Анна Петровна (подносит к его губам руку). На, целуй…
Осип (целует руку). Очень вам благодарен, ваше превосходительство, за ваше сочувствие! (Кланяется.) Что вы за меня держитесь, Михаил Васильич!
Платонов. Боюсь, чтобы ты не ушел. Люблю тебя, милый! Какой молодец, черт тебя задери совсем! Каким это образом, мудрый, тебя угораздило попасть сюда?
Осип. За дураком гнался, за Василием, да и зашел кстати.
Платонов. Умный гнался за дураком, а не наоборот! Честь имею, господа, представить! Интереснейший субъект! Одно из интереснейших кровожадных животных современного зоологического музея! (Поворачивает Осипа на все стороны). Известен всем и каждому как Осип, конокрад, чужеяд, человекоубийца и вор. Родился в Войницевке, грабил и убивал в Войницевке и пропадет в той же Войницевке!
Смех.
Осип (смеется). Чудной вы человек, Михаил Васильич!
Трилецкий (рассматривает Осипа). Чем занимаешься, любезный?
Осип. Воровством.
Трилецкий. Гм… Приятное занятие… Какой же ты, однако, циник!
Осип. Что значит циник?
Трилецкий. Циник слово греческое, в переводе на твой язык значущее: свинья, желающая, чтобы весь свет знал, что она свинья.
Платонов. Он улыбается, боги! Что это за улыбка! А лицо-то, лицо! В этом лице сто пудов железа! Не скоро разобьешь его о камень! (Подводит его к зеркалу.) Посмотри-ка, чудовище! Видишь? И ты не удивляешься?
Осип. Самый обыкновенный человек! Даже хуже…
Платонов. Будто бы? А не богатырь? Не Илья Муромец? (Хлопает его по плечу.) О храбрый, победоносный росс! Что мы теперь значим с тобой? Шляемся из угла в угол мелкими людишками, чужеядами, места своего не знаем… Нам бы с тобой пустыню с витязями, нам бы с тобой богатырей с стопудовыми головами, с шипом, с посвистом! Уколотил бы Соловья Разбойника? а?
Осип. А кто ж его знает!
Платонов. Уколотил бы! Ведь у тебя силища! Это не мускулы, а канаты! Кстати, отчего ты не на каторге?
Анна Петровна. Кончите, Платонов! Право, надоело.
Платонов. Ты сидел хоть раз в остроге, Осип?
Осип. Случается… Каждую зиму сижу.
Платонов. Так и следует… В лесу холодно — иди в острог. Но отчего же ты не на каторге?
Осип. Не знаю… Пустите, Михаил Васильич!
Платонов. Ты не от мира сего? Ты вне времени и пространства? Ты вне обычаев и закона?
Осип. Позвольте-с… В законе написано, что только тогда пойдешь в Сибирь, когда на тебя обстоятельно докажут или на месте преступления поймают… Всякому, положим, известно, что я, положим, вор да разбойник (смеется), да не всякий доказать это может… Гм… Не смел нонче народ стал, глуп, неумный то есть… Боится всего… Ну и доказать боится… Выслать бы мог, да законов не понимает… Всё ему страшно… Осел нонче народ стал, одним словом… Всё норовит исподтишка, артелью… Пакостный народ, плевый… Невежество… И обижать такой народ не жалко…
Платонов. Как он важно рассуждает, подлец! Своим умом дошел, отвратительное животное! И он ведь на основании теорий… (Вздыхает.) Какая гадость еще возможна в России!..
Осип. Не один я так рассуждаю, Михаил Васильич! Все нонче так рассуждают. Да вот, например, хоть Абрам Абрамыч…
Платонов. Да, но и этот тоже внезаконный… Всяк знает, да не всяк докажет.
Венгерович 1. Меня, полагаю, можно оставить в покое…
Платонов. Про него и толковать нечего… Это подобие твое; разница только в том, что он умней тебя и счастлив, как аркадский пастушок. Ну и… в глаза нельзя назвать, а тебя можно. Одного поля ягоды, но… Шестьдесят кабаков, друг мой, шестьдесят кабаков, а у тебя и шестидесяти копеек нет!
Венгерович 1. Шестьдесят три кабака.
Платонов. Через год будет семьдесят три… Он благодеяния делает, обеды дает, всеми уважаем, все перед ним шапку ломают, ну а ты… ты великий человек, но… жить, брат, не умеешь! Не умеешь жить, вредный человек!
Венгерович 1. Вы начинаете фантазировать, Михаил Васильич! (Встает и садится на другой стул.)
Платонов. На этой голове и громоотводов больше… Проживет преспокойно еще столько же, сколько и жил, если не больше, и умрет… и умрет ведь спокойно!
