Паша и Серафимов выходят. Серафимов разводит руками, достает письмо, собирается его порвать.
Паша. Минуточку. Подождите. (Заходит снова к Постникову.) Извините, Геннадий Сергеевич. Я позволю себе…
Постников. Вы по поводу…
Паша. Нет, нет. Я противник протекционизма. Как и вы. В наш век… Мы задыхаемся от протекций, они парализовали нашу свободную волю. Мы барахтаемся в знакомых и в знакомых наших знакомых, как мухи в паутине, мы вязнем в них. Протекции портят не только нашу кровь – кровь деловой жизни разжижается, как от родственных браков.
Постников. Да, но…
Паша. Тут особый случай. Дома – обстановка. Отец – фигура, все вокруг… Ожесточенные души. Чувство протеста. Все сама. Как следствие – чудовищная зажатость.
Постников (недоверчиво). Вы думаете?
Паша. Да, я часто об этом думаю. Никто так не чувствует фальшь ситуации, как дети. Они бескожи. И тогда – как улитка, в себя.
Постников (задумчиво). Быть может…
Паша. Она талантлива.
Постников. Вы уверены?
Паша. Вы же видели сами. Поменяйте знак. Все, что с минусом, – плюс. И представьте себе ее через пять лет, прошедшую вашу школу. Обогащенную вашим опытом. Освещенную вашим талантом.
Постников. Да?
Паша. А разве у нас так не бывает? Все знаем, а молчим. Внутри – тысяча вольт, а на выходе – ноль. Короткое замыкание.
Постников. Вы физик?
Паша. Я гуманист. А вспомните свой курс. Разве все Ермоловы?
Постников. О, если бы…
Паша. Но они старались понравиться.
Постников. Еще как.
Паша. Лицемерили. А она?
Постников. Действительно…
Паша. Личность. Не боится быть искренней. Разве не нужны вам личности?
Постников. Пожалуй, вы правы.
Паша. Я был уверен, что вы не сделаете ошибки. Знаете, чем отличается умный человек от мудрого?
Постников. Чем?
Паша. Умный всегда находит способ исправить ошибку, а мудрый ее не делает.
Постников. Недурно сказано.
Паша. Нас так немного, надо помогать друг другу.
Постников заходит к Серафимову. Паша идет за ним.
Постников (Лене). Извините, мы заставили вас ждать. Собственно, думаю, мы должны поблагодарить вас – что вы пришли, что согласились нам почитать. Должен сказать откровенно, что вы производите хорошее впечатление: вы миловидны, это для актрисы не последнее дело, вы скромно держитесь… Ну, что еще… Обаятельны – по-своему. По-видимому, очень нервны, восприимчивы, это тоже, как говорится, туда. Ну, а что текст немного позабыли, так это бывает. У всех, даже великих, бывали конфузы. Я вот в молодости играл в одной пьесе, уж сейчас и названия даже ее не помню. Чекиста играл. Я врывался в ресторан, где сидели контры, и громовым голосом кричал: «Встать! Руки вверх!» Большая роль. И представляете, на первом же спектакле – начисто. Ни слова – из всех трех. Контры смотрят на меня, не знают, что делать. Не сдаваться же ни с того ни с сего. Тогда я им ручкой так сделал – мол, подъем, братцы. (Смеется.) Вот видите, какие казусы бывают. Так что не огорчайтесь, идите домой, передайте привет родителю, Серафимов с вами свяжется.
Лена кивает, улыбается, делает книксен и выходит в приемную. Постников смотрит на Серафимова.
Значит, так. Декорации – через неделю.
Серафимов. Геннадий Сергеевич, для отцовской любви нет невозможного. Поверьте бездетному Серафимову.
Постников (как бы сам себе). Между прочим, в ней действительно что-то есть, в этой девочке. (Кивнув всем, уходит к себе.)
Серафимов (выходит к Лене). Что же это ты, милая? Мы с коллегой стараемся, а ты…
Паша (подходит). Огорчаешь, старуха.
Лена. Понимаете, я это… очень людей стесняюсь. Незнакомых. Просто – ни слова не могу. Мама говорит, это наследственное. Она тоже такая была в молодости. Папа над ней даже издевается всегда, говорит, что она замуж за него вышла, потому что постеснялась отказать. Папа говорит, у меня мамины гены доминируют и у меня из-за них трагедия в личной жизни будет. Как у мамы. Но это неправда, на самом деле они с папой… (Замолчала.)
Папа. Что – они с папой?
Лена судорожно вздыхает и убегает.
Серафимов (Паше). Ну и семейка у вашего шефа. (Протягивает Паше конверт.) Письмо. Папе.
Паша прячет его в карман.
Мы в расчете?
Паша. А главная роль?
Серафимов. Будем работать. (Возвращается к себе.)
В приемную входит Катя. Увидала Пашу, изумилась.
Катя. Вы?
Паша. Вам разве не передали?
Катя. Я думала, это шутка.
