Надя. Вы историк?
Паша. Увлекаюсь.
Надя. Ой, интересно!
Паша. Вообразите себе, Надя, 1801 год, ночь с одиннадцатого на двенадцатое марта. В кабинет, в котором обычно почивает император Павел I, ночью проникают его офицеры, они будят Павла, тот сначала думает, что это сон, потом все понимает, молит о пощаде, и тут Михаил Зубов, силач, бьет его золотой табакеркой в левый висок. Павел падает и цепляется руками за ножку дивана — вот этого…
Надя. Этого?!
Паша. Император Павел I называл княгиню Анну Гагарину «улыбочка моя».
Петушок. Да кладите на диван сумки, кладите. Продавать не собираюсь. Спать буду на 1801 годе.
Надя. А что дальше было с Павлом?
Паша. Его долго не могли оторвать от ножки дивана, потом накинули на шею шарф и задушили.
Надя. До смерти?
Владимир Иванович (осматривая диван). Узковато… Не раскладывается?
Валюша. Петушок уместится. Он всю жизнь за шкафом на маленьком диванчике проспал. Он теперь куда хочешь впишется.
Петушок (Валюше). Тот диванчик за шкафом не такой уж узкий был…
Валюша. Узкий, Петенька, узкий. Поэтому ты на нем и застрял.
Ларс. У меня квартира на одного — ну и что? Я в ней только сплю. Ночлежка — две лоджии, вид на море, отдельный вход — трехнакомнатная.
Надя. У вас тоже кто-то умер?
Ларс. Нет.
Надя. И вам это разрешают?
Ларс. Что? Почему?
Надя. Трехкомнатная на одного.
Ларс. Да я в ней почти не бываю.
Петушок. Вчера. Вечер, жарко, вывеска мигает— то красный, то зеленый. Где-то часа три. Пустая улица. Ни одной машины — ни с той стороны, ни с этой. И в этой пустоте стоит человек перед светофором и ждет, когда зажжется зеленый свет, чтобы перейти улицу. Он стоит, а тут еще вывеска, и у него то лицо красное, то зеленое… Я дождался, когда его лицо станет красным, подошел к нему и сказал: «Поедемте завтра на дачу». Он позеленел и сказал: «Да».
Паша. А может, действительно запах ромашки ценнее всей этой пыли веков? Откроешь тайну убийства Павла I, а пропустишь время цветения купавы… Правда, когда цветет купава, я прекращаю все исследования.
Надя. Вы натуралист?
Паша. Интересуюсь живой природой.
Владимир Иванович. У меня дома фикус в горшке. От тетки остался. Не люблю комнатные растения, но от тетки остался…
Лаpc. Я вообще сразу говорю «да». Если мне что-то быстро предлагают, я сразу говорю «да».
Надя. А потом?
Ларс. А потом — «ез».
Надя (смеется). А потом?
Ларс. А потом «си».
Надя. А потом?
Ларс. Потом — «я».
Надя. Вы?!
Ларс. И по — шведски, и по — немецки.
Надя. Вы — швед?
Ларс. Я из Прибалтики.
Надя. Ой, не могу — прибалт!.. (Заходится.)
Петушок. Окна пооткрываем, чудно будет спать! На новом месте сны сбываются.
Валюша. Что толку! Я снов все равно не вижу. Засыпаю — черно, просыпаюсь — уже утро. А что ночью было — понятия не имею.
Надя. Ой, а мне всегда одни гадости снятся. Недавно усы мужские приснились. Но без мужчины — одни усы. Жуть!
Владимир Иванович. В следующий раз ложитесь спать с ножницами. Приснились усы, а вы их — чрямс!
Надя. Еще страшней!
Петушок. Надя — Наденька, моя соседка по мусоропроводу. Мы с ней одновременно мусор на площадку выносим, так у нас совпадает… Я ей всегда очередь уступаю.
Надя. У меня мусора-то нет. Одни фантики.
Владимир Иванович. Вы сладкое любите?
Надя. Это плохо, да?
Владимир Иванович. У меня для вас конфетка припасена. (Протягивает Наде конфетку.) Я тоже люблю сладкое, хотя и являюсь мужчиной с усами.
Надя (взглянув на Владимира Ивановича). Ой!
Владимир Иванович. Что, узнали усы?
Надя. Похоже… (Берет у Владимира Ивановича конфету.)
Владимир Иванович. Хорошо, что нас Петушок сюда вытащил. Сидишь в городе, пыль глотаешь, и в воскресенье тоже. Если кто на дачу не пригласит.
