Рено. Охотно, начальник. Итак, досточтимый отец Жан хочет идти на Мо, чтобы выгнать дворян, которые там укрылись?
Бартельми. За ваше здоровье, товарищи!.. Не знаю, довольно ли у нас людей, чтоб идти туда?
Броун. Как?
Бартельми. Моран и половина апремонцев хотят остаться дома.
Броун. Трусы!
Оборотень. Мы не позволим, чтобы эти негодяи бросили войско.
Рено. Послушай, Франк. Эти люди дрались так же храбро, как и ты, пока перед ними был враг. Теперь же, когда никакая опасность нам не грозит, они хотят повидаться с семьями, и притом надо же окончить жатву.
Оборотень. Сто дюжин чертей! Пусть они бросят свою жатву! У них будет достаточно обильная жатва во дворцах Парижа и Мо.
Рено. Да ведь кому-нибудь надо же обрабатывать землю?
Броун. Согласен! Предоставим это сволочи.
Бартельми. Кого это вы называете сволочью?
Рено. Да как обойтись без землепашцев? Вы без них не проживете, сир стрелок.
Броун. У кого в груди храброе сердце, а в руках лук, тот не должен сеять ни хлеба, ни овса: он может брать хлеб для себя и овес для лошади в закромах своих врагов.
Рено. Вы, кажется, враг всех мирных людей.
Оборотень. Рено! Не груби моему другу англичанину, слышишь? Надо заставить работать дворян. Пусть они таскают навоз, а жены их пусть жнут хлеб и таскают корзины. Мы лопнем со смеху, глядя, как они станут ходить, согнувшись в три погибели и натирая серпом волдыри на своих белых ручках.
Бартельми. Неплохо придумано! А мы тем временем будет прохлаждаться в замках.
Рено. Если вы будете продолжать, как начали, то вам придется, видно, работать самим. Скоро во всей Бовуази не останется ни одного дворянина.
Оборотень. Там видно будет... А ты, Рено, тоже думаешь нас бросить?
Рено. Нет, я не могу. Я поклялся отцу Жану всюду следовать за ним.
Броун (к Бартельми). Ну, а ты, приятель, неужто с такими руками опять станешь чистить навоз? Клянусь, они созданы для меча.
Бартельми. Я, видите ли, останусь, пока мы не разграбим Париж: либо сколочу себе деньжонок, либо шею сломаю.
Оборотень. Золотые слова! Выпьем-ка, молодец!
За сценой гул голосов.
Рено. Ого! Что это за шум?
Бартельми. Весь лагерь взбунтовался.
Входят брат Жан с вольным отрядом и Моран с отрядом крестьян.
Брат Жан. Вы пойдете с нами на Мо, мужичье! Приказываю вам под страхом отлучения.
Моран. Не боимся мы отлучения. Сами же вы говорили, что этого не надо бояться и что никто от этого еще не умирал.
Брат Жан. Если вы посмеете меня ослушаться, если вы не пойдете за большим знаменем, я сумею принудить вас.
Моран. Досточтимый отец! Вы же нам говорили, что когда мы все станем свободными, то сможем поступать, как нам заблагорассудится. Почему же теперь вы нам не позволяете остаться дома? Да и наши поля ждут нас.
Брат Жан. Их обработают ваши жены.
Моран. А если придут грабители, кто защитит наших жен?
Брат Жан. Мы очистили наш край от грабителей. Теперь бояться нечего.
Моран. Все равно я не солдат. Я сыт войной по горло и останусь дома.
Брат Жан. Непослушные людишки! Презренное мужичье! Неужели вас ничем не проймешь, кроме наказания?! Первый, кто покинет знамя, будет повешен как дезертир.
Оборотень. Хорошо сказано!
Моран. Повешен! Да вы кто такой, чтоб нас вешать? По какому праву...
Рено. Полно, Моран, замолчи!
Брат Жан. Я ваш предводитель! Вы меня избрали, вы обязаны мне повиноваться.
Моран. Мы избрали вас нашим предводителем? Ну, так теперь мы смещаем вас.
Брат Жан. Наглец! (Солдатам вольного отряда.) Эй, господа! Помогите мне наказать этого дерзкого мятежника.
Сивард. Вперед! Мечи наголо! (Приближается с несколькими латниками, чтобы схватить Морана.)
Моран (своим единомышленникам). На помощь! Поддержите меня, друзья!
Симон (брату Жану). Отец Жан! Мы все вас любим, но не трогайте Морана, не то мы будем против вас.
