙ: (рассчитываясь с Гумбертом) Пятьдесят и, позвольте взглянуть, три девяносто пять за это. Один серебряный доллар и новенький пятицентовик. Желает ли юная леди свою монограмму на нем?
ЛОЛИТА: Да. Мои инициалы — Д. Г.
УПРАВЛЯЮЩИЙ: Ага. Очень хорошо. Куда мой старик сунул эти инициалы? Папа! Ах, вот же они.
ЛОЛИТА: Д. Г. Долорес Гейз.
В эту минуту Гумберт пишет свое имя на регистрационном бланке. Он уже написал: «Гумберт Г…», но с величайшим самообладанием спохватывается и дописывает «…ейз».
УПРАВЛЯЮЩИЙ: Попроси у своего папы доллар, Долорес. Это как в скороговорке: доллар — Долли, не правда ли?
У входа в «Ранчо». Управляющий показывает Гумберту, куда поставить автомобиль.
Комната. Полы покрыты ковровой тканью, от пола до потолка — венецианские окна; платяной шкаф в нише, ванная выложена кафелем; проносящиеся грузовики и поезда аккомпанируют диалогу.
ГУМБЕРТ: Эта «Гейз» была досадной оговоркой твоего прелестного язычка. Пока мы останавливаемся в гостиницах, ты — запомни — Долорес Гумберт. Оставим «Гейз» для исправительного заведения.
ЛОЛИТА: Говоришь об этой школе в Бердслее?
ГУМБЕРТ: Ты поступишь в очень хорошую частную школу в Бердслее. Но всего одно на ушко сказанное подруге слово, одна минута глупого бахвальства, и я могу отправиться за решетку, а ты — в детское исправительное заведение.
ЛОЛИТА: Кстати, ты сказал «частная». Это что, школа для девочек?
ГУМБЕРТ: Да.
ЛОЛИТА: В таком случае, я там учиться не стану. Я хочу учиться в нормальной школе.
ГУМБЕРТ: Не будем ссориться и препираться сегодня. Я измотан. Нам надо будет отправляться в дорогу рано утром. Прошу тебя, Долли Гумберт.
ЛОЛИТА: Ненавижу твое имя. Это клоунское имя: Хамлет Хамберт. Омлет Гамбургович.
ГУМБЕРТ: Или просто «Гамлет». Могу предположить, что меня ты ненавидишь даже больше, чем мое имя. Ах, Лолита, если бы ты знала, что ты делаешь со мной. Когда-нибудь ты пожалеешь об этом.
ЛОЛИТА: Пожалуйста, можешь валять дурака сколько хочешь.
ГУМБЕРТ: Ну хорошо, давай-ка попробуем совладать с этими жалюзи. С этими венецианскими окнами. Война с Венецией. Не могу справиться с этими планками.
ЛОЛИТА: Я не слушаю, что ты там бормочешь.
ГУМБЕРТ: Жаль. Это наша последняя ночь в пути. Интересно, какой дом для нас подыскали в Бердслее. Надеюсь, он будет кирпичный, увитый плющом.
ЛОЛИТА: Мне все равно.
ГУМБЕРТ: Но неужели тебе не кажется, что это было волшебное путешествие? Скажи, что тебе больше-всего понравилось? Думаю, вчерашний каньон, а? Я никогда не видывал таких радужных скал.
ЛОЛИТА: А по мне так радужные скалы омерзительны.
ГУМБЕРТ: (имитируя добродушный смешок) Пусть будет по-твоему.
Она снимает ботинки. Ее движения сонно-замедленны.