А н д р е й В и к т о р о в и ч(решительно вставая из-за стола, брезгливо выпячивая губу). Нет, это что-то невообразимое и доморощенное! это плевок в лицо целой науки! говорить о первопричинах вещей на таком примитивном уровне, я, извините великодушно, не в состоянии! у меня, в конце-концов, три сотни с лишком печатных работ; я, в конце-концов, профессор, а не какой-нибудь шарлатан, имеющий два класса образования!
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(не зная, что же сказать, скороговоркой). У нас и дипломы за изобретения на стенке висят! мы сорок лет, верой и правдой, науке служим; а ежели когда через таможни лук провозили…
Калитка со скрипом распахивается настежь, и во двор вбегает Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а Б р и т о у с о в а, необычайно рассерженная и агрессивная. За собой она катит тележку, нагруженную товаром для торговли на рынке; кое-где из этой поклажи выглядывают рыбьи головы и хвосты.
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а(угрожающе направляясь к И о с и– ф у Ф р а н ц е в и ч у). Aга, вот он где, явился – не запылился! возвратился наконец со своей собачьей прогулки! накрутил собакам хвосты, находился по своим узким тропинкам, насозерцался красот природы и моря, нафилософствовался и наверняка разгадал еще какую-нибудь мировую загадку! (Бросает тележку, подбегает к столу, хватает в руку пригоршни разноцветных камней и пытается запустить ими в И о с и ф а Ф р а н ц е в и ч а.) Ага, вот они, вот они, продукты твоих бесплодных мечтаний! продукты твоего изучения тайн, созерцаний прекрасного и философствования в обществе вшивой дворняжки! не рубли, не карбованцы, не гривны и не копейки, а всего лишь дешевые мокрые камни, от которых проку не больше, чем от твоих прекрасных рассветов, великолепных закатов, и великих законов природы, открытых в часы тайного вдохновения! я тебе покажу, старый козел, тайное вдохновение, я тебе разменяю гривны, доллары и рубли на мокрые разноцветные побрякушки; которые нельзя даже продать туристам на набережной, настолько они никчемны и лишены всякого смысла! я тебе покажу, кто я такая; я тебе наконец-то напомню, что я пока что твоя сестра, а не какая-нибудь посторонняя тетка с базара; я тебе сейчас по-родственному разукрашу физиономию; я тебя сейчас поучу уму-разуму, я тебе покажу, где раки зимуют!
Швыряет в лицо З а о з е р с к о м у горсть зажатых в руке камней; И о с и ф Ф р а н ц е в и ч порядком струхнул, ибо вовсе не ждал с утра появления Н и н е л ь Ф р а н ц е в н ы, и не в состоянии объяснить ее необычное, агрессивное нападение.
Ч е т а Б а й б а к о в ы х с интересом наблюдает семейную сцену; выведение на чистую воду И о с и ф а Ф р а н ц е в и ч а им очень приятно.
З а о з е р с к и й(пытаясь закрыться рукой и отступая назад). Но послушай, Нинель, к чему такое агрессивное поведение, к тому же с утра, когда необходим покой и порядок: и в мыслях, и в словах, и в делах? о, знаешь, Нинель, дни человеческие так тяжелы и суетны, столько тяжести, столько грязи, ссор и тоски, столько непонимания скапливается у человека к концу рабочего дня, что, право, надо ценить эти чистые утренние часы; наполненные свежей, невысохшей еще под солнцем росой, пением райских птиц в зарослях волшебных цветов, плеском ленивой волны и скрипом мокрого камня под башмаком скромного путешественника; о Нинель, не разменивай эти утренние часы прохлады и неги на гнев; не порти и себе, и мне настроение; не порти его и этим уважаемым людям (жест в сторону Б а й б а к о в ы х), прибывшим издалека в нашу обитель неги и тишины, в надежде насладиться местным покоем и открыть для себя что-нибудь новое, тихое, вечное; такое, что в суете и гуле большого города сделать просто немыслимо.
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а(разъяренно, превращаясь в тигрицу). Я тебе покажу обитель неги и тишины; я тебе покажу открыть себе что-нибудь новое, тихое, вечное; я, как сестра, заменившая тебе покойную мать, покажу наконец суету и гул большого столичного города! ты как миленький у меня позабудешь провинциальную глушь и бесплодное созерцание; ты сейчас сознаешься мне во всех своих преступлениях против семьи; против несчастных и бедных родственников, сытых уже по горло и твоими булыжниками, и твоей облезлой собакой, и твоим бесполезным, вечно штормящим морем; годным разве что на туман поутру, да на вечный шум днем и ночью!
