Такаясу: В следующий раз я принесу тебе сигарет.
Тосинори: Спасибо. Пока я курю, можете передохнуть.
Кавасима: Ты самоотверженно переносишь все это.
Тосинори: Я могу спокойно ездить в метро и ходить за покупками. Я не осуждаю других за их повседневную суету. К сожалению для зрячих, они в состоянии видеть картину их жизни каждый день. И к счастью для меня, я не могу этого видеть. Это — единственное отличие. Да лучше и не видеть вещи, которые выглядят ужасно. Я не против поливать цветы или косить траву на газоне. И я могу совершать страшные вещи, не видя этого. Но разве не ужасно то, что цветы распускаются в мире, которому пришел конец. И зачем поливать землю в мире, которому пришел конец.
Г-жа Кавасима: Конечно, это ужасно.
Кавасима: Мы все живем в кошмаре.
Тосинори: Но не все осознают весь этот кошмар. И живут как трупы.
Кавасима: Все правильно, мы и есть трупы.
Г-жа Кавасима: Я тоже труп.
Г-жа Такаясу: Плохая примета — говорить о трупах.
Такаясу: Подожди, подожди, ты не понимаешь.
Тосинори: Больше того, вы все трусы! Жалкие червяки!
Г-жа Кавасима: Трусы!
Кавасима: Червяки!
Г-жа Такаясу: Они портят ребенка! Родители — не червяки!
Такаясу: Если ты хочешь получить Тосинори назад, тебе нужно со всем соглашаться.
Г-жа Такаясу (с решимостью): Хорошо, я тоже червяк, только зови меня мамой.
Тосинори: Мама… Червяк…
Г-жа Такаясу: Наконец он назвал меня мамой.
Такаясу: Я услышал и слово «червяк».
Тосинори: Вы все — тупые идиоты.
Мгновенное замешательство.
Кавасима, Такаясу (все): Мы все — тупые идиоты.
Короткая пауза. Большое окно в центре наверху улавливает лучи заходящего солнца. Тосинори курит с явным удовольствием.
Синако: Может быть, в этом есть и моя вина, но сегодня мы с вами так ни к чему и не пришли. Насколько мне стало понятно, и супруги Кавасима, и супруги Такаясу обладают достаточной квалификацией, чтобы быть родителями. Обе супружеские пары испытывают такие глубокие искренние чувства, что даже я не могу удержаться от слез. Но пока — ничья. Весы, в центре которых находится Тосинори, не склонились ни в одну, ни в другую сторону. Прошу обе стороны удалиться в соседнюю комнату. Я должна поговорить с Тосинори с глазу на глаз. Вы не возражаете?
Обе стороны соглашаются.
Итак, прошу вас…
Кавасима и Такаясу уходят. Г-жа Кавасима возвращается, выводит Синако на авансцену.
Г-жа Кавасима: Думаю, вы уже поняли, что этот юноша опасен. Очень опасен. Остерегайтесь яда, которого в нем очень много.
Синако: Что вы имеете в виду?
Г-жа Кавасима (сладко улыбаясь): Что я имею в виду? … Не могу вам этого сказать, но сужу по своему опыту.
Г-жа Кавасима уходит. Синако подходит к окну.
Тосинори: Они ушли?
Синако: Да.
Тосинори (с холодной улыбкой): … …Хе–хе. Я их выпроводил.
Синако: Ты не должен так говорить о своих родителях, они так добры к тебе. И очень любят тебя.
Тосинори: Родители, которые воспитали меня, уже стали моими рабами. А мои настоящие родители — конченые идиоты.
Синако: Прошу тебя не разговаривать в подобной манере.
Тосинори: Чего они все от меня хотят? У меня ведь нет формы.
Синако: Форма очень важна. Форма не принадлежит тебе, она принадлежит обществу.
Тосинори: Вы тоже озабочены моей формой?
Синако: Конечно, раз у меня есть глаза, у меня нет другого способа вынести решение о человеке.
Тосинори: Но я не могу видеть вашей формы. Это несправедливо. Моя приемная мать говорит, что вы — красивая.
Синако: Ничего особенного. К тому же я почти старуха.
Тосинори (встает. Очень раздраженно): Что такое возраст? Возраст! Возраст — всего лишь дорога в кромешной темноте. Не видно, откуда пришел и куда идешь. Расстояния не существует. Все равно, идешь ты или стоишь на месте. Продвигаешься вперед или отступаешь назад. На этом пути зрячие становятся слепыми, живые — мертвыми. И все, как я, опираются на палку и бредут, нащупывая дорогу носками ботинок. Дети, старики, молодежь — все свалены в одну кучу, как черви, кишащие на сухой ветке.
Синако: Твои слова придают мне мужества. Общество оценивает всех, особенно женщин по их возрасту.
