Дрюндель. К примеру, у Писателя в небесной Москве на небесной Остоженке завтра назначено свидание с каким-то ценным кадром, который еще раньше нас рассчитал направление ветра и готов предложить нам в кредит по парусу.
Интеллигент. И вы приедете туда на небесном поезде, да?
Дрюндель. Судя по его номеру — нет. А потом, какие гарантии, что мы приедем именно в град небесный, а не в грешную Москву трех вокзалов, мать-и-мачеху городов русских?
Интеллигент. Мать-и-мачеха? Это вы точно сказали! Я — коренной москвич, а материнской любви от нее так и не дождался. Так значит, вам с вашим приятелем не по пути, да?
Дрюндель. Если бы все так просто. Видишь ли, все дело в его отношении к прекрасному полу. На втором году службы он ездил в отпуск и там договорился со своей девушкой, что сразу после дембеля они играют свадьбу. А потом она ему перестала отвечать на письма. Он ничего не понимал, мягко говоря, нервничал, и тут кто-то ему написал, что она еще в январе выбросилась из окна восьмого этажа. Судя по записке, которую нашли у нее в кармане пальто, виной всему несчастная любовь к какому-то «золотому мальчику» — сокурснику. С тех пор Писатель живет в странной уверенности, что стоит ему полюбить девушку, как она обязательно сиганет из окна. Глупость, конечно. Если бы из моих хоть одна в окно бросилась — так нет, норовят меня выпихнуть. А чтобы девушка не выпрыгнула, нужно, по его мнению, иметь деньги и влияние — как страховку от несчастного исхода. И все бы ничего, укаждого своя идея-бзик, но после того, как он пытался повеситься на гауптвахте…
Вовчик (приложив ухо к купе, с тревогой). Тихо очень. Слишком тихо. (Пытается открыть дверь, та не отпирается).
Дрюндель. Вешается! Поймал момент, когда мы вышли, и вешается. А ну, давай, на пару!
Оба с разбегу бросаются на дверь — та не поддается. Разбегаются снова. В этот самый момент дверь неожиданно отодвигается и Дрюндель с Вовчиком со звоном и грохотом влетают внутрь. Интеллигент от греха подальше ретируется к себе. Появляется Писатель, вслед за ним, держась за голову и бока — Дрюндель и Вовчик.
Писатель. Зачем ломиться, когда можно просто постучать. В общем, так, мужики. За то, что я втравил вас в эту поездку, извините. В Москве покупаю вам два обратных билета, машу ручкой — и больше мы не знакомы. Лады?
Дрюндель (вполголоса). Ну, что скажешь, Вовчик? Пропадет он без нас?
Вовчик. Как пить дать.
Дрюндель. Если не повесится, пойдет на баррикады и бросится под танк, чтобы кровь от этого дорожно-транспортного происшествия пала на врагов свободы. Нельзя его бросать.
Вовчик. Категорически!
Дрюндель. Значит, остаемся с ним?
Вовчик. Остаемся.
Дрюндель. Сволочь!
Вовчик. Скотина!
Дрюндель. Психопат!
Вовчик. Авантюрист!
Писатель. Что вы там шепчетесь? Устраивает вас мое предложение?
Дрюндель. Нет.
Писатель. Хотите лететь в Калинов самолетом? На это у меня денег нет.
Дрюндель. Безобразие, Писатель! Придется нам остаться.
Писатель. В смысле?
Дрюндель. В прямом! Мы бросаем работу и переезжаем за тобой в Москву, юный истерик!
Писатель. Вовчик, он говорит серьезно?
Вовчик. К сожалению!
Писатель. Мужики, спасибо вам! Втроем — втроем мы весь этот златоглавый муравейник перевернем! Эй, держись, Русь совковая, расступись перед птицей тройкой!
Дрюндель. По такому случаю угощай нас пивом.
Писатель. Одна нога здесь, другая там. Сейчас остановка. Ждите, я вернусь.
Дрюндель и Вовчик уходят в купе. Писатель выбегает в тамбур. Поезд останавливается. Голос диспетчерши сообщает: «Скорый поезд 666 Калинов-Москва прибыл на первую платформу». Проводница выходит в тамбур, слышно, как гремит, опускаясь, лестница. Через минуту Писатель с тремя бутылками пива возвращается в купе.
Перегон пятый. Ростов Великий-Александров. Октябрь 1993 года.
В вагон врывается шофер Сашка — на нем нет лица.
Сашка (орет на весь вагон). Кракс, Левый! Скорее сюда, блин!
Появляются встревоженные Кракс и Левый.
Кракс (растроганно). Сашка, живой!
Сашка (опешив). Это в каком же смысле?
Кракс. В том смысле, что ты жив-здоров! Что случилось? Ты где должен быть сейчас? (Переглядывается с Левым и невольно крестится.)
