товарищ Платонова.
В кабинете с папкой в руках появляется Н а д е ж д а С е р г е е в н а М о р о з о в а, секретарь партбюро фабрики.
М о р о з о в а. Я ищу их по кабинетам, а они, оказывается, собрались здесь.
Ж а р о в. Надежда Сергеевна, надеюсь, вы знакомы?
М о р о з о в а. Да. Читала.
Ж а р о в. Это же чепе!
М о р о з о в а. Зачем же так квалифицировать? Статья серьезная и во многом полезная. Обвинения предъявлены суровые, так что нам с вами надлежит разобраться по существу. Я пришла сказать вам, что завтра в четыре часа дня я созываю партбюро вместе с партактивом. Там мы и поговорим.
Д о б р о х о т о в. Правильно. Больше всего меня возмущает тон.
М о р о з о в а. При чем здесь тон, товарищ Доброхотов?
Д о б р о х о т о в. Надежда Сергеевна, тон, если хотите, дает окраску всему делу.
М о р о з о в а. Тон остается тоном, а существо — существом. При всех издержках я считаю, что статья появилась своевременно.
Ж а р о в. Извините, Надежда Сергеевна, но я с вами согласиться не могу.
М о р о з о в а. Ничего. Завтра разберемся. Я хотела бы, чтобы вы малость поостыли, подумали хорошенько. Газета наша, и нам за нее отвечать. Вы не возражаете, товарищ Платонов?
П л а т о н о в. Да, я готов!
М о р о з о в а. Вот и хорошо. До завтра, товарищ Платонов!
П л а т о н о в. До завтра, Надежда Сергеевна.
Морозова, Жаров, Доброхотов и Егоров уходят.
П л а т о н о в а. Тихон, милый, что же теперь будет?.. Как мне хочется чем-то помочь тебе. Я тебя понимаю. Ты прав. Нет, нет, ты сейчас же должен сходить в райком партии и поговорить с инструктором по печати. И все-все рассказать ему. Хочешь, я пойду с тобой?
П л а т о н о в. Томка, дорогая Томка, успокойся. Никуда я не пойду.
П л а т о н о в а. Почему?..
П л а т о н о в. Потому, что я не считаю себя виноватым.
П л а т о н о в а. Тихон, я не знаю, как тебе объяснить, но ты для меня очень дорогой человек. Нет у меня никого дороже. Ты знаешь, сколько у нас сменилось редакторов?
П л а т о н о в. Извини, Томка, но меня это не интересует. Вся эта история еще и еще раз меня убедила, что сегодня самый страшный враг — это равнодушие. Равнодушие порождает формализм, дает простор бюрократизму, комчванству. По-моему, равнодушный человек способен на все, на любую подлость. У равнодушных нет ничего святого. И потому, пока у меня будут силы, я буду драться. Не может быть такого положения, чтобы равнодушные чинуши взяли верх.
П л а т о н о в а. Тихон, ты абсолютно прав. Я только почему-то боюсь за тебя. Я предчувствую, что на партбюро у тебя будет очень трудный разговор.
П л а т о н о в. Милая, дорогая Томка. Поверь, ничего со мною не случится. Ты лучше сейчас о себе подумай, а то родится какой-нибудь забияка, что тогда?
П л а т о н о в а. Тихон, во-первых, об этом еще рано говорить. И кто у нас будет, еще неизвестно.
П л а т о н о в. Ты, кажется, идешь в аэроклуб?
П л а т о н о в а. Да, у нас сегодня генеральная репетиция. Вчера на занятиях сказали, что наш клуб принимает участие в первомайском воздушном параде.
П л а т о н о в. Томка, милая, это же отлично! Знаешь, я сейчас бегу в типографию, а ты, как только освободишься, приезжай домой! Я что-нибудь придумаю. Договорились?
П л а т о н о в а (улыбается). Договорились!
П л а т о н о в. Скажи, ты веришь в меня?
П л а т о н о в а. Зачем ты меня спрашиваешь? Ты же знаешь.
П л а т о н о в. Нет, скажи: ты веришь?
П л а т о н о в а. Да, и очень! И не только верю, но еще и люблю тебя.
