У нас в отделе есть один ветеран. Ну, такой чудила. Каждый раз про войну только смешные истории рассказывает. Его послушаешь, так это были четыре самых веселых года. А что, народ-то молодой, им по восемнадцать — двадцать лет было. Командовали старшие, а воевали молодые… Вот сегодня травит: собака к их батарее приблудилась, и почему-то ей понравилось масло, которым они пушки смазывают, стволы внутри. И вот однажды залезла эта собака в большую пушку, нализалась там этого масла и заснула. А рано утром — боевая тревога. «Батарея, огонь!» Они и пальнули из этой пушки. И вот, говорит, видим, как летит наша собака впереди снаряда. Летит и лает. Немцы, как увидели это, сразу разбежались, и второго выстрела не потребовалось… Веселый мужик! Весь отдел обхохотался. У него двух ног нет. Летит, говорит, впереди снаряда и лает… (Сыну.) Ты ел?
Юра. Не хочется.
Катя. Я там принесла кое-что в сумке.
Юра. Он мне все рассказал.
Катя. Морская паста «Океан».
Юра. Ей восемнадцать.
Катя. Прекрасный возраст. До двадцати еще ой-ей-ей сколько!..
Юра. Восемнадцать — это уже перестарок.
Катя. Ну, тогда мне где-то под девяносто.
Юра. Скорей бы стать сухоньким старичком, сидеть в проветренной комнате за большим письменным столом и читать толстые книги.
Катя. Почему у тебя нет девушки? Тебе ни разу не звонил женский голос. Матери не любят, когда девушки телефон обрывают. Но когда совсем не звонят, тоже как-то не по себе.
Юра. Мне дорого свободное время.
Катя. Ты все равно лежишь на диване или крутишься в своем вращающемся креслице. У меня сейчас тоже будет много свободного времени…
Юра. Будем изучать шумерский язык.
Катя. Какой?
Юра. Ты знаешь, я не могу читать «Евгения Онегина». Все время натыкаешься на какие-то окаменелости. «Мой дядя самых честных правил…», «Я к вам пишу, — чего же боле…», «…и быстрой ножкой ножку бьет…» Все знают всё еще со школы. Пушкинский текст сегодня состоит из готовых блоков. Как кухонный гарнитур. Невозможно получить удовольствие. Я хочу перевести «Евгения Онегина» на шумерский или еще на какой-нибудь мертвый язык, чтобы потом я один мог бы читать и перечитывать это произведение.
Катя. Один?
Юра. С тобой. Сначала переведем, а потом будем читать. На всю жизнь работы и удовольствия. Жизни не хватит.
Катя. А все-таки жаль, что у тебя нету девушки. Сейчас бы она нам очень пригодилась…
Юра. Если только у отца отбить.
Катя. А что — идея!
Юра. Вот это, я понимаю, треугольник!
Катя. Не выдержишь конкуренции.
Юра. А что в нем такого особенного?
Катя. Тебе не понять.
Юра. Сама же говорила: «У нас в доме два холодильника — отец и Минск-5».
Катя. Может, хорошо, что он решился. Во всяком случае, холодильником его уже не назовешь.
Юра. У меня от вас кружится голова.
Катя. Иди и покрутись в своем кресле в обратную сторону!
Юра. Ну нет! Срочно изучить мертвый язык и забыть живой. Чтобы ни с кем никогда ни слова.
Катя. Интересно, как по — шумерски будет «Я вас люблю»?..
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Квартира, куда по объявлению о сдаче комнаты приходит Евгений. Тесная темная прихожая, из нее вход прямо на кухню. Нам могут быть также видны комнаты: та, в которой живет хозяйка, и другая, предназначенная для сдачи жильцам. Хозяйка Вера Васильевна сидит на кухне и ест прямо со сковородки жареную картошку. Хозяйке где-то за пятьдесят, но видно, что нерастраченная молодость задержалась в ней.
Звонок во входную дверь. Хозяйка идет открывать.
Вера Васильевна. Кто там?
Голос Евгения (из-за двери): «Я по объявлению».
Вы один?
Голос Евгения: «Один».
Небольшая пауза.
Скажите еще что-нибудь.
Голос Евгения: «Я не знаю, что сказать…»
Достаточно. (Открывает дверь.)
Евгений входит в прихожую.
Евгений. Почему вы спросили, один ли я? Боитесь?
Вера Васильевна. Нет. Мне понравился ваш голос.
Евгений. Я по объявлению.