Сашка. Абзац, братки! Полные кранты! Марат нас пришьет на месте!
Кракс (переглянувшись с Левым). Поясни!
Сашка. Я, как высадил вас в переулке за вокзалом, сразу рванул на 43-й километр.
Кракс. Почему на 43-й? Тебе велено было ехать на 34-й!
Сашка. Я так и понял — когда до 43-го допилил и ничего там не увидел… (Понизив голос.) Кракс, ты Марату об этом не треплись… В общем, я двух вьетнамцев подсадил — попросились до Москвы.
Кракс. Ты таксист или пацан конкретно? Нашел подработку!
Сашка. Ладно, замяли… По дороге они спрашивают, не довезу ли сразу до Владивостока. Пообещали навар утроить. Ну, думаю, подкину узкопленочных к гостинице «Владивосток» — пока допетрят, что и как…
Кракс. Что дальше было?
Сашка. Полная хана! На сорок третьем, никого не нашел, вернулся на тридцать четвертый. Подъезжаю, а там… (С содроганием.) Калиновские штангисты и наша братва… Абзац!..
Левый. Ближе к делу, водила!
Сашка. Все мертвые — и братва, и штангисты. Загасили друг друга!.. Сплошная мокрота, Левый!
Кракс. Нашло горло на бритву!.. Все до одного лежат?
Сашка. Может быть кто-то и остался, я проверять не стал. Со стороны Калинова менты с мигалками перли…
Кракс. Все до одного… А что вьетнамцы?
Сашка. Испугались, вези, говорят, до Ханоя, платим в баксах.
Кракс. Возьми бабло, ссадишь в Ясенево у кинотеатра «Ханой».
Сашка (снова скулит). Ну, кранты! Нам завтра в Москве люди все до одного нужны — и на тебе!.. Что делать? Что делать?
Кракс. Что случилось, от того не отвертишься, брателла. Марату не звонил?
Сашка. Нет!.. Не догадался со страху!
Кракс. Выедешь на шоссе, свяжись с ним по мобильнику. Скажешь, что цель выполнена — штангисты ликвидированы. Только после этого осторожненько сообщишь о накладке.
Сашка. А ты голова, Кракс!.. А я еще предлагал вас с Вовочкой в расход пустить. Кстати, что там делали наши и штангисты? Ты меня не предупреждал. Марат тоже темнил…
Кракс. Марат не за тем меня в Калинов посылал, чтобы базарить с тобою.
Сашка. Смотри, какие крутые! Слушай, Кракс, а, может, нас кто-то из своих?..
Не успевает закончить, потому что из купе за спиной Кракса и Левого выходят в коридор и идут в хвост вагона Юля и Бородач.
Сашка (При виде Юли). Ух, какая лялька! (При виде Бородача, пустившего на ходу дым кольцом.) А это еще откуда?..
Бородач заходит в купе.
Кракс. Что ты хотел спросить?
Сашка. А… вот что хотел… Мне, значит, по мобильнику позвонить?
Кракс. Да.
Сашка. А вы? Со мной?
Кракс. Мы едем поездом, потому что так приказал Марат, и отбоя не было.
Сашка. Смурно как-то, братки!.. Ну, да ладно… Труп на трупе! И кровища! Сплошная мокрота!
Уходит, то и дело оглядываясь. Поезд трогается.
Голос старухи. Господи, опять мрак внешний и скрежет зубовный! Помолиться бы да слова забыла. Прости, Господи, стара стала, память отбило.
Кракс (Вздрогнув). Совсем нервы расшалились. Ты чего все молчишь и черт знает что думаешь?
Левый. О чем тут говорить? Полный копец, Кракс!
Кракс. «О, знал бы я, что так бывает, когда пускался не дебют»… Что же это получается — Седьмая симфония моего любимого композитора, великого русского музыканта Шнитке?.. Рыбак попался на крючок, и варится в ухе…
Уходит.
Левый (преображаясь и обращаясь к невидимой туристической группе — он сейчас гид). Итак, мы с вами подъезжаем к Граду небесному с восточной его стороны и скоро увидим трое его ворот, в просторечии именуемых Ярославским, Ленинградским и Казанским вокзалами, образующих доминанту восточной стены города. Ворота работы неизвестного мастера сделаны каждые из одной жемчужины, стены сооружены из чистого ясписа, а улицы здесь — как прозрачное золото и занесены в список культурного наследия ЮНЕСКО. Прошу обратить внимание на примечательную особенность этого памятника: ворота не запираются ни днем, ни ночью, тем более, что ночей здесь тоже не бывает, так что вход сюда всегда открыт, а выход не предусмотрен. По въезду в город — регистрация, а затем увлекательнейшие экскурсии с лучшим после Вергилия гидом всех времен и народов, тем более, что все время отныне — наше.
