Пьер Корнель - Театр французского классицизма

Хоть не надеюсь я, что он мою беду
Сумеет одолеть, я этой встречи жду.
Любимый сын мой дал мне повод для мученья:
Покинул он меня, дурного обращенья
Не выдержал, и вот я целых десять лет
Ищу его везде — и не напал на след.
Решив, что он забрал свободы слишком много,
Стал обращаться с ним я чересчур уж строго,
Наказывал его, корил и обижал,
Пока от строгости моей он не сбежал.
И как я был неправ, тогда я понял только,
Когда, его побег оплакивая горько,
Остался я один. Страдая день и ночь,
Я горю своему ничем не мог помочь.
Я сына стал искать и, странствуя по свету,
Увидел Рейн и Тибр, не раз менял карету
И был единственной заботой поглощен —
Найти убежище его; однако он
Исчез с лица земли. В отчаянье и горе,
И не надеясь от людей услышать вскоре
Совета мудрого, я, выбившись из сил,
У духа адского совета попросил.
Со знаменитыми встречаясь колдунами,
Что были, как Алькандр, превозносимый вами,
Могущества полны, я все-таки не смог
Ответа получить, никто мне не помог,
Никто мне не сказал, куда идти мне надо,
Чтоб сына отыскать… Молчали силы ада.

Алькандра сравнивать вам с ними ни к чему:
Все тайны волшебства известны лишь ему.
Не стану говорить, что по его веленью
И будет гром греметь, и быть землетрясенью;
Что вихрей тысячи он может вдруг поднять
И на своих врагов их бросить, словно рать;
Что только силой слов, таинственно могучей,
Сдвигает горы он, рассеивает тучи,
Второе солнце зажигает в небесах,—
Вы не нуждаетесь в подобных чудесах.
Достаточно для вас, что мысли он читает,
Что знает прошлое и будущее знает,
Что во вселенной нет секретов для него:
Все судьбы видит он, не скрыто ничего.
Я так же, как и вы, не мог поверить в это,
Но встретились мы с ним — и что когда-то где-то
Я в жизни испытал, он все мне рассказал —
В кого я был влюблен, что думал, что скрывал.

Узнал не мало я.

А сказано не много.

Но после ваших слов в душе моей тревога
Не уменьшается, и думать я готов,
Что все мои труды не принесут плодов.

С тех пор как, навсегда уехав из Бретани,
Я поселился здесь, где сельские дворяне
Жизнь мирную ведут и где вступил я в брак,—
Так вот, с тех самых пор волшебник наш и маг
Не обманул ничьих надежд и ожиданий:
Кто б ни пришел к нему, согбенный от страданий,
Уходит от него с утешенной душой.
И было бы весьма ошибкою большой
Вам с ним не встретиться. Моих рекомендаций
Вполне достаточно: он будет рад стараться.

Увы, не верю я в счастливый поворот.

Надейтесь… Вот и он! Смотрите, к нам идет.
Какая важность на лице его застыла,
Как проницательны глаза, какая сила
В его движениях, хотя теченье лет
Оставило на нем свой беспощадный след.
Столетний старец он, почти лишенный плоти,
Но как легко идет! Вглядитесь — и поймете,
Что тайной мощью этот старец наделен.
Он чудеса творит, и сам стал чудом он.

О дух познания, чья сила и уменье
Нам дали созерцать чудесные явленья,
Любой поступок наш и помысел любой
Ты знаешь: тайны все открыты пред тобой.
Но если власть твоя с ее волшебной силой
Ко мне благоволит, ее бы попросил я
Отцу несчастному страданья облегчить.
Я дружбой связан с ним и потому просить
Решился за него; мы жили по соседству,
Он пестовал меня, мое лелеял детство,
И сын его родной — ровесник мой, и с ним
Был неразлучен я, так мной он был любим.

Не надо продолжать, я знаю, в чем причина
Прихода вашего.