Вера Васильевна. Хотите жареной картошки?
Евгений. Можно посмотреть комнату?
Вера Васильевна. Не хотите?
Евгений. Я картошку не употребляю.
Вера Васильевна. Это потому, что ваша жена не умеет ее жарить.
Евгений. Я вообще мало ем.
Вера Васильевна. Вот это напрасно.
Евгений. Вам же лучше. Мы не будем вечно торчать на кухне.
Вера Васильевна. О, я научу вашу жену готовить! Вы располнеете. Вам пойдет.
Евгений. Где комната? Я спешу. Закончим процедуру.
Вера Васильевна. Как вы сказали?..
Евгений. Что?
Вера Васильевна. Последнее слово.
Евгений. Процедура.
Вера Васильевна. Произнесите это слово медленнее.
Евгений. Зачем?
Вера Васильевна. Я прошу.
Евгений. Про-це-дура.
Вера Васильевна. Вот и хорошо.
Евгений. Я рад, что мы договорились.
Вера Васильевна. Уходите.
Евгений. В чем дело? Мне понравилась квартира…
Вера Васильевна. Я вас прошу уйти.
Евгений. Я прочитал объявление…
Вера Васильевна. Я ничего не сдаю.
Евгений. Нет уж, это вы бросьте! В газете напечатано: «Сдам комнату женатой паре». Газета — государственный орган. Что там, врут?
Вера Васильевна. Я раздумала.
Евгений. Что случилось? Вы обиделись? Я вас обидел словом «процедура»? Я извиняюсь.
Вера Васильевна. Уходите. У меня стынет картошка.
Евгений. Ешьте, я подожду.
Вера Васильевна. Нет, нет!.. Прощайте! Евгений. Ну вот что, я никуда отсюда не пойду. Вот объявление, вот ваш адрес, я пришел по адресу, я согласен на любые условия. Я отсюда не двинусь. Вера Васильевна. Вам тут будет неудобно… Евгений. У меня нет другого варианта.
Вера Васильевна. Вы меня не знаете… Я вообще не дам вам пользоваться плитой.
Евгений. Ничего. Мы в комнате на керогазе. Бульонные кубики.
Вера Васильевна. Кто это мы?
Евгений. Женатая пара. Я и моя жена.
Вера Васильевна. Кто она, ваша жена?
Евгений. Ей восемнадцать лет.
Пауза.
Теперь вы и подавно не сдадите мне свою комнату. Но, поверьте, это мой последний шанс. Однажды человек просыпается и решает изменить свою жизнь, начать все сначала. Но все сопротивляется перемене. Все! Возникает тысяча проблем. И одна из них — где жить? Но я хочу вам сказать, что, даже если вы не сдадите мне комнату, я не вернусь в старую жизнь. Я со своей подругой буду спать под мостом, под забором, на вокзале, но обратно в стойло вы меня не загоните! Так и знайте! Зарубите себе на носу! И передайте всем, кто хочет меня туда загнать! Конечно, вам бы хотелось, чтобы моя жена была старше, поближе к вам. Я понимаю… Вам неприятно… Но не выйдет! Я мужчина, я предпочитаю молодую. Вы слышите, не выйдет!.. Не получится! Вот вам всем! (Идет к двери.)
И когда он, открыв ее, уже делает шаг на лестничную площадку, раздается голос Веры Васильевны.
Вера Васильевна. Вас зовут Евгений? Евгений. А?.. Что?.. Да…
Вера Васильевна. А меня Вера.
Евгений. А по отчеству?
Вера Васильевна. Вера, и все.
Евгений. Но… как же… я не могу…
Вера Васильевна. Ты можешь называть меня по имени.
Евгений. Я… простите… Вера?..
Вера Васильевна. Ты помнишь Веру, дочку Софьи Александровны, твоей учительницы русского языка и литературы?
Евгений (после паузы). Вот она, жареная картошка…
Вера Васильевна. Мама умела ее жарить как никто. Картошка хрустела и сочилась.
Вера Васильевна и Евгений проходят в кухню.
Евгений. Кухня большая…
Вера Васильевна. Меня узнать нельзя?
Евгений. Там просто было темно…
Вера Васильевна. Встретил бы на улице, прошел мимо.
Евгений. На улице вы бы тоже меня не узнали.
Вера Васильевна. Узнала бы. Даже если бы у меня были завязаны глаза. (После небольшой паузы.) Если ты говоришь мне «вы», значит, я совсем старуха.
