Наталья: Ну, рассказывай, какими судьбами? Ты прилетел или улетаешь?
Владимир: Улетаю.
Наталья: Кстати. Почему Владивосток? Я все эти годы не могла понять, почему Владивосток?
Владимир (с усмешкой): Самый край света, дальше было некуда.
Наталья: Ну почему же? Мог бы сбежать на Сахалин — это еще дальше, я смотрела по карте.
Владимир: Сахалин — остров. А мне хотелось топтать один материк с тобой.
Наталья: Ах, вот оно что! Я должна принять это, как комплимент?
Владимир: Как факт. Если ты думаешь, что мне было легко это сделать, то ты сильно ошибаешься. За один день собраться и уехать в чужой город, где ни единого мало-мальски знакомого человека — это, я тебе скажу… Мягко говоря, нелегко.
У Натальи чуть искажается лицо: А, так я еще должна тебе посочувствовать?! Ну извини!!! Видимо, это я виновата в твоем бегстве?!!
Владимир: Ладно, Натали, давай не будем об этом. Все в прошлом, что сделано — то сделано, ни к чему ворошить старое. Расскажи лучше, как ты?
Наталья (преувеличенно восторженно): У меня все просто замечательно! Я нынче финансовый директор крупной строительной компании, у меня хорошая квартира в центре, служебная машина. Даже домработница есть! Ты знаешь, оказалось, что я просто никакая хозяйка! Так что ты был абсолютно прав, когда сбежал — домашнего уюта ты бы от меня, пожалуй, не дождался!
Владимир поморщился: Перестань! Я же просил тебя — давай обойдемся без упреков. Столько лет не виделись — зачем омрачать случайную встречу выяснением отношений? Лично я очень рад тебя видеть. И не менее рад твоим успехам. А вот мне, увы, особо хвастать нечем. Никаких высот я там не добился. Не бедствую, конечно, но до служебной машины не дорос. Даже до своей квартиры не дорос — живу на съемной. Но в принципе — ничего, нормально, на жизнь не жалуюсь.
Наталья (миролюбиво): Ну как оно там, во Владивостоке?
Владимир: Да как тебе сказать… Не Москва, конечно, но жить можно. Вот климат только не фонтан…
Наталья (с иронической усмешкой): Что, белые медведи замучили, регулярно гнут трамвайные рельсы?
Владимир (улыбается): Да нет, про медведей — это все враки, нету там никаких медведей, даже в зоопарке. Собственно, там, по-моему, и зоопарка-то нет. На самом деле это никакой не север, а, скорее, юг. Представь себе — Владивосток находится на одной параллели с Сочи. Ты же не будешь утверждать, что Сочи — это север? Правда, климат отнюдь не сочинский. Летом — да, жарко до тридцати градусов. А вот зимой случаются серьезные морозы. Даже, пожалуй, не столько морозы, сколько жуткие ветра плюс очень высокая влажность — в результате даже при десяти градусах мороза создается впечатление, что мороз тридцатиградусный. А вообще ничего городишко, в некотором роде даже оригинальный — с трех сторон окружен морем. И сопки, сопки… Оно-то, может, и красиво, да страшно неудобно — без машины фиг куда доберешься, ноги переломаешь…
Наталья (равнодушно): В этом месте повествования я должна посочувствовать?
Владимир: Да нет, просто рассказываю.
Возникает напряженная пауза.
Наталья: О чем угодно, только бы не на главную тему. Стало быть, боишься. Стало быть, вина тебе покоя не дает. Ну что ж, не буду скрывать — меня это радует.
Владимир: Вина? Вина?! Оригинально, ничего не скажешь!
Наталья (возмущенно): Ты хочешь сказать, что даже вины не испытываешь?!
Владимир: Я?! За что? За то, что ты мне жизнь поломала, заставила покинуть родной город, уехать к черту на кулички, начинать все с нуля? За то, что разбила мне сердце? И я же должен винить себя?!
Наталья пытается что-то сказать, но от возмущения не произносит ни слова, только хватает воздух ртом. Наконец справляется с дыханием.
Наталья: То есть, ты хочешь сказать, что это ты — жертва? По-твоему, это я во всем виновата? Это я поломала тебе жизнь? Я тебе, а не ты мне? Так, да?!
Владимир (с неприкрытой злобой): А ты полагаешь иначе? Ну, знаешь!
В бешенстве встает, забирает пиво и уходит. Наталья остается за столиком в гордом одиночестве. Когда за ее спиной шаги Владимира уже не слышны, плечи ее опускаются, она зажмуривается, пытаясь сдержать слезы. От барной стойки за ней внимательно наблюдает Андрей. Берет стакан с недопитым коньяком, тарелочку с порезанным лимоном, подходит к столику и присаживается. Протягивает стакан.
Андрей: Выпейте. Я, правда, уже приложился, но Ирка опять умотала, ее теперь не дождешься. Выпейте, легче станет.
Наталья (мотает головой, глаза по-прежнему закрыты): Нет, мне нельзя, я за рулем.
Короткая пауза.
Наталья (открыв глаза): Спасибо. Спасибо, мне нельзя. К сожалению…
Андрей (сочувствующе): Он?
Наталья кивает.
Андрей: Так вот почему Владивосток…
Наталья вновь кивает.
Андрей: Потому что далеко…
Пауза.
