кто призван его пасти. Тут чувствуется нечто патриархальное, некое родство, почти братство, которое стирает все различия. Разве это не прекрасно?
Англичанин: Теперь я понял. Вы изволите шутить и, мне кажется, довольно зло.
Горацио: Если это и шутка, капитан, то соль ее в том, что ее трудно отличить от правды, как, впрочем, и все подобные шутки.
Англичанин (внимательно глядя на Горацио): А вы опасно ходите, мой друг… (Понизив голос). Послушать вас, так, пожалуй, выйдет, что всякая власть – это только повод для насмешек?
Горацио: Увы, сэр. Но только потому, что она сама насмешка.
Англичанин: Вот вы куда забрались… Эге… Погодите, я буду думать… (Думает, скрестив на груди руки). Что же это тогда получается, друг мой? Что все эти знаки различия, места за столом, торжественные приемы, благоговенье подданных, освященные временем традиции, парады, выезды, серьезный тон указов, прием послов, знамена, гербы, регалии, сословные отличья, словом, все, что выглядит так серьезно, – все это только пустая игра, достойная только смеха?.. Мир в шутовском наряде? Балаган?.. Не чересчур ли?..
Горацио: Если хотите, этому есть объяснение и весьма простое…
Англичанин: Ну-ка, ну-ка…
Горацио: Вся власть от дьявола…
Англичанин (быстро): Тш-ш-ш…
Горацио (негромко): А так как дьявол – отец лжи, то, не в последнюю очередь, он – отец власти, которая при этом изо всех сил притворяется правдой… Что может быть смешнее? Но стоит только внимательно присмотреться, как легко увидеть, чего она стоит на самом деле.
Англичанин: Как верный подданный королевы, я затыкаю уши. (Заткнув уши). Вот. Можете убедиться. Ничего не слышу. (Понизив голос). Но как лицо частное и свободное, я с вами полностью согласен, хотя вы и противоречите святым отцам.
Горацио: Бог мне простит, надеюсь.
Англичанин: Но не люди. (Подняв свой стакан). За ваше здоровье.
Горацио (подняв стакан): Всех вам благ.
Пьют. Короткая пауза.
Англичанин: Теперь давайте к делу. Что вы решили? Едете?
Горацио: Я еду. Конечно, если вы не боитесь, что мои грехи так перегрузят ваш корабль, что он не сдвинется с места.
Англичанин: Я возил и не таких грешников, друг мой… Хотите, перебирайтесь на корабль прямо сегодня. Если небесная канцелярия будет к нам благосклонна, то через пять дней вы будете гулять по Лондону.
Горацио: Спасибо, капитан.
Англичанин: Ну, ну, не так уныло! Вспомните, куда вы едете. В столицу мира! (Значительно). В Лондон… Тут требуется бодрость, воля и ясность духа, но уж никак не уныние.
Горацио: Я приложу все силы.
Англичанин: Ну, то-то же. (Приветствовав Горацио поднятой кружкой, пьет).
Горацио (задумчиво): Я никогда там не был, но, странное дело, сколько я себя помню, меня всегда туда тянуло, как будто там мой дом. Не странно ли?.. Правда ли, говорят, что у вас иногда бывает такой туман, что не видно даже вытянутой руки?
Англичанин: Иногда даже кончика носа… Кстати, о тумане. Вон там сидит весьма подозрительная троица, которая время от времени очень выразительно смотрит в нашу сторону. Они не похожи ни на мастеровых, ни на матросов.
Горацио: Где?
Англичанин: Вон там, левее, рядом, за колонной… Осторожней.
Горацио (оглянувшись): Я их знаю. Во всяком случае – одного наверняка. Он служит при дворе, в охране.
Англичанин: Тогда вопрос – почему в такой день они здесь?
Горацио: Почему?.. Вы что-то очень подозрительны, сегодня.
Англичанин: Достаточно пожить здесь несколько дней, как начнешь подозревать даже собственную тень. Я вам скажу, тут даже воздух… (Не находит слов). Нет, ей-Богу, какой-то не такой.
