Достоевский организовал у себя чтение пьесы и об интересных для автора впечатлениях слушателей также сообщал в письме: «…Некоторые из слушателей и из слушательниц вашей комедии уже ввели Белотелову в нарицательное имя. Уже указывают на Белотелову и отыскивают в своей памяти девиц Пеженовых» (там же).
Неудачно сложилась театральная судьба «Женитьбы Бальзаминова». Островский просил заведующего репертуарной частью петербургских императорских театров П. С. Федорова принять его новую пьесу «так же благосклонно, как и все прежние» (т. XIV, стр. 89). Но истинное отношение к драматургу со стороны этого чиновника-администратора, как и вообще театрального начальства, бывшее и прежде далеко не благосклонным, теперь обнаружилось открыто — Литературно-театральный комитет, состоявший в большинстве из недоброжелателей Островского, рассмотрев пьесу, постановил: «Не одобряется к представлению». Как тяжело воспринял писатель это оскорбительное постановление, видно из его письма от 26 октября 1861 года, адресованного тому же Федорову: «Давно я слышал, что пьеса моя „За чем пойдешь…“ забракована комитетом, но не верил этому, как делу совершенно невероятному. Теперь эти слухи подтвердились. Как могло это случиться? И по моему собственному убеждению, да и по отзыву людей, наиболее заслуживающих доверия, эта пьеса нисколько не хуже других моих пьес, пропущенных комитетом, не говоря уже о множестве переводных и оригинальных произведений других авторов. Моя вещь не пропущена, а бездна вещей, совершенно никуда не годных, пропускается комитетом… Из всего этого при самом беспристрастном взгляде можно вывести только одно заключение, и именно явное недоброжелательство ко мне комитета» (т. XIV, стр. 91).
Глубоко возмущенный, но лишенный возможности публично обжаловать заключение Литературно-театрального комитета, Островский приходит к мысли о том, что дальнейший его честный писательский труд для сцены невозможен. «Поверьте, — писал он тому же Федорову, — что этот поступок комитета оскорбителен не для одного меня в русской литературе, не говоря уже о театре. Так как гласно протестовать против решения комитета я не могу, то у меня остается только одно: отказаться совершенно от сцены и не подвергать своих будущих произведений такому произвольному суду. Я почти неразрывно связан с театром, десять лет я не сходил со сцены, сколько артистов получили известность в моих пьесах… Вы согласитесь, что со всем этим расставаться нелегко, нелегко отказываться от дела, которому исключительно посвятил себя! Но иначе я поступить не могу» (т. XIV, стр. 92). О своем решении оставить театр и не иметь дела с Литературно-театральным комитетом Островский сообщал также Ю. Н. Линской (20 октября 1861 года) и Ф. А. Бурдину (осенью 1862 года).
На защиту писателя выступила прогрессивная пресса; инцидент получил общественную огласку. Газета «Русский мир» протестовала против предпочтения, которое Литературно-театральный комитет оказывал низкопробным сценическим изделиям Федорова и Дьяченко перед произведениями Островского. С резкой критикой действий комитета выступил также журнал «Гудок», заявивший без обиняков, что «комитет составлен из таких лиц, которым доверять не имеет никакого уважительного основания ни образованная часть нашей публики, ни литературный кружок, ни артисты… Пьесы Островского не всегда одобряются комитетом для сцены; водевили П. С. Федорова гораздо счастливее пьес Островского» («Гудок», 1862, № 42).
Революционный демократ В. С. Курочкин опубликовал (под псевдонимом Пр. Знаменский) в журнале «Искра» (1861, № 44) статью, в которой с негодованием писал, что «последние сцены Островского „За чем пойдешь, то и найдешь“, напечатанные в журнале „Время“ и понравившиеся всей грамотной публике, признаны никуда не годными некоторыми ценителями искусства, аматёрами. Что это за люди, откуда они вышли и куда идут? Ничего этого мы не знаем, но уверены вместе с читателями, что мнения каких-нибудь Митрофанов Ивановичей, Назаров Назаровичей, Павлов Степановичей, Андреев Александровичей, Александров Гавриловичей, Петров Ильичей, Ивановичей, Андреичей и всяких других ничтожно перед общим мнением людей, понимающих искусство». Здесь поименованы реальные лица, члены Литературно-театрального комитета: А. Г. Рогов, А. А. Краевский, П. С. Федоров и др.
