что сообщили кардиналу какую-то великую и радостную весть!
Кор. О, да! Весть, которая вполне соответствует и- его и моим желаниям.
К-ва (с горечью). Вероятно, касательно вашей женитьбы?
Кор. Ваша обычная проницательность и на этот раз не обманула вас, матушка!
К-ва. Значит все кончено… Вы выбрали жену для себя и королеву для Франции?
Кор. Да.
К-ва. И выбрали, не посоветовавшись даже со мной?
Кор. Когда вы, матушка, узнаете на кого пал этот выбор, я уверен, что будете очень рады.
К-ва. А если нет? Если бы я нашла, что этот выбор и не политичен, и невозможен?..
Кор. Я почел бы это для себя за великое несчастие, но не переменил бы своего решения.
К-ва. Значить, ваше решение бесповоротно?
Кор. Бесповоротно!
К-ва. Значит вы объявляете мне войну? Хотите вступить в борьбу против матери?
Кор. Нет, я только прошу вас сохранить мне вашу нежность… и желаю, чтобы вы меня благословили.
К-ва. Как? Вы желаете от меня нежности и просите моего благословения, когда одновременно наносите удар сердцу матери и гордости королевы? Нет, ваше величество, па это не рассчитывайте.
Кор. Что же мне от вас ожидать?
К-ва. Вы найдете во мне самую ярую противницу этого брака. Даже скажу более: с этой минуты я привяла свои предосторожности.
Кор. (стиснув зубы от гнева). Предосторожности? Гм!.. Может статься, что когда я умру, когда буду лежат в Сен-Дени между гробницами моих предков, когда меня более не будет здесь с хлыстом, шпагою или скипетром в руке, чтобы сказать «н хочу!», может статься, что воспротивятся воин желаниям, не захотят признавать моей воли и уничтожат то, что я воздвиг; но пока я жив, пока я приказываю, пока я царствую — все преклонится, все согнется передо мной!
К-ва. Даже?
Кор. Даже мои министры! Даже моя мать! Даже судьба!
К-ва. О! Людовик, Людовик! Что сделало вас таким?
Кор. Знание истины, сударыня, истины, так часто скрываемой от королей. Но я призвал ее в себе и крепко держусь за нее.
К-ва (нежно). Людовик!
Кор. Быть может, вместо великой скорби, матушка, вас ожидает великая радость… Войдите в эту комнату, сейчас соберется сюда весь двор, чтобы услышать объявление о моей женитьбе и узнать имя выбранной мною невесты. Вы вернетесь и займете свое место на право около меня, кардинал Мазарини станет налево и, повторяю вам, когда вы узнаете имя моей будущей жены, вы станете благословлять своего сына, а не проклинать. Идите же, матушка! Я ожидаю Марию Манчини. Вы не должны с нею встретиться.
К-ва. Марию Манчини?
Кор. Да, Марию Манчини.
К-ва. Я исполняю до конца ваше желание; но если…
Кор. О! Только без угроз… Вашу руку. (Целует руку матери, которая уходит в соседнюю комнату.)
Король (один).
О мое бедное сердце! Закались, как сталь и будь чисто, как алмаз!
Король. Мария (которую вводит Мольер).
Мол. Войдите, сударыня. Король вас ожидает.
Мар. Государь, государь! Что мне сказал дядюшка!.. Но ведь это невозможно, не правда ли?
Кор. Что же он вам сказал, Мария?
Мар. Он сказал, что я сегодня же должна покинуть двор к уехать с сестрою Гортензиею и на долго остаться в провинции… О, государь! На что же вы мне намекали и что обещали? Какую же это будущность вы открывали перед моими глазами? Куда девался этот чудный путь, по которому вы повели пеня пол руку и заставили сделать несколько шагов? Где та блестящая цель, которую вы мне показали? Зачем были раскрыты небеса перед простою смертною? Зачем было называть ее своим другом, своею возлюбленною, своею королевою, чтобы быстро сорвать с нее единственны!, дорогой венец, венец вашей любви?..
Кор. Увы! Да, Мария, вы сейчас рассказали роман вашей жизни, да и я мечтал о том же, что и вы. Но, к несчастию, всякий роман имеет свой конец и после всякого сна приходит пробуждение. То, о чем мы мечтали вчера — сегодня невозможно.
Мар. Невозможно! И это говорит любящее королевское сердце! Но, чтобы дойти до вас, государь, чтобы достигнуть намеченной цела, мне, бедной женщине, ничего не было бы невозможного на свете… Клянусь вам, что ничто не могло бы меня остановить. То, что было возможно вчера, немыслимо сегодня..?! Что же, наконец, случилось? Какое непреодолимое препятствие могло вдруг возникнуть со дня этой дивной, упоительной грозы в лесу, во время которой вы мне говорили про свою любовь?
Кор. Вы желаете знать какое препятствие? Я вам скажу: злотворное дыхание коснулось зеркала нашей любви и оно потускнело; камень был брошен в хрустальное озеро, где мы искали чудный перл, называемый счастием, и оно замутилось! О! если бы а нашел девственное сердце и единственно иве принадлежащую любовь. Тогда, Мария, я стал бы бороться против всех, беру во свидетели Бога, и с помощью Его и божественного пламени, находящегося во мне, я, конечно, преодолел- бы все препятствия в мире!
Мар. Но это божественное пламя? Разве оно угасло?
Кор. Увы, Мария, вы сами его задули…
Мар. Я не понимаю…
Кор. Вспомните во всех подробностях все. что произошло в прошлую ночь… Где были вы немного ранее полуночи? Для кого вы отперли окно вашей комнаты, выходящей на оранжерейный двор? Кого ждали вы у этого окна? Кто к нему подошел? Кто разговаривал с вами в течение пятнадцати минут? Кому передали вы его письма? От кого вы, наконец, потребовали взамен ваши письма?
Мар. О! Господи!
Кор. От графа Гиша, неправда ли?
Мар. О, я несчастная!.. Да, не спорю, от графа Гиша.
Кор. Нет, Мария, нет, вы ошибаетесь. Не с графом Гишем вы разговаривали этой ночью, а со мной. Да, со мной! А вы говорите, что вы страдаете? Нет, Мария! Никогда ваши страдания не сравняются с теми, которые я испытывал в эту ночь.
Мар. Но, если это были вы, государь, то вы слышали все, что я говорила, и знаете, что ничего позорного для моей чести не было произнесено. Бедная, одинокая, покинутая от рождения, ради моих более взрослых сестер, я ждала своей очереди вступить в жизнь, как цветок, жаждущий воздуха и света. Я обернулась на голос графа Гиша, говоривший мне о любви… я полюбила его… или скорее, вообразила, что полюбила… но тог, для которого я отвергла графа Гиша, тот, которого я действительно полюбила — это вы, государь, единственно вы! Что же могло измениться со вчерашнего дня? Ничтожная ночная тучка прошла по небу нашей любви,
