Дженнаро. С каким чувством вы это читаете! Кажется, будто вы не читаете, а говорите. О! Вы плачете! Вы – добрая, синьора, и я люблю вас за то, что вы плачете над письмом моей матери. (Берет письмо, снова его целует и прячет на груди.) Да вот вы видите – вокруг моей колыбели творились преступления. Бедная моя мать! Теперь, не правда ли, вам понятно, что меня мало занимают любовные интриги и истории, – я живу одной только мыслью, мыслью о моей матери! О! освободить мою мать! Служить ей, отомстить за нее, утешить ее – какое это счастье! О любви я подумаю потом! А все, что я делаю, – я делаю для того, чтобы быть достойным моей матери. Немало найдется наемных солдат, которые не очень-то разборчивы и готовы сражаться за дьявола, после того как они сражались за архангела Михаила; но я – я служу только правому делу; я хочу, чтобы пришел день, когда к ногам моей матери я смогу положить шпагу, чистую и безупречную, как шпага императора. Знаете, синьора, мне предлагали за большие деньги поступить на службу к этой мерзкой Лукреции Борджа. Я отказался…
Донна Лукреция. Дженнаро! Дженнаро! Пожалейте и злых людей! Вы ведь не знаете, что творится у них на душе.
Дженнаро. К безжалостным у меня нет жалости. Но не стоит говорить об этом, синьора. А теперь, когда я вам сказал, кто я такой, ответьте мне тем же – скажите и вы, кто вы такая.
Донна Лукреция. Женщина, которая любит вас, Дженнаро.
Дженнаро. А ваше имя?
Донна Лукреция. Не спрашивайте меня больше.
Факелы. Шумно входят Джеппо и Маффио. Донна Лукреция стремительно надевает снова маску.
Те же, Маффио Орсини, Джеппо Ливеретто, Асканио Петруччи, Олоферно Вителлоццо, дон Апостоло Газелла, вельможи, дамы, пажи с факелами.
Маффио(держа факел). Хочешь знать, Дженнаро, кто эта женщина, с которой ты говоришь о любви?
Донна Лукреция(надев маску, в сторону). О праведное небо!
Дженнаро. Все вы мои друзья, но, клянусь богом, – тот, кто дотронется до маски этой женщины, будет изрядный смельчак. Маска женщины священна так же, как лицо мужчины.
Маффио. Только для этого надо, чтобы и женщина была женщиной! Ее мы не хотим оскорблять – мы хотим лишь сказать ей, как нас зовут. (Делая шаг в сторону Лукреции) Синьора, я Маффио Орсини, брат герцога де Гравина, которого ваши сбиры задушили ночью, когда он спал.
Джеппо. Синьора, я Джеппо Ливеретто, племянник Ливеретто Вителли, которого по вашему приказу закололи в подземельях Ватикана.
Асканио. Синьора, я Асканио Петруччи, двоюродный брат Пандольфо Петруччи, властителя Сьены, которого вы убили, чтобы вернее завладеть его городом.
Олоферно. Синьора, меня зовут Олоферно Вителлоццо, я племянник Яго д'Аппиани, которого вы отравили во время празднества, вероломно захватив его крепкий замок в Пьомбино.
Дон Апостоло. Синьора, вы казнили на эшафоте дона Франческо Газелла, дядю вашего третьего мужа, дона Альфонсо Арагонского,[21] которого, по вашему приказанию, убили алебардами на лестнице собора святого Петра. Я дон Апостоло Газелла, двоюродный брат второго из них и сын первого.
Донна Лукреция. О боже!
Дженнаро. Кто эта женщина?
Маффио. А теперь, синьора, когда мы вам сказали, как нас зовут, хотите – мы вам скажем, как зовут вас?
Донна Лукреция. Нет, нет, синьоры, сжальтесь! Только не при нем!
Маффио(снимая с нее маску). Скиньте маску, сударыня, – посмотрим, способны ли вы еще краснеть.
Дон Апостоло. Дженнаро, эта женщина, с которой ты говорил о любви, – отравительница и развратница.
Джеппо. Кровосмесительница во всех степенях родства. Она грешила с обоими своими братьями, и один убил другого из-за любви к ней.
Донна Лукреция. Пощадите!
Асканио. Грешила со своим отцом – папой римским!
Донна Лукреция. Сжальтесь!
Олоферно. Грешила бы и со своими детьми; но небо отказывает в них чудовищам!
Донна Лукреция. Довольно! Довольно!
Маффио. Хочешь знать ее имя, Дженнаро?
Донна Лукреция. Пощадите, синьоры, пощадите!
Маффио. Дженнаро, хочешь знать ее имя?
Донна Лукреция(у ног Дженнаро). Не слушай их, мой Дженнаро!
Маффио(простирая руку). Это – Лукреция Борджа!
Дженнаро(отталкивая ее). О!
Все. Лукреция Борджа!
Она падает без чувств к ногам Дженнаро.