Под давлением общественного мнения Литературно-театральный комитет пересмотрел свое постановление о «Женитьбе Бальзаминова» и 17 ноября 1862 года большинством голосов (шесть против четырех) допустил пьесу к представлению, с оговоркой, что автор, чье имя приобрело известность, будет сам отвечать за свое произведение, комитет же «не признает большого литературного и сценического достоинства в пьесе Островского» и делает для нее исключение ввиду бедности репертуара Александрийского театра
1 января 1863 года петербургский Александрийский театр впервые показал пьесу «За чем пойдешь, то и найдешь» при следующем распределении ролей: Бальзаминов — Пав. В. Васильев, Бальзаминова — Ю. Н. Линская, Красавина — Воронова, Чебаков — П. С. Степанов, Белотелова — Е. Н. Васильева 2-я, Раиса — А. П. Натарова, Матрена — Рамазанова.
В московском Малом театре премьера состоялась 14 января 1863 года. Роли исполняли: Бальзаминов — А. А. Рассказов, Бальзаминова — Н. В. Рыкалова, Красавина — С. П. Акимова, Чебаков — В. А. Дмитревский, Белотелова — А. И. Колпакова, Анфиса — В. В. Бороздина, Раиса — А. И. Колосова, Матрена — X. И. Таланова.
А. А. Рассказова и П. В. Васильева, исполнителей роли Бальзаминова, А. Н. Островский выделял как высокоталантливых артистов. Д. В. Аверкиев вспоминал, что «Павел Васильев в этой роли был само совершенство» («Дневник писателя», 1886, стр. 252). Из актеров более позднего времени лучшим истолкователем образа Бальзаминова был В. Н. Давыдов.
О все возраставшем сценическом успехе «Женитьбы Бальзаминова» свидетельствовал тот же Аверкиев: «…Одна из…комедий, вначале оцененная весьма немногими, даже отвергнутая Театрально-литературным комитетом, как недостойный фарс, а именно „Женитьба Бальзаминова“, чем дальше, тем более и более станет возвышаться в общем мнении… Бальзаминов не просто бытовой тип, а характер; несмотря на его видимую пустоту и ничтожность, мы все по временам бываем Бальзаминовым точно так же, как и Хлестаковым… Есть ли более яркое изображение пошлости человеческого себялюбия, не находящего правильной оценки своим достоинствам? И посмотрите, как настойчиво он добивается того, в чем полагает должное воздаяние своим достоинствам, именно богатой невесты. И что ж? ведь в конце концов после многих комических злоключений оно и удается ему» (там же, стр. 252).
С. В. Васильев, выдающийся артист Малого театра, в интересной статье «Островский и театр» рекомендовал играть все три пьесы о Бальзаминове «в один вечер, в форме трилогии» («Русское обозрение», 1890, VII, стр. 304).
«Женитьба Бальзаминова» часто ставится советскими театрами. Она с успехом шла в Новосибирске, Перми, Харькове, Свердловске, Москве, Ленинграде, Петрозаводске, Смоленске, Ельце, Одессе, а также в национальных театрах: удмуртском, чувашском, латвийском. Современных зрителей эта пьеса привлекает не только как сатира, блещущая типичным для Островского ярким и «крупным» комизмом, но и как живописная картина старой купеческой и мещанской Москвы.
Устинька немного картавит. (Прим. авт.)
Сидят в следующем порядке: справа, ближе к зрителям, на стуле Неуеденов; с правой стороны стола Ничкина и Бальзаминова; за столом Юша; слева, у стола, Капочка и Устинька; слева, ближе к зрителям, на стуле Бальзаминов. (Прим. авт.)
Мы женщины…
Добрый день, мамаша!
Мой дорогой!
Между 2-й и 3-й картиной проходит месяц. (Прим. автора.)
Все явление шепотом. (Прим. А. Н. Островского.)
Нимфа (нинфа) в простонародии имеет значение злой женщины, фурии. (Прим. А. Н. Островского.)
Все лица, кроме Бориса, одеты по-русски.
Стихотворение А. П. Сумарокова, печатавшееся без имени автора в популярных песенниках XVIII — начала XIX века.