П л а т о н о в (обнимает жену). Дорогая Томка, для меня это очень важно! Понимаешь, не мог я поступить иначе. Да и что я был бы за коммунист, если бы сделал вид, что на фабрике все благополучно! Ты же первая меня за это презирала бы. Сейчас, Томка, самое главное, что мы вместе, рядом, что мы хорошо понимаем друг друга.
З а н а в е с.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Вечер. Квартира Платонова. Обстановка та же. По радио транслируется финал Второго фортепьянного концерта Брамса. П л а т о н о в стоит у радиоприемника, слушает.
П л а т о н о в. Жаль, что Люба где-то задержалась и не услышит. (Выключает радиоприемник.) Странная вещь со мной происходит. Каждый раз, когда я слушаю такую музыку, я почему-то всегда вспоминаю Ржев и нашу оборону на старом русском кладбище. Три месяца батальон стоял, как говорится, насмерть. Много нам пришлось вытерпеть, но мы не уступили врагу ни одной могилы. Все было против нас, и даже осень с ее косыми, холодными дождями. (Снимает фотографию со стены, рассматривает.) Ох, и тяжело было… Кресты и мы среди могил и покойников… До немецких позиций семьдесят — сто метров. Мы слышали их голоса, звон котелков, а вечерами — даже как в их землянке завывала губная гармоника. Но после одного ночного боя она смолкла. (Снова смотрит на фотографию.) Мне тогда казалось, что именно под Ржевом решалась судьба России. И батальон наш выстоял, не дрогнул! А все потому, что у солдат была великая вера в нашу победу. Все жили одним — желанием отстоять Родину, не дать врагу ни пяди земли. Слишком большой ценой мы заплатили. Такое — не забывается!..
З а т е м н е н и е.
Разрушенный Ржев. Над городом огромное зарево. На переднем плане землянка. В углу, за самодельным столиком, сидит связистка К л а в а К а н д а к о в а. Здесь же П л а т о н о в, медсестра Ш у р а Ч е р е п а н о в а перевязывает ему руку.
П л а т о н о в. Ты потуже перевязывай, а то, чего доброго, соскочит.
Ч е р е п а н о в а. Стараюсь, товарищ комиссар.
П л а т о н о в. Как это в песне поется? «Эх, как бы дожить бы до свадьбы-женитьбы…» Так, что ли?
Ч е р е п а н о в а. Кажется, так.
П л а т о н о в. Шура, ты еще не замужем?
Ч е р е п а н о в а. Странный вы человек, товарищ комиссар. Кто сейчас о замужестве думает?
П л а т о н о в. Спешить надо, Шурочка. После войны хлопцы на вес золота будут. Сколько их полегло!
Ч е р е п а н о в а. Ничего, какой-нибудь и мне достанется.
В землянке появляется командир батальона А г а ф о н о в. На нем каска, плащ-палатка, на шее автомат.
А г а ф о н о в. Озверела немчура. Так бьют, что головы не поднять. (Снимает автомат, плащ-палатку, каску.) А что у тебя с рукой, комиссар?
П л а т о н о в. Так, поцарапало. Заживет, комбат.
А г а ф о н о в. Как связь, сержант Кандакова?
К а н д а к о в а. Нет связи, товарищ комбат. Копейкин только что на линию убежал. Скоро будет.
А г а ф о н о в. У меня, комиссар, создается впечатление, что они снова собираются в контратаку. По квадратам ведут огонь.
П л а т о н о в. Полезут, в долгу не останемся. Ну, что там, в штабе?
А г а ф о н о в. Решили знак гвардии вручить. Пока дошел до энпе, шесть раз искупался в воронках от бомб.
П л а т о н о в. Красивый знак. Чем-то орден Боевого Красного Знамени напоминает. А солдатам когда будут вручать?
А г а ф о н о в. Видимо, на днях. Веришь, я думал, обратно не дойду до батальона. Всю дорогу пришлось земные поклоны отдавать. Ну как, доктор, мой комиссар? Может, нам его в медсанбат отправить?
Ч е р е п а н о в а. Конечно, надо отправить.
П л а т о н о в. Не выйдет, комбат! Меня отсюда можно только на носилках отправить, и притом ногами вперед. Нет, комбат, я
