Жрец
Я вижу, для тебя припасены Все те предметы, кои подобают Жилищу жрицы: свитки с письменами, В которых дремлет вековая мудрость, Доска и грифель, нежная кифара, Звучавшая когда-то под перстами Сестры моей, носившей тот же сан. Цветы повсюду. Вот лежит венок, В котором приняла ты посвященье… Здесь служит все для возвышенья духа, Не возбуждая вожделений низких; Здесь будешь ты сама богоподобна.
(Показывая на боковую дверь.) За дверью ложе ты свое найдешь. Оно тебя уже семь лет покоит И видело, как год за годом ты Росла и расцветала, становясь Благоразумней, набожней, послушней. Оно свидетель снов твоих о счастье, Которые отныне стали явью. Но и сейчас ты грезишь…
Геро
О мой дядя,
Тебе внимаю я.
Жрец
Сказать по правде, Я думал, — большую доставит радость
Тебе такой неповторимый день. Достигли мы всего, к чему стремились, А ты безмолвствуешь, ты — холодна.
Геро
Ты знаешь, дядя, не всегда мы властны Над нашими движеньями души. Нет ни причин у них подчас, ни следствий. Возвышенно-прекрасное порой, Являясь нам в незнаемом обличье, Как все огромное, пугает нас. Но мне нужна одна лишь ночь покоя, И буду я такой же, как всегда. Нет доступа сюда порывам бурь; Как волны в час отлива в тихой бухте. Отступят прочь нахлынувшие мысли, И дух смущенный станет ясен вновь. Придет сосредоточенность, поверь мне.
Жрец
Как ты сказала? О мое дитя, Ты усладила слух мой этим словом! Случайно ль ты его произнесла Иль знаешь смысл его, но ты назвала Могучий мировой рычаг, который Великое стократно возвышает И даже малое возносит к звездам! Героя подвиг, чудный гимн певца, Прозренья ясновидца — все есть плод Большой сосредоточенности духа. Рассеянье ж сметает, губит все. Прониклась этой мыслью ты? Тем лучше! Земные страсти от тебя отпрянут, Благословенной будет жизнь твоя. Сравнить тебя уместно с человеком, Который в сумерках глядит на небо. Однообразно серым и унылым Представится оно ему сперва. Но вот блеснет звезда, за ней другая… И вот уж сотню, тысячу предвестниц Роскошной светлой ночи видит он
Глазами, увлажненными волненьем. Туман, стиравший очертанья, тает, Широкий открывается простор, И некий глас с высот неизмеримых Иль, может быть, из собственной груди..
Геро
О нет, мой дядя, не способна я Парить столь высоко на крыльях духа, Но долг, что на меня возложен, помню И от него не мыслю отступить.
Жрец
Что ж, хорошо и это, хоть и жаль,
Что ты, едва начав свой путь, решила
Его столь скромной целью ограничить.
Пусть так покамест. Но одно заметь:
Не вправе поддаваться ты порывам
Души своей! Кто создан для деяний,
Тот, не страшась водоворота жизни,
Опасностями может пренебречь
И в сутолоку ринуться людскую
С мечом подъятым. Чем тяжеле битва,
Тем радостней победа! Но иного
Служенье духу требует от нас:
Должны, ему всецело отдаваясь,
Чуждаться мы борьбы земных страстей
И столкновенья чувств разноречивых
В самих себе. Из битв таких никто
Без ран кровоточащих не выходит.
Пусть будет чист иль замутнен поток,
Суда несущий и луга поящий,-
Равно полезен он людскому роду.
Но тот источник, к коему стремится
Припасть устами жаждущий паломник,
Всегда быть должен, как кристалл, прозрачен.
Чуть замутится — он уж осквернен.
Так спи спокойно! У меня ты можешь Всегда спросить совета в затрудненье. Ведь я тебе второй отец и друг.
Но если б ты мою отвергла помощь, Во мне ты человека бы нашла,
(простирая руку вперед) Который и родную кровь прольет, Уверясь, что малейшее пятно Марает образ чистоты нетленной.
(Выходит в среднюю дверь.)
Геро (после паузы) Да, вижу я, что этот случай в роще Разгневал и насторожил его. Он прав, конечно, что и говорить! Не будь я Геро, жрица Афродиты, Пожалуй, этот младший, чернокудрый, Понравился бы мне… Да, без сомненья! Теперь я понимаю это чувство, Которое запретно для меня И впредь должно мне чуждым оставаться. Один лишь день… А пережито столько, Что за год не забыть… Но он далеко, Едва ли я его увижу вновь… А значит — думать не о чем. Все ясно!
(Снимает с себя мантию.) С утра, когда тебя надела я, До вечера — протечь успела жизнь. Я с нею расстаюсь сейчас, а ты… Ты будешь мне о ней воспоминаньем.
