Она. Ха-ха-ха! О грибочках… ни звука… я обещала!
Он. А! (Махнул рукой)
Она. А тебе хочется! Очень хочется о них поговорить! Тревожат? Ну, ради бога! Ах, Саша! Все для тебя! Хорошо, обсудим мои грибочки всесторонне. Итак, если я что-то и придумала с грибочками – это совсем не значит, Саша, что я сумасшедшая… Как ты все время говоришь! Даже наоборот. Суди сам: ну случится с тобой от моих грибочков – а я тут (шепчет) ни при чем! Да! Я ведь не брала на себя обязательства отличать шампиньон от мухомора. Я ведь актриса, а не грибник!
Он вдруг вскочил, бросился к телефону.
Отключен за неуплату! Ха-ха-ха!
Он бросается к дверям, но Она неожиданно выхватывает револьвер.
Он (отпрянул). Ты… что?
Она. Ха-ха! Ха-ха-ха! Это игрушечный! (Задыхается от смеха)
Он (вдруг почти весело). Ха-ха-ха!
Оба погибают от смеха.
Она (продолжая хохотать). Это… Фортинбрас где-то стащила. Ха-ха-ха! И уверяет, что с этой игрушкой ей ничего не страшно. (Успокаиваясь постепенно.) Понимаешь, при ее красоте и любви к приключениям она часто попадает… в сложные ситуации. Так вот: она говорит, что этот револьвер ее всегда спасает. Самое смешное – она сама в это верит… Она, как и я в свое время, вычеркивает из памяти все, что не совпадает с ее фантазиями! Ха-ха-ха! Короче, сам видишь, револьвер – это «Лила». Игра! А ты – хвать за телефон! Ты же знаешь, милый, я слишком ленивая, чтобы готовиться, варить какие-то грибы. И вообще… Отравить-то легко. Но ведь потом возиться с трупом… А я так не люблю хлопоты, я ленивая. Я лучше не убью, только бы не возиться! А тут… Возьмем, к примеру, Вику Полищук. Ты про нее подслушивал под дверью… Ну, у которой аферист скусывал сережки… в святые миги любви… Так вот эта Вика Полищук… когда стала феминисткой – решила ему отомстить.
Он. Послушай, ты! Ну, если даже ты сумасшедшая, – ты должна понять! Я пришел за кроссовками.
Она. Боже, как надоел! (Увлеченно продолжает.) Так вот: отец этой Полищучки – военный. У него, естественно, был револьвер… и еще была зажигалка в виде револьвера… Ну вот, Вика Полищук их и подменила… И когда аферист попросил прикурить, она спокойно пристрелила его, как барана… Но убить, как я говорила, не проблема – вопрос, куда деть труп? Вика Полищук завернула труп в ковер и решила отвезти в Крым, на дачу, и там закопать… Она положила ковер сверху, на багажник, на крышу, но по дороге, недалеко от Харькова, пока она ходила в «Гастроном» покупать пепси, ковер сперли! Ха-ха-ха! Нет, если бы я тебя прикончила, я с тобой поступила бы рациональнее. Я использовала бы тебя как реквизит для очередной пьесы про убийство. Вместо черепа… Ха-ха-ха!
Он. Ты, знаешь, надоела!
Она. Не ври… Надоела – это когда скука. А ты сейчас – сама активность. Страх – активен. У тебя на лице: «Было – не было!»
А вдруг эта сумасшедшая, как ты меня удачно определил, по правде – грибками, а? Знаешь, действительно это очень смешная ситуация. Я тебе сочувствую! Это – как собака покусала: а вдруг бешеная – тогда надо бежать делать уколы! Но, собственно говоря, почему собака должна быть бешеная? Тогда – не надо… Надо – не надо! Один тип из Внешторга, которого покусала моя девственница, звонит мне уже третий месяц со всех частей света – узнать, не сошла ли она с ума… В последний раз он звонил мне с мыса Горн через индийский спутник связи… Ха-ха-ха!
Он. Ладно! Подавись ты этими кроссовками! (Встает, идет к двери)
Она (странно). Саша, не спеши!
Он остановился.
Был такой фильм: «Скромное очарование буржуазии». Потрясающее название, да? Там на вечеринку собираются несколько доверчивых самодовольных буржуа. Блистают, очаровывают. А потом хотят по домам разойтись, ну совсем как ты… Ан, нельзя – не отпирается входная дверка. Они, понимаешь ли, думали, что пришли на вечеринку, а это был Страшный суд! Ха-ха-ха! Тебе отсюда не уйти… Точнее – не выйти… Пока не придет Фортинбрас. Пока мы не сыграем твою пьесу про убийство.
Он молча подходит к входной двери, пытается открыть. Но дверь заперта. В какой-то неожиданной панике Он бьется в дверь.
