Ознакомительная версия.
Часть вторая
Около кровати Попова загорается свеча.
Все три Шинели с гитарами в руках приближаются к спящему и, опустившись на одно колено, сладкими голосами запевают колыбельный романс.
Я задремал, главу понуря,
И прежних сил не узнаю;
Дохни, Господь, живящей бурей
На душу сонную мою.
Как глас упрёка, надо мною
Свой гром призывный прокати,
И выжги ржавчину покоя,
И прах бездействия смети.
Да вспряну я, Тобой подъятый,
И, вняв карающим словам,
Как камень от удара млата,
Огонь таившийся издам!..
Попов открывает глаза, смотрит поочерёдно на каждую из Шинелей и садится. Увидев, что он проснулся, Шинели встают с колен и отходят, а затем подходят к нему поодиночке, и каждый исполняет один куплет совершенно другого романса (испанского).
ДЫЛДА:
Тихо над Альямброй,
Дремлет вся натура,
Дремлет замок Памбра,
Спит Эстремадура!..
КОРОТЫШКА:
Дайте мне мантилью,
Дайте мне гитару,
Дайте Инезилью,
Кастаньетов пару…
ЖЕНЩИНА:
Дайте руку верную,
Два вершка булату,
Ревность непомерную,
Чашку шоколаду!..
Дылда берёт из кулисы чашку и, пронеся её мимо протянувшей руку Женщины, передаёт её Попову, который берёт чашку и начинает пить шоколад. Шинели-мужчины отдают свои гитары Женщине, и она уходит с ними за кулисы.
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА (достав из кармана бумагу, читает): «Советник – Тит, Евсеев сын, Попов —…»
Останавливается в недоумении.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает):
«Все ниспровергнуть власти был готов!»…
Бьёт колотушкой в гонг. Оба подходят к Попову и сдёргивают с него одеяло. Видно, что Попов – в брюках. Они многозначительно переглядываются и тщательно укрывают его одеялом.
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Попов, Тит Евсеич?
ПОПОВ: Да. Чем могу служить?
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Советник?
ПОПОВ: Советник.
Коротышка смотрит на Дылду и машет рукой. Дылда достаёт бумагу и читает.
ДЫЛДА:
«Министр мигнул мизинцем. СторожА
Внезапно взяли под руки Попова,
Стыдливостью его не дорожа…».
Коротышка сдергивает с Попова одеяло, тот встает на ноги.
КОРОТЫШКА: Пожалте бриться!
Как и в начале, Шинели ведут Попова. Дылда гасит свечу. За столом сидит Женщина. На ней – гимнастёрка. Шинели-мужчины остаются стоять за спиной Попова, который садится на стул.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Фамилия?
ПОПОВ: Попов.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Имя?
ПОПОВ: Тит.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Отчество?
ПОПОВ: Евсеевич.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА (манит его пальцем, он приближается): Сейчас они уйдут…
Машет рукой, он отодвигается.
Чин?
ПОПОВ: Советник.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Как же это вас, господин советник, угораздило?..
Манит пальцем, он приближается.
Отвечайте: «Это был сон».
Машет рукой, он отодвигается.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Ну…
ПОПОВ: Это был сон.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Да уж это-то как раз нам отлично известно. Да!.. Только ведь сон-то сну – рознь.
ПОПОВ: Как, простите?
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Рознь, говорю…
Иной сон – понимаете – в руку, а иной…
Манит пальцем, он приближается.
…в ногу.
Машет рукой, он отодвигается.
ПОПОВ: В ногу.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Куда?
ПОПОВ: В ногу!
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: В ногу?
Хохочет.
Ой, уморил… Ай да Попов! Ай да Тит Евсеич!.. Ну – молодец!
(Шинелям)
Слышь? Я ему говорю: «Иной сон – в руку…», а он мне отвечает: «А иной – в ногу». Класс!.. Ну развеселили… Вот, болваны, что значит – человек! Не человечишко там какой-нибудь… плёвый…
Плюет на пол и смотрит на них, Шинели тоже плюют.
…который попадёт, к примеру, сюда и в первую же минуту обделается со страху… А… очень даже… наоборот… клёвый! С большой буквы: Человек! Вы-то, дурни, к примеру, могли бы меня вот так срезать?
ШИНЕЛИ-МУЖЧИНЫ (в один голос): Никак нет!
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: То-то… А он за словом в карман не полез. Да у вас, небось, и карманов нет?