К о з а д о е в(внезапно вмешиваясь). Однако, Нинель, замечу тебе, что ты решительно не права. Причем тут вечный шум днем и ночью, который, якобы, издает бесполезное море? я, как бывший моряк (поправляет фуражку с кокардой) и капитан дальнего плавания, решительно с тобой не согласен в этом вопросе; конечно же, я не совсем одобряю образ жизни и поведение Иосифа Францевича, но все же и в его словах есть доля истины; особенно когда говорит он о красоте того самого моря, которое, Нинель, ты так сильно ругаешь; вообрази только себе: раннее утро, палуба стремительного и легкого корабля, белоснежные паруса, надутые легким бризом, крики чаек, летящих вровень с волной, брызги пены, падающие за поднятый брезентовый воротник, скрип старой, но прочной деревянной обшивки…
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а долго и тупо смотрит на
К о з а д о е в а, словно не понимая, откуда он появился, затем решительно подскакивает к нему и ловко срывает с головы белую засаленную фуражку; гневно размахивает ей в воздухе.
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а(сердито). Да ты кто такой? да ты откуда здесь взялся? да по какому праву вмешиваешься ты в разговор двух любящих родственников?
К о з а д о е в(растерянно). Я… я… я здесь живу.
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а(так же гневно). Я тебе покажу здесь живу! я тебя научу, где раки зимуют; я тебе подскажу, как вежливо не встревать в посторонний и лас-ковый разговор! ты что думаешь, – раз нацепил фуражку на голову, так уж и капитаном для всех можешь казаться? да может быть ты эту фуражку купил на рынке, или выменял в кабаке у такого же несчастного пьяницы, как ты сам; да может быть ты ее украл у настоящего, взаправдашнего капитана, а на самом деле моря этого и в глаза никогда не видел? может ты всю жизнь прожил на земле, может быть ты просто сухопутная крыса, а только прикидываешься взаправдашним капитаном?!
К о з а д о е в(возмущенно). Это кто сухопутная крыса, это я сухопутная крыса? да я потомственный капитан дальнего плавания; да я исходил все на свете океаны вместе с проливами туда и обратно; да я три раза тонул, да меня черти морские давно бы уже уволокли на дно вместе с моей грешной душой, если бы не эта самая, законная и заслуженная морская фуражка, которую ты так немыслимо оскорбляешь; да за такие незаслуженные и обидные для капитана слова… (Не знает, что сказать, обращает вопросительный взгляд к З а о з е р с к о м у.)
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а, однако, потеряла уже всякий интерес к К о з а д о е в у, и, оглянувшись по сторонам, увидела неожиданно ч е т у Б а й б а к о в ы х, скромно стоящую в стороне, и до сих пор не ушедшую со двора.
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а(подскакивая к А н д р е ю В и к т о р о в и ч у). А это еще кто такой? это что за шут гороховый здесь объявился?
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(закрывая грудью с у п р у г а). Это не кто-нибудь, а профессор физики Байбаков; автор, между прочим, множества научных трудов! вы не смеете так сходу обижать незнакомого человека, к тому же ученого и заслуженного профессора!
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а(зловеще). Ага, еще один ученый нашелся! приятель, значит, нашего здешнего, доморощенного ученого? яблочко, значит, падает к яблочку, денежка к денежке, а ученый к ученому; собутыльник, значит, идет к собутыльнику, идиот к идиоту, а первооткрыватель великих законов – к такому же первооткрывателю без штанов? (Подходит вплотную к Б а й б а к о в у.) Ну, выкладывай, ничего не отрицая и не тая, что ты там открыл в этой своей профессорской должности? в этом своем бескорыстном служении науке и истине; тоже, небось, какой-нибудь идиотский закон всемирного тяготения, от которого всем становится тошно, и нет решительно никакой прибыли для семьи? от которого местные суки так дерут на Луну свои глотки, что по ночам невозможно заснуть?
Б а й б а к о в (решительно возражая). Да как вы смеете?! Закон всемирного тяготения открыл великий Ньютон; без этого закона решительно невозможна ни жизнь человеческая, ни существование в безвоздушном пространстве любой ничтожной и незаметной пылинки, – будь она размером с планету, или с обыкновенный камень, валяющийся у обочины.