Ха-ха-ха! Неужели ты не заметил, как я ее закрыла? Гляди! (Швыряет ключ в форточку)
Он. Ты… что? Ты… ты…
Она. Ну зачем тебе ее открывать? Ну выбежишь на улицу… Ну позвонишь в больницу… если, конечно, найдешь неиспорченный автомат, ну скажешь: «Меня, вероятно, отравили грибами… свой телефон дать не могу, отключен за неуплату…» Сразу решат: пьян. Или сумасшедший, как я. Ха-ха-ха! Конечно, ты мог бы постучать к соседям, но кто тебе откроет в это время? Здесь – окраина!
Бьют часы.
Пробило! Ура! Час пробуждения! Час Фортинбраса!.. (Убегает.)
Он. Чушь! Какая-то глупость! Шизофреничка! Глупость! Глупость! (Подошел к зеркалу, причесался и как-то элегантно-независимо уселся в кресле.)
Тишина. И вдруг с безумным криком в огромном рыжем парике выбегает Она. Взглянула на Него, оценила Его приготовления.
Она. Ха-ха-ха… Ха-ха-ха. (Наставляя револьвер.) Кто важнее, люди или клопы? Быстро!
Он (застигнут врасплох и оттого вынужден поддержать игру). Если клопы едят людей, важнее клопы. Если люди – клопов, то люди…
Она. А когда люди едят клопов?
Он. Когда клопы не едят людей!
Она. Ха-ха-ха! Ура! Молодец! Юмор остался! Очень смешно ответил. Но еще смешнее выглядел. Если бы ты видел себя сейчас в ожидании юной Фортинбрасы… Ну – отпад! Юморины! Нет, я ее будила, поверь. Я предприняла все усилия. Стучу, стучу ей в дверь, чтобы тебя обрадовать… Ничего! Сначала я подумала, что она спит как сурок. Пушками не разбудишь. Ну как я в свое время. Это теперь я не сплю… и всю ночь по квартире хожу, как собственное привидение.
Он. Или разговариваешь с грузинами.
Она. С большими копытами! Ха-ха-ха! Молодец, не забываешь меня уничтожать. Значит, я ей стучу… И вдруг я понимаю: она ведь не может проснуться… Потому что ее зовут Фортинбрас! Ей еще (выразительно) рано! (Шепотом.) Фортинбрас в «Гамлете»… приходит в самом конце, когда уже все… (помолчав) мертвы. Фортинбрас приходит – после… Ха-ха-ха!
Он вдруг бросается к окну нелепо пытается открыть. Окно не открывается.
Какой странный! Зачем тебе окно?
Он по-прежнему и тщетно пытается открыть.
Ключа ты все равно в темноте не увидишь! Прыгать отсюда высоко… А-а! Ты хочешь крикнуть в окно о помощи? Знаешь, я как-то кричала о помощи прямо из этого окна…
Он. Почему-то… душно…
Она (небрежно). Это – кажется. Да, жаль, что я заколотила это окно… Но выхода не было… Понимаешь, окно вызывало у меня ассоциации с тем криком о помощи… И когда я вернулась из больницы – его забили.
Он (взял себя в руки). Послушай, что ты хочешь от меня?
Она (будто не слыша). Кстати, это была такая забавная история с окном… Тебе, как драматургу, создавшему мой образ… Ха-ха-ха… Просто необходимо ее знать. Все произошло, когда я по твоей милости оказалась в «офсайде». И тогда я попыталась тебе изменить в первый раз.
Он. Очень интересные воспоминания. Повторяю: что ты хочешь от меня?
Она (продолжает, будто не слышит вопроса). Он был живописец. Художник Витя. Такой чуткий. Я, когда познакомилась с ним, сразу поняла: Витя-художник – человек моей судьбы! Хотя я очень волновалась, все-таки… первая измена… Чтобы убить угрызения совести, мы пошли в ресторан. Я тогда еще не любила пить.
Он. До клумбы еще далеко было…
Она. Браво! На чем я остановилась?
Он. Ты очень волновалась…
Она. Но он все понял: такой деликатный – Витя-художник! И вот выходим мы из ресторана.
Он. Платила, конечно, ты?
Она. Тогда еще платила не я. Это теперь, когда я феминистка, я принципиально плачу за мужчин. И если мужчина мне обходится больше десятки, я его ненавижу, а если меньше – я его презираю! Ха-ха-ха! И вот выходим мы с Витей-художником из ресторана, ловим такси, ехать домой, в наш чертов квартал одинаковых домов, – изменять тебе! Такси, естественно, нет… Поэтому плетемся от метро пешком – и вдруг у самого дома он говорит: «А где твоя косынка?» Ну – чуткий! Чуткий! Вижу, потеряла! А он говорит: «Ничего, я отыщу твою косынку». Страшно деликатный… Ну – художник! А я рада-радешенька: думаю, пока Витя будет искать косынку, я переоденусь и, главное, морально подготовлюсь к измене. И вот я поднимаюсь к себе… и жду, жду… А Вити – нету. Я жду! А Вити – нету! Я жду, жду! И нету… А он даже моего телефона не знает!