Анна Петровна. Перестаньте, Платонов!
Войницев. Помирней, Михаил Васильич! Осип, уходи отсюда! Своим присутствием ты только раздражаешь платоновские инстинкты.
Венгерович 1. Ему хочется выгнать меня отсюда, но не удастся!
Платонов. Удастся! Не удастся, сам уйду.
Анна Петровна. Платонов, вы не перестанете? Вы не распространяйтесь, а прямо говорите: перестанете вы или нет?
Саша. Замолчи, ради бога! (Тихо.) Неприлично! Ты меня срамишь!
Платонов (Осипу). Проваливай! От души желаю тебе скорейшего исчезновения!
Осип. У Марфы Петровны есть попугайчик, который всех людей да собак называет дураками, а как завидит коршуна или Абрама Абрамыча, то и кричит: «Ах ты, проклятый!» (Хохочет.) Прощайте-с! (Уходит.)
Явление XVI
Те же без Осипа.
Венгерович 1. Кто бы, да не вы, молодой человек, позволяли себе читать мне мораль и еще в такой форме. Я гражданин и, скажу правду, полезный гражданин… Я отец, а вы кто? Кто вы, молодой человек? Извините, хлыщ, промотавшийся помещик, взявший в свои руки святое дело, на которое вы не имеете ни малейшего права, как испорченный человек…
Платонов. Гражданин… Если вы гражданин, то это очень нехорошее слово! Ругательное слово!
Анна Петровна. Он не перестанет! Платонов, зачем отравлять нам день своим резонерством? Зачем говорить лишнее? И имеете ли вы право?
Трилецкий. Не покойно живется с этими справедливейшими и честнейшими… Всюду вмешиваются, везде у них дело, всё до них касается…
Глагольев 1. Начали, господа, о здравии, а оканчиваете за упокой…
Анна Петровна. Не следует, Платонов, забывать того, что если гости бранятся, то хозяева чувствуют себя очень неловко…
Войницев. Это справедливо, а посему с этой же минуты всеобщее тссс… Мир, согласие и тишина!
Венгерович 1. Не дает и минуты покоя! Что я ему сделал? Это шарлатанство!
Войницев. Тссс…
Трилецкий. Пусть себе бранятся! Нам же веселей.
Пауза.
Платонов. Как поглядишь вокруг себя, да подумаешь серьезно, в обморок падаешь!.. И что хуже всего, так это то, что всё мало-мальски честное, сносное молчит, мертвецки молчит, только смотрит… Всё смотрит на него с боязнью, всё кланяется до земли этому ожиревшему, позолоченному выскочке, всё обязано ему от головы до пяток! Честь в трубу вылетела!
Анна Петровна. Успокойтесь, Платонов! Вы начинаете прошлогоднюю историю, а я не выношу этого!
Платонов (пьет воду). Ладно. (Садится.)
Венгерович 1. Ладно.
Пауза.
Щербук. Мученик я, друзья мои, мученик!
Анна Петровна. Что там еще?
Щербук. Горе мне, друзья мои! Лучше в гробу лежать, чем с женою ехидною жить! Опять материя была! Чуть не убила меня неделю тому назад со своим дьяволом, рыжим Дон-Жуаном. Сплю я себе на дворе под яблонькой, сны вкушаю, на прошлые картины во сне с завистью поглядываю… (Вздыхает.) Вдруг… Вдруг как шарахнет меня кто-то по голове моей! Господи! Конец, думаю, пришел! Землетрясение, борьба стихий, потоп, дождь огненный… Открываю глаза, а передо мной рыжий… Схватил меня рыжий за бока, да как даст со всего размаху по этим местам, а потом шлеп меня о землю! Подскочила лютая… Схватила меня за мою невинную бороду (хватает себя за бороду), а тут не пообедаешь! (Бьет себя по лысине). Чуть не убили… Думал, что богу душу отдам…
Анна Петровна. Вы преувеличиваете, Павел Петрович…
Щербук. Старуха ведь, старей всех на свете, ни кожи, ни рожи у старой кочерги, а туда же… любовь! Ах ты, ведьма! А рыжему это и на руку… Ему денежки нужны мои, а любовь ее ему не нужна…
Яков входит и подает Анне Петровне визитную карточку.
Войницев. От кого это?
Анна Петровна. Перестаньте, Павел Петрович! (Читает.) «Comte Glagolief»[11]. К чему эти церемонии? Пожалуйста, проси! (Глагольеву 1.) Ваш сын, Порфирий Семеныч!
Глагольев 1. Мой сын?! Откуда он мог взяться? Он за границей!