Андрей: Поэтому-то вы и приезжаете сюда чуть ли не каждый вечер?
Наталья кивает.
Андрей: Надеялись на эту встречу, ждали ее. Хотели все изменить…
Наталья (едва слышно): Изменить? Нет, вряд ли… Не думаю, что что-то можно изменить. Нет, Андрюша, я просто хотела узнать, почему. Почему?.. Почему?!!
Пауза. Андрей понимающе периодически кивает головой, однако нужных слов найти не может. Наталья их и не ждет — она полностью погружена в себя, в тягостные воспоминания, лишь иногда произносит горько 'Почему?!', ни к кому не обращаясь. Андрей достает из кармана сигареты:
Андрей: Покурим?
Наталья смотрит на него безразличным, отсутствующим взглядом. Потом, сосредоточившись, кивает и берет сигарету, прикуривает от протянутой Андреем зажигалки, морщится.
Наталья: Вообще-то я не курю. Уже два с лишним года. Однако теперь, боюсь, сорвусь.
Молча курят. За барной стойкой возникает Ирина, возмущенно смотрит на парочку за столиком.
Андрей (Ирине): Что смотришь? Не видишь — плохо человеку! Плесни еще сто пятьдесят и Пепси, или Фанту — что там похолоднее.
Ирина (возмущенно): Щас! Все брошу…
Андрей: Вот именно: все брось и принеси! Да поживее! Клиент, между прочим, всегда прав!
Ирина наливает коньяк, выходит из-за стойки, со стуком ставит на столик стакан с коньяком и бутылку Пепси. Произносит сквозь зубы 'Ненавижу' и уходит на рабочее место.
Андрей протягивает Наталье стакан с коньяком.
Андрей: Может, все-таки выпьете? Бог с ней, с машиной, оставите на стоянке, завтра заберете.
Наталья: Нет, спасибо. Нельзя — значит нельзя. Утром на работу, как я без машины?
Андрей (с усмешкой): Как все, на метро!
Наталья (морщится): Ой, нет.
Андрей: Ну, как хотите. Тогда я сам выпью. А вы меня лимонадом поддержите.
Протягивает Наталье Пепси.
Андрей: Ну, за вас!
Махом выпивает, закусывает лимончиком.
Андрей: Так вот, значит, откуда у вас такая странная потребность разделить чью-то печаль. Потому что в свое время вам никто не помог, не посочувствовал.
Наталья (усмехается): Скорее, потому что кроме чужих людей, мне больше совершенно некому посочувствовать. Живу, как робот. Вроде все хорошо: карьера, квартира, машина, вроде, все есть, живи да радуйся. А оно почему-то не радует абсолютно. С утра до вечера как заведенная, то одно, то другое. И ни одного человеческого проявления. Никто никогда не поинтересуется, как я себя чувствую, какое у меня настроение. Да и я тоже ни у кого ни о чем не спрашиваю. Вот, нашла себе отдушину, аэропорт этот. Сначала действительно приезжала каждый вечер к владивостокскому рейсу, все надеялась, что он одумается и вернется. Потом надежда улетучилась, а я продолжала ездить по привычке. Или от скуки. Больше-то все равно некуда было деваться, разве что тупо сидеть дома перед телевизором. Я его терпеть не могу, телевизор — это последнее средство, утешение для безнадежно одиноких. Я-то, конечно, надежду уже похоронила, но себя хоронить перед телевизором еще немножко погожу. Вот и езжу, мотаюсь чуть не каждый вечер — хоть какое-то дело, какое-то занятие. Поначалу дико жалела себя, ничего вокруг не замечала. Потом однажды увидела плачущую женщину, и незаметно для себя пожалела ее. Не знаю, стало ли ей от моего сочувствия легче, но мне стало. Да-да, мне определенно стало легче, я поняла, что я не одна во вселенной такая обездоленная. Что кому-то, быть может, в эту самую минуту еще тяжелее, чем мне. И я перестала жалеть себя. Сочувствуя другим, излечилась сама.
Замолкает на короткое мгновение, потом продолжает с горькой усмешкой.
Наталья: Вернее, думала, что излечилась. Оказывается, все так же болею, просто загнала боль внутрь, глубоко-глубоко, так глубоко, что сама ее потеряла. А теперь вот нашла…
Грустно смеется.
Наталья: Надо же, ирония судьбы! Как раз тогда, когда перестала надеяться на встречу, когда смирилась с потерей, с судьбой, когда думала, что нашла свое призвание в сочувствии чужим людям — именно в этот момент и надо было его встретить. Как будто для проверки, насколько я выздоровела. Вот и оказалось, что нисколько… А обиднее всего то, что я так и не узнала причину. Все это время дико мучилась от незнания, разрывала себя этим 'почему', о встрече-то с ним мечтала сугубо ради того, чтобы задать ему этот вопрос. А встретила — забыла все на свете. Вернее, не столько забыла, сколько не успела — слишком короткая вышла встреча, слишком короткая… Только про Владивосток и спросила, но ведь это была только половина моего главного вопроса. Собственно, про Владивосток я и сама догадывалась — далеко и далеко, что тут еще придумаешь. А почему он вообще уехал? Почему?! Так и не спросила. Значит, теперь уже никогда и не узнаю. Потому что надеяться на вторую встречу глупо — снаряд дважды в одну воронку не попадает…
