Отец (с движением руки). Из них восемь живы! Не будем говорить об остальных. У вас, значит, всегда имеется семеро в запасе. Вы не должны чувствовать себя одинокой. Я же родил только троих, и никогда ни одного под рукой не имею. (Кричит, ужасный.) Где Люсьен?
Улия. В своей комнате.
Отец. Вот видите. Тут я должен остановиться. Здесь я застигнут врасплох. Больше никого нет. Позвать больше некого. Вы же смогли бы продолжить, в этом ваша сила. А я одинок. Для старика это печально! К счастью, у меня есть вот эта. Это старческий костыль мой. Что теперь будет, когда она выйдет замуж за вашего сына, и станет вашей. У вас будет девять детей. Девять костылей! Ну так что же, ты всем займёшься? Ты нам приготовишь вкусный обед, доченька?
Улия (строго). Дома есть вино?
Отец (скромно). Гмм… скажу тебе… у меня есть, чем его охладить. Не знаю, что с головой сделалось… кстати, у меня были заняты руки…
Фредерик (смеясь). Не беспокойтесь, за вином я схожу. Держись, Улия! Фредерик выходит).
Отец (глядя, как тот выходит). Какой симпатичный мальчик, поздравляю вас! (Разваливаясь на диване.) Ну что, доченька, ты рада вновь увидеть своего старого отца?
Улия (неся консервы на кухню). Я была бы особенно счастлива, если б стол был накрыт, а дом убран.
Отец (подмигивая матери). Не обращайте внимания, сударыня, на то, что она говорит. Она ни одному своему слову не верит. Она счастлива. Это золотое сердце. (Поддирая что-то на полу, заталкивает это под диван.) Кстати, дом не такой уж и грязный. Бумажки кое-какие! О пыли и говорить нечего, она каждый день тут как тут. Тряпочка старая… То, что кажется вам беспорядком, говоря прямо, беспорядком не является. Это просто такая размытость контуров. Я, видите ли, старый артист. Мне необходима некая вокруг меня туманность.
Мать (вставая). Я накрою на стол.
Отец. Вот это мысль! Я вам помогу. Это меня омолодит. Когда мне было двадцать лет, я всегда накрывал на стол, чтобы подразнить горничную.
Мать. Где тарелки?
Отец. Не знаю. Понемногу в разных местах.
Мать. Как это, не знаете? А что же вы делаете, когда есть хотите?
Отец. Я их ищу! Вот, например, три. Но они грязные. Ба! Делов-то, сыр лежал. Убрав корочки…
Отобрав у него тарелки, Мать идёт на кухню, крича:
Мать. Разыщите ещё!
Отец. Я сделаю всё возможное, свекровушка. (Некоторое время ищет, но быстро отчаивается и, развалившись на диване, вынимает сигару из кармана, откусывает кончик и ворчит.) Разыщите ещё… разыщите ещё! Не очень-то сговорчивая, настоящий дракон. Однако досадно! Такая симпатичная женщина…
Входит Мать Фредерика, видит его. Она пытается испепелить его взглядом, но тот стоически выдерживает испытание, продолжая курить с глуповатым видом. Мать хватает щётку и принимается подметать вокруг него.
Отец (после короткой паузы). Знаете ли, я оптимист. Мой принцип таков, что всё и всегда устраивается.
Мать (язвительно). Особенно, когда устраивают другие!
Отец. По правде сказать, да. Но я заметил, что другие за это охотно берутся. Удивительно, как много на планете людей, решивших во что бы то ни стало действовать. Если бы не было несколько нашего брата- философа, образовалась бы толкучка… места бы не осталось.
Мать (внезапно прекращая подметать). У меня четыре фермы, не считая особняка в городе, Фредерика приняли клерком к нотариусу, и у него со временем будет свой кабинет. Вы, может быть, задаёте себе вопрос, почему я женю его на Улии, за которой ничего нет?
Отец. Я ничего не задаю, сударыня, я счастлив.
Мать. Улия хорошая девочка, работящая честная экономная.
Отец. Мой портрет.
Мать. Я дружу с её тёткой уже пятьдесят лет. Ирма сказала, что, уходя, оставит Улии всё своё состояние.
Отец. Бедная Ирма! Как она поживает?
Мать. Хорошо. Я знаю, что вам ей нечего дать.
Отец, подпрыгивает. Ирме?
Мать. Нет. Вашей дочери.
