Войницкий. Работать, работать…
Соня. Давно, давно уже мы не сидели вместе, за этим столом. (Зажигает на столе лампу.) Чернил, кажется, нет… (Берет чернильницу, идет к шкапу и наливает чернил.) А мне грустно, что они уехали.
Мария Васильевна (медленно входит). Уехали! (Садится и погружается в чтение.)
Соня (садится за стол и перелистывает конторскую книгу). Напишем, дядя Ваня, прежде всего счета. У нас страшно запущено. Сегодня опять присылали за счетом. Пиши. Ты пиши один счет, я – другой…
Войницкий (пишет). «Счет… господину…»
Оба пишут молча.
Марина (зевает). Баиньки захотелось…
Астров. Тишина. Перья скрипят, сверчок кричит. Тепло, уютно… Не хочется уезжать отсюда.
Слышны бубенчики.
Вот подают лошадей… Остается, стало быть, проститься с вами, друзья мои, проститься со своим столом и – айда! (Укладывает картограммы в папку.)
Марина. И чего засуетился? Сидел бы.
Астров. Нельзя.
Войницкий (пишет). «И старого долга осталось два семьдесят пять…»
Входит Работник
Работник. Михаил Львович, лошади поданы.
Астров. Слышал. (Подает ему аптечку, чемодан и папку.) Вот, возьми это. Гляди, чтобы не помять папку.
Работник. Слушаю. (Уходит.)
Астров. Ну-с… (Идет проститься.)
Соня. Когда же мы увидимся?
Астров. Не раньше лета, должно быть. Зимой едва ли… Само собою, если случится что, то дайте знать – приеду. (Пожимает руки.) Спасибо за хлеб, за соль, за ласку… одним словом, за все. (Идет к няне и целует ее в голову.) Прощай, старая.
Марина. Так и уедешь без чаю?
Астров. Не хочу, нянька.
Марина. Может, водочки выпьешь?
Астров (нерешительно). Пожалуй…
Марина уходит.
(После паузы). Моя пристяжная что-то захромала. Вчера еще заметил, когда Петрушка водил поить.
Войницкий. Перековать надо.
Астров. Придется в Рождественном заехать к кузнецу. Не миновать. (Подходит к карте Африки и смотрит на нее.) А должно быть, в этой самой Африке теперь жарища – страшное дело!
Войницкий. Да, вероятно.
Марина (возвращается с подносом, на котором рюмка водки и кусочек хлеба). Кушай.
Астров пьет водку.
На здоровье, батюшка. (Низко кланяется.) А ты бы хлебцем закусил.
Астров. Нет, я и так… Затем всего хорошего! (Марине.) Не провожай меня, нянька. Не надо.
Он уходит. Соня идет за ним со свечой, чтобы проводить его; Марина садится в свое кресло.
Войницкий (пишет). «2-го февраля масла постного 20 фунтов… 16-го февраля опять масла постного 20 фунтов… Гречневой крупы…»
Пауза.
Слышны бубенчики.
Марина. Уехал.
Пауза.
Соня (возвращается, ставит свечу на стол). Уехал…
Войницкий (сосчитал на счетах и записывает). Итого… пятнадцать… двадцать пять…
Соня садится и пишет.
Марина (зевает). Ox, грехи наши…
Телегин входит на цыпочках, садится у двери и тихо настраивает гитару.
Войницкий (Соне, проведя рукой по ее волосам). Дитя мое, как мне тяжело! О, если б ты знала, как мне тяжело!
Соня. Что же делать, надо жить!
Пауза.
Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный, длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой – и отдохнем. Я верую, дядя, верую горячо, страстно… (Становится перед ним на колени и кладет голову на его руки; утомленным голосом.) Мы отдохнем!
Телегин тихо играет на гитаре.
Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую… (Вытирает ему платком слезы.) Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь… (Сквозь слезы.) Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди… Мы отдохнем… (Обнимает его.) Мы отдохнем!
Стучит сторож.
Телегин тихо наигрывает; Мария Васильевна пишет на полях брошюры; Марина вяжет чулок.
Мы отдохнем!
Занавес медленно опускается
Журнал «Русская мысль». 1896. № 12.
Первая постановка: 17 октября 1896 г., Александринский театр.
При жизни А. П. Чехова пьеса была переведена на болгарский, немецкий, сербскохорватский и чешский языки.
Дузе Элеонора (1858–1924) – знаменитая итальянская актриса; в 1890-х гг. гастролировала в России.
«La dame aux camelias» – «Дама с камелиями», драма А. Дюма-сына (1824–1895), написанная по мотивам одноименного романа.
«Чад жизни» – пьеса Б. М. Маркевича (1822–1884).
«Во Францию два гренадера…» – романс Р. Шумана на стихи Г. Гейне «Гренадеры» (пер. М. Л. Михайлова).
«Не говори, что молодость сгубила…» – романс Я. Ф. Пригожего на слова стихотворения Н. А. Некрасова «Тяжелый крест достался ей на долю».
«Я вновь пред тобою стою очарован…» – романс на стихи В. И. Красова (1810–1854) «Опять пред тобой я стою очарован».
В Расплюеве был неподражаем, лучше Садовского… – П. М. Садовский (1818–1872) – актер Малого театра, первый исполнитель роли Расплюева в пьесе А. В. Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского».
О вкусах – или хорошо, или ничего (лат.).
Мой сын! Ты очи обратил… – В. Шекспир, «Гамлет», дейст. III, явл. 3 (пер. Н. А. Полевого).
Расскажите вы ей, цветы мои… – начало арии Зибеля из оперы Ш. Гуно «Фауст».
Как следует (фр.).
Слова, слова, слова… – В. Шекспир, «Гамлет», акт II, явл. 2.
Поприщин – персонаж повести Н. В. Гоголя «Записки сумасшедшего».
«Ограбленная почта» – драма Ф. А. Бурдина (1827–1887).
Месяц плывет по ночным небесам… – первая строка популярной серенады К. С. Шиловского (1849–1893) «Тигренок».
В «Русалке» мельник говорит… – «Русалка» – драма А. С. Пушкина; имеется в виду одноименная опера А. С. Даргомыжского.
У Тургенева есть место… – цитата из эпилога романа И. С. Тургенева «Рудин».
Журнал «Русская мысль». 1901. № 2.
«Три сестры» – первая пьеса, написанная Чеховым специально для Художественного театра.
Первая постановка: 31 января 1901 г., Художественный театр.
При жизни Чехова пьеса была переведена на итальянский, немецкий и чешский языки.
У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… – из вступления к поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила».
…я в мерлехлюндии… – Значение этого слова Чехов пояснял в одном из писем к А. С. Суворину: «…у Вас нервы подгуляли и одолела Вас психическая полуболезнь, которую семинаристы называют мерлехлюндией» (24 августа 1893 г.). Это слово встречается также в рассказе «Следователь», в пьесе «Иванов» (дейст. I, явл. 2) и в письмах Чехова.
Он ахнуть не успел, как на него медведь насел… – из басни И. А. Крылова «Крестьянин и Работник».