Площадь в Ферраре. Направо – дворец с решетчатым балконом и низкой входной дверью. Под балконом – герб на большом каменном щите, внизу которого – надпись крупными и выпуклыми позолоченными буквами: «Borgia». Налево – маленький домик с дверью на площадь. На заднем плане – дома и колокольни.
Донна Лукреция, Губетта.
Донна Лукреция. Все ли готово для вечера, Губетта?
Губетта. Да, синьора.
Донна Лукреция. Они будут все впятером?
Губетта. Все впятером.
Донна Лукреция. Губетта, они меня жестоко оскорбили!
Губетта. Я при этом не был.
Донна Лукреция. Они были безжалостны!
Губетта. Они так, во весь голос, назвали ваше имя?
Донна Лукреция. Они его, Губетта, не назвали, они мне его швырнули в лицо!
Губетта. Так прямо, на балу?
Донна Лукреция. При Дженнаро!
Губетта. Если так, то с их стороны крайне легкомысленно покинуть Венецию и приехать в Феррару. Правда, им нельзя было поступить иначе – ведь сенат отправил их с посольством, которое прибыло сюда на прошлой неделе.
Донна Лукреция. О! Он ненавидит и презирает меня теперь, и тому виною – они. Ах, Губетта, я им отомщу!
Губетта. Рад слышать, наконец, разумное слово. Слава богу, вы бросили ваши человеколюбивые бредни! Я чувствую себя куда лучше с вашей светлостью, когда вы верны своей природе, как вот сейчас. Тут я по крайней мере знаю, как мне быть. Вот видите ли, синьора: озеро – это противоположность острова, башня – противоположность колодца, акведук – противоположность моста, а я имею честь быть противоположностью добродетельного человека.
Донна Лукреция. Дженнаро с ними. Смотри, чтобы с ним ничего не случилось.
Губетта. Если бы мы с вами сделались добрыми людьми, это было бы чудовищно.
Донна Лукреция. Повторяю тебе – смотри, чтобы с Дженнаро ничего не случилось.
Губетта. Будьте покойны.
Донна Лукреция. Мне все же очень бы хотелось увидеть его еще раз.
Губетта. Благодарение богу, ваша светлость видите его каждый день. Вы подкупили его слугу, чтобы он уговорил своего господина поселиться в этой вот лачуге против вашего балкона, и сквозь решетки вашего окна вы всякий день имеете несказанное счастье видеть, как приходит и уходит вышеупомянутый дворянин.
Донна Лукреция. Я хочу с ним говорить, Губетта.
Губетта. Ничего нет проще. Пошлите вашего мастера на все руки Астольфо сказать ему, в котором часу ваша светлость будете ждать его во дворце.
Донна Лукреция. Я так и сделаю, Губетта. Но пожелает ли он придти?
Губетта. Удалитесь, ваша светлость; он, кажется, сейчас пройдет под вашими окнами с этими сорванцами.
Донна Лукреция. Они по-прежнему принимают тебя за графа де Бельверана?
Губетта. Они меня считают испанцем с головы до пят. Я их лучший друг. Я беру у них деньги в долг.
Донна Лукреция. Деньги! А зачем?
Губетта. Да затем, чтобы их иметь. Впрочем, казаться нищим и держать дьявола за хвост – это в самом что ни на есть испанском духе.
Донна Лукреция(в сторону). О боже, огради Дженнаро от несчастья!
Губетта. А по этому поводу, синьора, мне в голову пришла одна мысль.
Донна Лукреция. Что за мысль?
Губетта. Да та, что хвост у дьявола должен быть очень прочно приделан, привинчен, припаян к позвоночному хребту, чтобы устоять против великого множества людей, которые то и дело его дергают.
Донна Лукреция. Ты по всякому поводу шутишь, Губетта.
Губетта. Таков мой обычай.
Донна Лукреция. Они идут, кажется. – Ничего не забудь. (Входит во дворец через маленькую дверь под балконом.)
Губетта, один.
Губетта. Кто такой этот Дженнаро? И на какого черта он ей дался? Что и говорить – не знаю я всех тайн нашей красавицы, но тут мое любопытство возбуждено. На этот раз она, право же, не оказала мне доверия, так пусть не воображает, что я ей буду помогать; из истории с Дженнаро пусть выпутывается, как сумеет. И что за странная манера так любить, когда сама ты – дочь Родриго Борджа[22] и Ваноццы, когда в жилах у тебя течет кровь куртизанки, смешанная с кровью папы! Синьора Лукреция предается платоническим чувствам! Ничему теперь не буду удивляться – пусть мне даже скажут, что папа Александр Шестой верит в бога! (Смотрит в соседнюю улицу.) Ну вот и наши юные безумцы с венецианского карнавала. Великолепная пришла им мысль – смертельно оскорбив герцогиню Феррарскую, приехать из свободного государства в Феррару! На их месте я, конечно, воздержался бы от участия в свите венецианского посольства. Но такова уж молодежь. В подлунном мире волчья пасть то самое место, куда они бросаются охотнее всего.