Но чем заняться? Спать я не могу. (Берет светильник и поднимает его над головой. Осмотримся… Как мрачно! И как пусто… Ах, позже я успею разглядеть Все, что здесь есть! Ведь годы впереди! Чу! Что это? Нет, показалось только… Безмолвье… Я одна, совсем одна!
(Ставит светильник на окно сбоку.) Как ночь тиха! Подобно малым детям, Резвятся мирно волны Геллеспонта.
Чуть слышится невнятный лепет их.
Ни шороха, ни огонька… Лишь ты,
Светильник мой, во мрак льешь бледный луч.
Поставлю я тебя посередине:
Пусть поздний путник радуется, зная,
Что не один он бодрствует в ночи.
Так будь же новою звездой! Пусть льется
Твой слабый свет до дальних берегов!
Нет, так нельзя, тебя заметить могут.
Пойдем, пойдем отсюда. Спать пора!
(Убирает с окна светильник.) Сейчас я погашу твой огонек, — И пусть угаснут вместе с ним те чувства, Что теплятся еще в моей груди.
(Ставит светильник на стол.) Не спишь так поздно? — Матушка, не надо! Нет, детям время спать! — Ну, вот, бай-бай! нимает с головы украшения и при этом напевает вполголоса.) А Леда гладит Нежный пух… Все эта песня мне на ум приходит! А почему, не знаю. Ныне боги Не посещают отдаленных башен; Ни лебедь, ни орел не принесут Покинутой, забытой утешенья, И одиночество навек ей суждено.
(Садится.) Кифара здесь лежит. Зачем она? Ведь я игре на ней не обучалась. Как жаль! Как жаль! Причудливые мысли, Которые теснятся в беспорядке, Я излила бы в звуках струн певучих…
Да, ибо эти мысли о тебе, Прекрасный юноша; в столь поздний час Я не могу от них освободиться. Но все они чисты и непорочны, Нет ни одной, таящейся как тать! Будь счастлив! Рада я, что ты далеко:
Я крикнула б, когда б ты мог услышать Мой голос: доброй ночи!
В окне появляется Леандр.
Леандр
Доброй ночи!
Геро
Кто это произнес? Должно быть, эхо, — Чтоб скрасить одиночество мое. Привет, привет тебе, о нимфа!
Леандр
Нимфа,
Привет, привет тебе!
Геро
Нет, то не отзвук! Ах, голова! И две руки! Мужчина! Все выше он взбирается… Он входит! Уже в окне он на коленях! Боги! Назад, несчастный, или ты погиб!
Леандр
О, подари мне хоть одно мгновенье! Крошатся камни, я могу упасть… Передохну лишь и начну спускаться. (Спрыгивает в комнату.)
Геро
Тогда стой там и с места не сходи! Что привело тебя сюда?
Леандр (стоя в глубине сцены, у окна) Сиянье,
Которое лилось сквозь мрак из башни. Но здесь был тоже мрак, была тоска По свету яркому, и вот решил я Сюда взобраться.
Геро
Кто сообщник твой? Кто лестницу держал? Кто помогал?
Леандр
Ни в лестнице, ни в помощи чьей-либо Я не нуждался: мне для ног служили Опорами расселины в стене. Цеплялся я за плющ и дрок…
Геро
А если б
Упал ты, оступившись?
Леандр
Что ж! И пусть бы.
Геро
Тебя ж могли заметить!
Леандр
Обошлось.
Геро
Ведь храмовая стража на дозоре! Несчастный! Не просила ль я тебя Домой вернуться?
Леандр
Так и поступил я; Но не пришло ко мне успокоенье; Тогда нырнул я в море и поплыл.
Геро
Ты из Абидоса добрался вплавь? Осилил путь, который два гребца С трудом одолевают?
Леандр
Да, как видишь. Но, будь я первой же волной захлестнут,
В предсмертный миг я был бы счастлив, зная, Что я к тебе приблизился на пядь!
Геро
С тебя вода струится, ты дрожишь!
Леандр
Я не от холода дрожу — от жара!
Леандр по-прежнему стоит в глубине сцены, хочет преклонить колено, но Геро удерживает его.
Геро
Не надо! Ну, постой там, отдышись, Но после сразу уходи, ты слышишь? Так, значит, тут светильник мой виною? Теперь его я буду укрывать.
Леандр
Не делай этого, молю тебя! Я больше не приду сюда, не бойся, Но пусть и впредь горит твой чудный свет!
Томясь бессонницей, я этой ночью Поднялся с ложа своего и вышел Из темной хижины моей, но всюду Царила темнота; лежало море Передо мной покровом погребальным, И с ним во мгле сливались берега. Хотел уже поплыть я наугад, Но вдруг вдали, над самым окоемом Блеснула одинокая звезда, Как смертника последняя надежда; И золотыми нитями лучей Она заткала море, небо, землю… То был светильник твой благословенный! И сердце с дикой силой застучало В моей груди — ему там стало тесно; Как одержимый, бросился я в море, Поплыл на свет, сиявший предо мною, И берега коснулся наконец. Так я сюда попал… Прости меня!