Старик, ты ищешь сына.
Не потому ли ты утратил свой покой,
Что твой любимый сын поссорился с тобой?
Что обращался с ним ты без причины строго,
Чем оттолкнул его от своего порога?
И что, раскаиваясь в строгости своей,
В напрасных поисках провел ты много дней?

Оракул наших дней, перед тобой напрасно
Мне боль мою таить: ты знаешь все прекрасно
И видишь, как я был несправедливо строг.
Причину бед моих легко открыть ты мог.
Да, был мой грех велик, но велико мученье,
Которым я плачу за это прегрешенье;
Так положи предел беде моей! Верни
Опору старости, чьи быстротечны дни.
Какие стены от меня его укрыли?
Где он приют обрел? Мне придала бы крылья
Надежда, что его я встречу наконец.
Будь он за сто морей, найдет его отец.

Утешьтесь! Волшебства чудесное зерцало
Вам не откажет в том, в чем небо отказало;
Вы в нем увидите, что сын ваш полон сил
И полон мужества; Дорант за вас просил,
И, ради дружбы с ним, я покажу вам вскоре,
Что тот, кто дорог вам, живет, не зная горя.
В искусстве новички, чей вид весьма суров,
С их заклинаньями из непонятных слов,
С их фимиамами, что притупляют чувства,
Лишь могут принижать высокое искусство.
Вся их фальшивая таинственность в речах
Нужна им для того, чтобы внушить вам страх.
С волшебной палочкой мы так шутить не станем.

Вы можете судить по этим одеяньям,
Чего ваш сын достиг: по-царски он одет.
Поднялся высоко, сомненья в этом нет.

Утешили меня… Но он по положенью
Наряды пышные и эти украшенья
Носить не должен бы. Хоть за него я рад,
Все ж не по чину выбирает он наряд.

Как видите, судьба ему явила милость:
У сына вашего все в жизни изменилось;
И ныне вряд ли будет кто-нибудь роптать,
Когда в нарядах тех захочет он блистать.

Вы возвращаете мне радость и надежду,
Но я заметил там и женскую одежду.
Быть может, он женат?

Вам о любви его
И приключениях расскажет волшебство;
И если смелы вы, то в иллюзорном виде
Я покажу вам то, что слышал он и видел,
Что в жизни испытал. И перед вами тут
Воскреснет прошлое и существа пройдут,
Не отличимые от созданных из плоти.

Мне в сердце заглянув, вы без труда поймете,
Что эти образы меня не устрашат:
Того, кого ищу, я видеть буду рад.

Вам, к сожалению, придется удалиться:
То, что произойдет, пусть в тайне сохранится.

Тайн от Доранта нет, мы старые друзья.

С его решениями спорить нам нельзя.
Я жду вас у себя.

Поговорить свободно
Вы дома сможете, коль будет вам угодно.

Не сразу сын ваш стал тем, кто теперь он есть,
Не все его дела вам оказали б честь.
Но было б тяжело вам видеть в ваши годы,
Какие перенес он беды и невзгоды.
Взяв деньги перед тем, как из дому уйти,
Он в первые же дни истратил их в пути,
И, чтоб добраться до Парижа, он в дороге
Молитвы продавал калекам и убогим,
Был предсказателем, и так с большим трудом
Парижа он достиг. Там жил, как все, — умом.
Публичным был писцом, потом поднялся выше,
Став у нотариуса клерком, но не вышел
Служака из него: он от бумаг устал;
И вот с ученой обезьяною он стал
Бродить по ярмаркам. Потом слагал куплеты
Для уличных певцов, которые за это
Ему платили мзду. И он, трудясь, как мул,
И выработав стиль, на большее рискнул —
Писать романы стал, не выходя из дома,
И песни для Готье, и байки для Гийома.[9]
А после снадобьем от яда торговал.
И столько раз потом профессию менял,
Что никогда Бускон, Гусман и Ласарильо[10]
С ним не сравняются, что б там ни говорили…
Зато Доранту есть о чем поговорить.