Тосинори: Зрячие видят только форму.
Синако (глядя в окно): Какой фантастический закат!
Тосинори: Солнце заходит?
Синако: Лучи словно танцуют по окну.
Тосинори: Но окно ведь выходит на восток. Разве сегодня солнце собирается садиться на востоке?
Синако: Что? Нет, солнце заходит на западе. Ворота парка под окном выходят на запад. А за ними можно увидеть, как солнце садится за кроны деревьев в парке. Окна выходят в парк, небо всегда открыто, и можно наблюдать закат.
Тосинори: Вот в чем дело, поэтому солнце заходит на востоке. Вы сказали сейчас «ворота на западе». А ведь эти паршивые ворота обращены к восточным воротам ада, которые смотрят сюда широко открытой черной пастью. Перед ними — широкая площадь, покрытая всегда безупречно выровненным черным песком в ожидании новых гостей.
Синако: Твоя манера издеваться отпугивает людей. Как красиво стало в парке! Небо — словно открытая печь, а какая яркая зелень! Даже огни в парке потускнели, как нешлифованные камни. Окна машин вспыхивают, отражая лучи заката.
Тосинори (впервые поворачивается к окну): Я тоже вижу это.
Синако: Что? Ты видишь?
Тосинори: Конечно, я вижу красное пылающее небо.
Синако: Тосинори! Это правда? Почему ты об этом не говорил?
Тосинори: Я могу видеть только пылающее небо. Так ясно, в таких подробностях…
Синако: О боже!
Тосинори: Вы думаете, это заходящее солнце? Вы полагаете, что это закат? Вы не правы! Это — конец света. (поднимается, идет к Синако, кладет ей руки на плечи). Слушайте! Это — не заходящее солнце. (Синако в страхе отстраняется от него и смотрит ему в лицо. Тосинори произносит свой монолог, стоя лицом к зрителям. Синако отворачивается и стоит, уставившись в окно, без всяких эмоций. За окном все больше разгорается закат. Его лучи становятся глубокого красного цвета).
Я уверен, что видел конец света. Я видел огонь, который сжег мои глаза, когда мне было пять лет, в последний год войны. С тех пор бешеный пожар конца света пылает у меня перед глазами. Я, как и вы, много раз пытался убедить себя, что это всего лишь тихая сцена заката. Но это не помогало. Я видел, как весь мир охватывает пламя. Посмотрите, огонь, словно дождь падает с неба. Горят дома. Из каждого окна вырывается пламя. Я так ясно все это вижу. Все небо в искрах. Низкие облака тонут в ядовитом дыму, они отражаются в реке, которая уже тоже горит. Резкий силуэт огромных железных конструкций… Огромное дерево объято пламенем, ветер уносит искры с его верхушки. На кустах, побегах бамбука лежит печать огня. Везде — огонь. Он завоевывает все новые и новые пространства. Мир на редкость спокоен. И только один звук нарушает его спокойствие, словно удары храмового колокола. Словно стон, словно много людей читают молитву. Что это такое, как вы думаете, госпожа Сакурама? Это — не речь и не пение. Это — рев людей в агонии. Я никогда не слышал более приятных звуков. Никогда не слышал более искренних голосов. Человек может рождать такие прекрасные звуки, только чувствуя приближение конца света. Вы видите все это? Вам должно быть видно. Везде горят люди. Под свалившимися балками, под завалами кирпичей, в тюремных камерах — они горят везде. Голые трупы валяются тут и там. Красные, словно они умерли от позора, черные, словно они умерли от угрызений совести… Голые трупы всех цветов… А вот река, полная мертвых тел. Я вижу это. Поверхность реки уже не может ничего отражать. Трупы тесной кучей плывут к морю, над которым нависла багровая туча. Огонь везде. Огонь надвигается. Видите, госпожа Сакурама? Вы не видите? (выбегает в центр комнаты). Везде огонь. На востоке, на западе, на юге, на севере. Вдали видна целая стена огня. Там поднимаются огромные языки пламени. Они летят прямо на меня, развевая свои мягкие волосы. Они окружают меня, дразнят. Они смотрят мне в глаза. Все кончено! Огонь забирается в мои глаза.
Тосинори падает, закрыв глаза руками. Синако оглядывается, замирает на мгновение, бросается к Тосинори, садится на колени, обнимает его, пытается поднять. Закат за окном начинает быстро угасать.
Синако: Возьми себя в руки, Тосинори, возьми себя в руки!
Тосинори (постепенно приходит себя): Вы видели конец света? Видели, да, госпожа Сакурама?
Долгая пауза.
Синако (после некоторого колебания принимает решение): Нет, не видела.
Тосинори: Вы лжете. Вы не хотите мне говорить.
