ШТИГЛИЦ
Смерть излечивает все болезни. Я знаю, Лоттхен, единственным последовательным решением было бы — умереть. Поэты и мертвые — родня. Не будь тебя, Лоттхен, я давно бы уже лежал… Во мне зреют несколько стансов на эту тему.
Шарлотта вынимает кинжал.
Ты слышала, что я сказал? У кинжала есть свое место.
ШАРЛОТТА
У кинжала есть свое место. (Уходит.)
ШТИГЛИЦ (правит стихотворение)
«Где счастья былого руины…»
ШАРЛОТТА (возвращается) И прочти письмо, Штиглиц, сохрани его в памяти. Благословляю тебя. (Уходит.)
ШТИГЛИЦ
Перебор! Почему бы и нет? В этом есть новизна. Я не настолько одарен, чтобы не удивлять новизной. — «Навеки погребены!»
В соседней комнате слышен звон упавшего кинжала.
Вечно она со своими письмами! (Читает.) «Ты не мог стать более несчастным, возлюбленный мой!.. Никогда, о никогда не упрекай себя!.. Не проявляй слабости, твой удел — спокойствие, сила и величие!..» О чем это она? (Уходит в соседнюю комнату и возвращается к конторке.) Так вот она о чем. Что ж, Штиглиц, ты созрел, покажи, на что ты способен. (Пишет.)
«Кинжал, пронзивший ее сердце, станет вечным спутником моей жизни; вобрать ее в себя — станет целью моего существования; исполнение ее завета станет оправданием того, что я не оставлю этот мир. Ее великая искупительная жертва…» — в общем, Лоттхен, я тебя понимаю, твое исчезновение вдохновит меня — «…великая искупительная жертва не будет напрасной. Ты всегда со мною рядом, дорогая». — Да, Лоттхен, ты паришь вокруг меня, просветленная душа, я это чувствую. — «Когда мы встретимся в проясненном бытии, когда и моя душа освободится, ты увидишь, что я тебя достоин, что я наполнил смыслом твою великую искупительную жертву». (Бросает исписанный лист на пол.)Так. Это вступление и экспозиция, так сказать, общая идея. Теперь надо решить насчет композиции. И насчет стиля. В античном духе? Или в христианском? (Хватает новый лист, пишет.) «Героиня или жертвенный агнец? И то, и другое! В высшей точке сплавляются классика и модерн!» (Бросает исписанный лист на пол, хватает новый.) «Античность: Алкестида, Антигона, Лукреция. Героические римлянки. Корде». Блестяще. «Шарлота Корде и Шарлота Штиглиц, дивное совпадение». (Хватает новый лист.) «Модерн: кинжал как крест самого благоговейного служения. Высшее благородство мученичества, мистерия полной самоотдачи. Иисус как посредник. Лоттхен как посредница: между Посюсторонним и Потусторонним, между Поэтом и Искусством».
(Хватает новый лист.) Затем. (Пишет.) «Возможны лирическая и трагическая интерпретация». (Хватает новый лист.) Самые простые строфы, в стиле народной песни. (Пишет.)
«Мертва! О как я горюю…
Душа твоя тихо спит.
Ни слезы, ни жар поцелуя
Уст бледных не оживит».
(Хватает новый лист.) Спит — оживит, спит — оживит, спит… ага!
«Вотще твой лик утомленный
Тра-та-та-та-та-та-та лик
Ищет мой взор влюбленный…»
Входит Мундт.
(У конторки, пишет.)
«Каждый день, каждый час, каждый миг!»
МУНДТ
Все еще в трудах, почтеннейший Штиглиц? А где пребывает Шарлота?
ШТИГЛИЦ (с неопределенной гримасой.)
В эмпиреях.
МУНДТ
Где?
ШТИГЛИЦ (указывает большим пальцем на соседнюю комнату.)
Мундт выходит.
(Бросает на пол начатый лист. Хватает новый, пишет.)
«Погребена в глубинах ночи,
В глубинах сердца моего!
И кто тебя найти захочет, Пусть прежде разорвет его!»
МУНДТ (возвращается, потрясенный).
Я нашел ее. Она лежит, распростершись на постели, прекрасная и бескровная, как ангел. Бледная рука, прижатая к ране, не потерпела ни малейшего пятна на окутывавшем ее чистом покрывале. Я чуть не потерял сознание, падая ниц перед ее смертным ложем.
ШТИГЛИЦ (хватает новый лист, пишет.)
«Далее: биографические данные. Беспощадна ко мне. Я словно полностью обновлен этой жертвой. Мое самостоятельно достигнутое спокойствие и осознание глубочайших сил для воссоединения в духе». (Хватает новый лист.)
МУНДТ
Я любил ее, Штиглиц! Во избежание недоразумений, имейте в виду: никогда никакая нечистая мысль о ней не отягощала мою совесть.
ШТИГЛИЦ
Мундт, угодно вам на этот раз придержать язык.
МУНДТ
Врача! Но к чему? Никакой врач не удержит ангела на земле. Я поспешу к скульптору Драке, пусть он отольет нашу дорогую Шарлоту в гипсе, позже, при содействии нескольких венных друзей он увековечит ее благородные формы, может быть, даже в мраморе. В белоснежном мраморе. (Уходит.)
ШТИГЛИЦ (пишет.)
«Метафоры для моей души: бушующее море, горная вершина. Все, что, никогда не утихая, волнуется в природе». (Хватает новый лист.) «Метафоры для Лоттхен: бесконечно ясное небо, неподвижное зеркало пруда. Иммануил Кант: эстетически-математически-возвышенное…» (Хватает новый лист.) Любовь, превозмогающая смерть». В этом мне нет равного. (Хватает новый лист.) «Относительно предстоящих путешествий: приветы Шарлотте с морского побережья. Приветы с горных высот моей единственной». — Как же я неистощим! Вдохновение бьет фонтаном. Лоттхен, оно не иссякает!
Пол гостиной все больше покрывается бумагой.