Паша. Когда вам скажут, что вы назначены на главную роль, не подумайте, что это тоже шутка.
Катя. Вы серьезно? Кто вам сказал?
Паша. Допустим, Постников.
Катя. Вы же незнакомы.
Выходит Постников, кивает Кате, пожимает Паше руку и, задержав ее в своей, доверительно наклоняется к нему.
Постников. Между прочим…
Паша. А я…
Постников. Да, да…
Паш а. Ну так…
Постников улыбается ему и стремительно уходит.
Катя (изумленно). Знаете, с вами начинает казаться, что все возможно.
Паша. А кто сказал – нет? Я ж говорил – учите роль.
Катя. Спасибо, Паша, но боюсь… Эта роль не для меня.
Паша. Позвольте, но вы же мечтали!
Катя. Да, о той – в пьесе. А эта… Роль по протекции, в обмен на чью-то услугу?… Нет, это не для меня.
Паша. Зачем же вы тогда пришли в этот прекрасный мир? Ждать милостей от природы? Вы как наш общий друг – он тоже все ждет. Мы все слабые люди, но надо прикидываться сильным. Прикиньтесь. Система Станиславского – так, кажется?
Катя. Вы начитанны.
Паша. Я наслышан. Мы же все так – представляемся кем-нибудь. У нас в цехе есть один: приходит утром на работу и представляет себе и нам, что он умный и деловой человек. И ведет себя – соответственно. С девяти до шести. Пять дней в неделю. А в субботу и воскресенье – лежит, отдыхает. Очень устает от напряжения.
Катя. А вы? Вы тоже?
Паша. В данный момент – нет. В данный момент у меня антракт. Я расслабился, я беззащитен, меня можно брать голыми руками.
Катя. Это намек?
Паша. Это предложение. Пока не прозвенел звонок…
Катя. Но я в антрактах люблю быть одна. И смотреть в окно, в небо. Чтоб никаких лиц – только звезды.
Паша. Звезды? Мы любим звезды? В чем дело – любые: Кассиопея, Орион, Центавра… Завернуть или так возьмете?
Катя. Прямо днем?
Паша. Ночью – любой сможет. Для вас, герцогиня, я над небосклоном опущу занавес. Идемте… Я только по дороге позвоню.
Затемнение.
Паша на авансцене – у автомата, набирает номер.
(Измененным голосом.) Магазин?… Телевидение, Петров… Он самый… Голос? Так с экрана он всегда другой. Вечером он государственный, а днем, так сказать, частный. Вот что хотел спросить вас, милая… Вас как зовут?… Прекрасное имя. Так вот, милая Люба, я хотел узнать насчет обоев… Вы гений, Люба, как вы догадались, что именно эти… Слушайте, вас надо взять в нашу передачу. Зачем, алло, искать таланты, когда я его уже, алло, нашел… Договорились. К вам мой шофер заедет… Ну, до встречи в эфире… (Нажимает на рычаг, снова набирает, ждет, потом в сердцах вешает трубку.)
Картина четвертая
Планетарий. Катя и Паша сидят в полупустом зале. Начинается сеанс. Гаснет свет, над головой вспыхивает звездное небо. Звучит музыка. Небосвод вращается над ними.
Катя. Как красиво… Небо – как настоящее… Как на юге… Уберите руку.
Паша. Вы же сказали – как на юге.
Катя. Сколько звезд… Как их только астрономы помнят и не путают.
Паша. Вы же на улице знакомых узнаете.
Катя. Как раз путаю всегда. Особенно если долго не виделись. Помнишь человека одного, каким он был когда-то, а встречаешь фактически уже другого. Вроде он, да уже не он. Правда ведь? С этим новым я вроде уже и не знакома.
Паша. Здесь тоже так – в некотором смысле. Видите… Вон – созвездие Ориона… Посреди неба как раз. Видите?… Как бы охотник – справа щит, а над головой палица. Этот Орион, говорят, ничего был охотник, не слабый. Вроде даже не браконьерствовал. Хотя разве можно доверять мифам…
Катя. Ну…
Паша. А внизу, вон где его нога, – видите – яркая голубая звезда? Ригель называется… Свет от нее идет шестьсот лет. Значит, мы видим его сейчас, каким он был шесть веков назад…
Катя. Паша, откуда вы все это знаете? Вы что – астрономией занимались?
Паша. Что вы, Катюша, что за мысли? В наше суровое время, когда надо смотреть под ноги, ходить, задрав голову? Никогда, жамэ.
Катя. Но откуда же – про Ригель, Орион?…
Паша. Когда я устаю рассматривать в микроскоп наши отдельные недостатки, для отдыха – заглядываю в телескопчик…
Катя (недоверчиво). У вас есть телескоп?
Паша. Катя, вы меня удивляете. В наше время буквально у каждого культурного человека есть свой телескоп. Вопрос в том, куда он в него смотрит: на небо или в окна к соседям.