Отец (категорически). Я, мадам, за брак по любви! Они всегда плохо заканчиваются, кстати сказать, но в ожидании конца, такие браки всё-таки других веселее. Несколько лет, даже, иной раз, месяцев, и уже кое-что. Я считаю, что нужно быть счастливым во что бы то ни стало. Вы — нет?
Мать. Во-первых, нужно быть трудолюбивым. И серьёзным.
Отец. А вы что, не считаете, что счастье — это серьёзно? Вы не находите, что это кропотливая работа? Но, чёрт побери, мадам! Я считаю по-настоящему ветреными именно тех, кто об этом день и ночь не печётся. Они довольствуются чаевыми, гримасами, пустотой. Но нам всегда счастья-то и не хватает, чертополох! Что вы мне такое говорите? Тут-то и нужно быть зверски требовательным. (Обращаясь к Улии, которая входит с тарелками, стаканами и скатертью.) Не правда ли, доченька?
Улия. В чём ещё дело?
Отец (обиженный). Почему же «ещё»? Я говорил твоей свекрови, что в жизни человека не достаточно счастья. Ты намереваешься быть счастливой, надеюсь?
Улия. Да, папа. И мне бы хотелось, чтобы вы мне в этом помогли.
Отец. Рассчитывай на меня, дочка! Я шутник, но у меня доброе сердце. То, чего свекровь наша не знает пока.
Входит Люсьен. Он одет во фрак, который ему велик.
Мать. Это ещё кто такой?
Отец (кланяясь). Сын мой, сударыня.
Мать. Он работает официантом?
Отец. В чём дело! У него юридический лиценциат. Да, кстати, где ты взял этот фрак?
Люсьен. Это твой. Я надел его, чтобы оказать честь мадам.
Мать (настороже). Очень мило с вашей стороны.
Люсьен (уважительно кланяясь). Моё почтение, мадам! (Обращаясь к Улии, которая смотрит на него с беспокойством.) Достаточно ли я представителен во фраке, с сорочьим хвостом?
Мать (обращаясь к Улии). Этот, кажется, вежливый.
Улия. Кажется.
Люсьен. Видишь, я не заставлял её этого говорить!
Отец. Это он женат? Где его супруга?
Люсьен. В свадебном путешествии.
Улия (кричит). Люсьен!
Люсьен. То есть, я пошутил. Она совершает паломничество. В целях иметь ребёнка.
Мать Фредерика смотрит на него, спрашивая себя, серьёзно ли это. Улия уводит её побыстрей.
Улия. Мама, вы мне не поможете? Мне нужны ваши советы на кухне. А вы оба, накройте на стол!
Люсьен (обращаясь к отцу, когда те выходят). Я произвёл на неё сильное впечатление. Пусть говорят, однако, туалеты…
Отец. Так! Деньги у этой женщины имеются, но она мне кажется весьма ограниченной. Тем не менее, нужно отдать ей должное, у неё корсаж ещё довольно хорош. Я лично питаю слабость к таким особам.
Люсьен. Ты бредишь, ей сто лет!
Отец. У тебя нет ни малейшего воображения! Я вижу её около 1912 года, в большой шляпе с перьями… господи святы! Ладно, не будем об этом, поздно уже.
Улия (входит и идёт к ним). Слушайте меня, оба. У нас, может, есть только минута, чтобы побыть наедине. Больше не будем говорить об обеде, которого нет, о грязном доме.
Отец. Я был, кстати, огорчён первым, ты же видела!
Улия. Я скажу пару слов Жаннетте, когда та вернётся. Если она вернётся. Деньги, впрочем, истрачены?
Отец (с трагическим жестом). Нужно было заплатить молочнику. Этот дом — прорва! После оплаты молочнику осталось тринадцать франков. Я хотел купить себе галстук с приспособлением, чтобы выглядеть сегодня достойно… у меня больше нечего надеть. Говорю, что хотел, потому что приспособление уже поломалась. Эти безделушки ничего не стоят. Лучше поговорим о Монтевидео, который я носил до войны. Щелчок — и ты чист. Ладно! Я починил старый, укрепил верёвочкой. Не слишком заметно?
Улия. Нет, но ты бы мог поменять воротничок!
Отец. Воротничок? Это целлулоид. Ничего не получится! У них патент, менять невозможно!
Улия. Да, но можно стирать. А перхоть счистить щёткой, а ногти остричь, и первую пуговицу не застёгивать на вторую петлю.
Отец. Ба! Ба! Ба! Прицепишься ко всякой мелочи! Смотри общий вид!
Улия. Ты, конечно, сегодня не брился!