Горацио: Чтобы им дышать, нужна привычка.
Англичанин (разливая вино): Скорее уж отвычка. (Подошедшему к столу пьяному). Что вам угодно, сударь?
Пьяный: Мне нравится твое лицо, старик. (Поднимая свой стакан). Выпьем, как датчанин с датчанином.
Англичанин: Я подданный британской короны, если вам угодно.
Пьяный: Британец? (Несколько разочарованно). А лицом прямо вылитый датчанин. (Горацио). Чудеса!
Англичанин: Надеюсь, я вас этим не огорчил?
Пьяный: Сказать по правде, мы, датчане, ничего не имеем против вас, британцев. Но все-таки никто не станет спорить, – датчане лучше.
Англичанин: Чем же?
Пьяный: Да, помилуйте, сударь, уж тем одним, что они датчане!
Англичанин: С этим, действительно, не поспоришь.
Пьяный: Так выпьем?
Англичанин: Обязательно.
Пьяный: За Данию!.. (Кричит в сторону зала, поднимая стакан). За Данию!..
Собравшиеся отвечают ему криками: «За Данию!..» «За Данию и короля!..» Все пьют.
(Поставив стакан на стол): Мы великая нация, сударь. И даже еще больше. Да, что там… Достаточно сказать, что мы ведем свое происхождение прямиком от самих этрусков, если вы еще этого не знаете.
Англичанин: Очень может быть, сударь. Один мой знакомый вел свое происхождение прямиком от Юлия Цезаря, но при этом оставался весьма порядочной скотиной… А чем они прославились, эти, как вы изволили выразиться, этруски?
Пьяный: Вы меня обижаете, черт возьми. Своею древностью!
Англичанин: Я хотел спросить, чем они прославились при жизни?
Пьяный: Сказать по правде, то есть, положа руку на сердце и со всей прямотой, этого я не знаю. Мы люди не ученые, сударь. Но думаю, что в первую очередь тем, что они этруски. Разве этого мало?
Англичанин: Вот теперь вы меня убедили.
Пьяный: Так выпьем?
Англичанин: Обязательно.
Пьяный: За этрусков!.. (Горацио). Почему бы вам тоже не взять в руки свой стакан и не выпить вместе с нами?
Горацио: Мне кажется, пить за столь прославленный предмет из такого маленького стакана, значило бы проявить к нему неуваженье.
Пьяный: Ага. (Подумав). Он прав. (Рассматривая свой стакан). Посуда и вправду маловата. (Подумав). А что, господа британцы, если за этот предмет выпить много маленьких стаканов?.. (С довольным смехом). Вот видите! Мы, этруски, найдем выход из любого положенья!
Англичанин: Будь по-вашему.
Пьяный (кричит, подняв бокал): За этрусков!..
Влетевшая из соседнего зала цепь танцующих, увлекает Пьяного за собой. Короткая пауза, в продолжение которой танцующие, сделав круг, со смехом и криками, исчезают.
Англичанин: Святой Христофор!.. Где бы я ни плавал, везде одно и то же. Кого ни возьми, – итальянцев, шведов, московитов, галлов, немцев или испанцев, – все, как один твердят, надувшись, о преимуществе своей крови, так словно их национальность – это что-то вроде хорошей породы, как у лошадей. Да, и мы, британцы, признаться, ничуть не лучше.
Горацио: Вы обижаете лошадей, капитан. У них, по крайней мере, нет привычки резать себе подобных, только за то, что они другой породы.
Англичанин: Нет, это, в самом деле, любопытно. Как будто все изо всех сил стремятся не отстать от иудеев. Но у тех есть хоть крепкий козырь. Их выбрал Бог, как сказано в Писанье. А этих кто?.. Ну, в самом деле, что за помешательство?
Горацио: Обыкновенное. Замешанное на страхе и на лени… Когда у человека не остается ничего, кроме бездны под ногами и пустого неба над головой, и когда ему не на что опереться внутри себя, потому что он находит в своем сердце ту же пустоту, что и снаружи, то