Рено (брату Жану). Отец! Пусть он останется в деревне! Какая польза от солдата поневоле?
Брат Жан. Нет, нет. Другим нужен пример.
Сивард. Научим этих негодяев военной дисциплине! За Сивардом! За Сивардом!
Броун (брату Жану). Пустить в него стрелу? Тем все и кончится.
Оборотень. Пускай, молодчик. Я всегда недолюбливал этого труса Морана.
Рено (Броуну, который натягивает лук). Остановись, не то половина наших людей погибнет от меча своих же братьев.
Симон. Мы не потерпим, чтобы англичане тронули одного из наших.
Мансель (Морану). Да простит тебя святой Лёфруа, Моран! Боюсь, как бы ты не наделал большой беды.
Тома (крестьянам). Апремонцы! Если англичане на вас нападут, мы вас поддержим.
Толпа крестьян. Не выдавать апремонцев! Поддержим честь Франции! Долой англичан! Монжуа Сен-Дени! (Угрожающе наступают друг на друга.)
Рено (брату Жану). Отец! Видите, какая свалка начинается? Уступите им в чем-нибудь.
Мансель (Морану). Мечи обнажены, и стрелки уже натягивают луки. Не будь же так упрям, Моран!
Моран (струсив). Я охотно соглашусь на все разумное, только не дайте этому страшному англичанину пустить в меня стрелу.
Мансель. Успокойтесь, люди добрые! Помиритесь!
Рено. Опустите оружие! Во имя святого Лёфруа, никаких ссор в Лиге общин!
Моран. Я не хочу быть виновником ничьей смерти. А потому я согласен остаться до Иванова дня, если досточтимый отец этим удовольствуется.
Брат Жан. Начальнику вступать в сделки со своими солдатами?
Сивард (брату Жану). Тут вавилонское столпотворение, но у них силы больше.
Д'Акунья. Их двадцать против одного. Они нас перебьют, если вы не согласитесь на их требования. Если б мы еще были на конях...
Брат Жан (помолчав). Раз эти благородные атаманы меня за него просят, то я прощаю ему. Пусть он послужит до Иванова дня. Если тогда война еще не кончится, все равно он и другие вроде него могут уйти. Со мной останется достаточно молодцов. (В сторону.) Только бы мне вывести их отсюда, уж я сумею помешать им возвратиться.
Рено. Мир! Мир! Слава святому Лёфруа! На Мо! Живо в поход!
Все. На Мо! Идем на Мо! Закончим войну!
Д'Акунья (Сиварду). Вы видите, как мало смысла помогать этим тварям. Они уже готовы разбрестись во все стороны, не думая о том, что у французских дворян есть еще войско в Париже.
Сивард. Чего же вы хотите? Помогать мужику — все равно что мыть голову ослу.
Все уходят.
Лагерь мятежников по дороге в Мо. Палатка совета.
Брат Жан, предводители крестьян и вольных отрядов.
Брат Жан. Вот видите, они явились к нам для переговоров. А разойдись мы по домам, они набрались бы смелости и разбили бы нас по частям.
Симон. Не спорю. Посмотрим, однако, чего они хотят.
Брат Жан. Ввести их.
Входят Жан де Белиль и мэтр Ивен Лангуаран.
Кто вы, мессиры, и что вам нужно от верховного совета общин?
Белиль. Высокодоблестный военачальник! Меня зовут Жан де Белиль, я придворный рыцарь. А этот мессир — ученый, доктор прав, мэтр Ивен Лангуаран. Мы оба посланы нашим грозным сеньором, герцогом Нормандским, правителем королевства, для переговоров о мире.
Лангуаран. То есть для того, чтобы выслушать ваши жалобы и удовлетворить их, если это окажется возможным.
Белиль. Это изложено в письмах, которые мы имеем вам вручить. (Передает письма брату Жану.)
Лангуаран (Белилю). Мессир Жан! Как вам известно, говорить надлежит мне. Моя речь готова, и я прошу вас мне не мешать.
Белиль (тихо). С богом! Но покороче, пожалуйста.
Лангуаран. Хм... хм... хм... (Снимает шапку и трижды кланяется, затем надевает шапку, откашливается и откидывает длинные рукава.)
Брат Жан. Начинайте же, мы слушаем.
Лангуаран. Господин! И вы, господа! Анаксагор[77], древний философ и врач Дионисия Первого[78], короля Сицилии, на вопрос упомянутого Дионисия о том, что, на его взгляд, полезнее всего для благоденствия государства, ответил, что есть два условия, необходимые для общественного блага, и третье, столь же обязательное.