ШИНЕЛИ-МУЖЧИНЫ (распахивают шинели и показывают голые ноги): Так точно! Никак нет…
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Фу, мерзость какая!..
(Попову)
Вот с кем работаем… Увы, как говорится, и ах!.. А что поделать? Образованные, культурные люди все советниками устроились, а то и… министрами. А у нас – изволите видеть – одни подонки…
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Матушка-голубушка! Ну, зачем уж так-то?.. Подонки!
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Я – в переносном смысле. Не в смысле – подонки, а в смысле… то, что на донышке осталось… Да-с!
Машет рукой, и шинели удаляются.
Ну вот мы и одни… Можно поговорить по душам.
Идет и садится Попову на колени.
Что ж это за жизнь такая, а, Тит Евсеич?.. Вы – умный человек (это уж помимо того, что – остроумный)… Так объясните мне, дуре деревенской, что происходит!.. Бегаем, суетимся, врём на каждом шагу… И минутки выкроить не можем – сесть, поглядеть в глаза друг другу, высказать, что на сердце накопилось. Так и жизнь проходит. За деревьями леса не видим. Да что ж это я! В кои веки выпала возможность поговорить о сурьёзном с сурьёзным человеком, а я – всё о глупостях каких-то…
Вскакивает с его колен и вдет на свое место за столом.
А время на месте не стоит. Это ведь только кажется, что его много. Ведь кажется, а?
ПОПОВ: Ну, это как сказать…
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: А так и скажите. «Кажется, мол, что времени предостаточно».
ПОПОВ: Пожалуй, иной раз действительно бывает такое впечатление.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Обманчивое, обманчивое, любезнейший Тит Евсеич! Времени как раз у нас и в обрез, почти нет его. А успеть – ох как много надо! Вы их не слушайте…
(Жест в сторону Шинелей-мужчин)
Хоть горы золотые они вам сулить станут – всё тлен. Для мыслящего человека – пшик и не более того. А душе иного надо: в самой себе разобраться. А к этому только одна тропинка ведёт… Ну? Вы же знаете?
ПОПОВ (заученно): Искренность.
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Почти… Почти в точку попали. Но – «почти» не считается. Не для того мы – тут с вами, чтобы приблизительные ответы находить. Приблизительность – это ж, как, простите, подслеповатость какая-то… А ведь нам одно-единственное, но зато уж самое точное словечко найти требуется. И вот оно, как ключик золотой, все двери нам отвОрит. Вы согласны со мной, любезнейший Тит Евсеич?
ПОПОВ: Простите, я… не совсем понял…
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Чего ж тут непонятного?.. Насчёт ключика и… сквАжинки…
ПОПОВ: Сква… Сква… Чего изволите?
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Чего заквакал? Сква, сква… Ты что, импотент, что ли?
ПОПОВ: Я?.. Простите…
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Не прощу! Вот этого я вам никогда не прощу.
ПОПОВ: Да я… собственно…
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Наконец-то! Понял. Догадался… А я уж – и так, и этак…
Идет и снова садится к нему на колени.
А ты – ни в какую. Милый ты мой! Титушко ненаглядный!..
ПОПОВ: Как-с?
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: А вот так-с! Ненаглядный и – всё тут!..
Обнимает его и целует, потом грозит пальчиком.
Ну уж теперь – гляди… Сам согласился, чтоб желание моё – выполнилось. Так уж грех отступать… Мне от тебя чего нужно-то? Это им, мужикам, искренность нужна… ещё какая-нибудь глупость… А мне, бестолковой, – мне… хотя б и неискренней, а – любви!..
ПОПОВ: Неискренней?
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Неискренней! А – любви… Хоть обманИ меня, да только любИ!.. Понял? Люби. Бесценный ты мой!..
Оборачивается к шинелям-мужикам.
Эй, ты, дылда!..
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Это вы – мне?
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Тебе, тебе… А ну-ка, почитай нам… оттуда… чего-нибудь.
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА (достает свои бумаги и читает):
«Один оставшись в небольшой гостиной,
Попов стал думать о своей судьбе.
А казус вышел, кажется, причинный!
Кто б это мог вообразить себе?
Попался я в огонь, как – сноп овинный!..»
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА (снова целует Попова): В огонь, в огонь, родименький!.. И сгорим мы с тобой в нём оба: золы не останется…
Ознакомительная версия.