Лapc. В поле, в лес, на речку! Вот моя деревня, вот мой дом родной!
Надя (Владимиру Ивановичу). Смотри — прибалт! Все лозунги знает.
Петушок (подходит к Владимиру Ивановичу, обнимает за плечи). Вместе работаем, вместе отдыхаем. Курорты, надгробия, памятники… «Петушок и К°».
Валюша (Владимиру Ивановичу). Как там наш Петушок на работе?
Петушок. Да ладно тебе!
Валюша. Вы же все-таки его начальник.
Владимир Иванович. Ну, начальник это сильно сказано. Просто Петушок — инженер, а я — старший инженер. Дадут Петушку старшего, мы и сравняемся.
Петушок. Но я и тогда Владимира Ивановича буду звать Владимиром Ивановичем. Потому что он солидный человек.
Валюша. А ты — вечный Петушок, хоть у тебя теперь загородный дом есть.
Владимир Иванович. И вообще какое имеет значение, кто из нас кто? Мы приехали на отдых. Я — Володя. А кое для кого мечтаю стать и Вовой…
Ларс. А я бы сразу на «ты». Еще в машине, когда сюда ехали, хотел сказать… Мы же все однолетки.
Паша. Никогда не называй женщину ровесницей. В любом случае это оскорбление.
Надя. Ой, мне уже двадцать шесть, а я такая. неумелая!..
Владимир Иванович. Научим!
Надя. Мои ровесники ни черта не знают. А вы, Паша, по дороге, когда нас сюда везли, так интересно рассказывали про этих художников… ну, про этих французских, которые в леса ушли… как их… я названия всегда не запоминаю… Робинзоны?
Паша. Барбизонцы.
Надя. В жизни бы об этом не узнала! Приеду домой, книжку в библиотеке возьму.
Паша. Избегайте, Надя, библиотечных книг. Особенно по искусству. Нельзя о прекрасном читать на засаленной странице.
Надя. Хорошо вам говорить! Сейчас книги где достанешь? Вы искусствовед?
Паша. Отчасти.
Надя. Какой вы многогранный!
Паша. Я искусствовед, натуралист, историк… А вообще я двери обиваю.
Надя. Какие двери?
Паша. Новоселам. «Фирма „Заря“ работает не соря!»
Надя. Шутите…
Паша. Какие шутки! Односторонняя обивка — сиреневенькая, с двух сторон — плюс красненькая. Кроме того, у меня своя клиентура. Петушок, я тебе с двух сторон обил?
Петушок (орет). Полная изоляция!
Надя. Разве двадцать пять — сиреневенькая?
Петушок. Трешка, я знаю, зелененькая.
Паша. Трешку не люблю. Нездоровый цвет. Гнилая зелень. У меня рубль — потом сразу пятерка.
Надя. А как же… барбизонцы?
Паша. Я подарю вам книгу о них. Вы читаете по — французски?
Надя. В школе английский… но очень плохо. «Тейк ит изи энд кип ё смайл».
Паша. Хорошо, попробую на русском достать.
Надя. Не обижайтесь на меня… Я думала, вы искусствовед.
Паша. По образованию я историк, кончил исторический факультет университета. Историю я люблю…
Надя. А двери?
Паша. А двери я… обиваю.
Валюша. Валерка — мастер мне обои год назад клеил. «Хозяйка, — спрашивает, — ты где работаешь?» — «В библиотеке», — говорю. «Сколько тебе дают?» Называю зарплату референта по научной литературе. «Иди лучше ко мне в подручные — как в Париже жить будешь».
Паша подходит к стене, на которой висит отрывной календарь. Резко, один за другим срывает листки. Он как бы ищет среди них нужный ему. И наконец — вот он!
Паша (срывает этот листок). Серые начинают и выигрывают — кто сказал? (Бросает листок на пол.)
Петушок (поднимает листок). «24 декабря 1982 года». Бедная бабушка!..
Паша. Дело не в деньгах. Хотя и в них тоже.
Валюша (глядя на календарь). Новый год через неделю… На Елисейских полях елка.
Паша. После университета пришлось поработать в одном институте. Поработал, поработал, походил по коридорам, за столом посидел, вышел на лестничную площадку покурить. Жизнь веселая, а жить скучно. Обмен неравноценный.
Валюша. А диплом не мешает?
Пауза.
Паша. Я и соскользнул. Сколько здесь комнат? (Выходит.)
