Белоносов. Нет, я так… просто.
Мосевна (продолжает свое). Грех один от этого золота — вот и стал бедненький. Ведь это только глядеть, что будто оно золото, а оно и есть самое злое зло… да! Сколько народичку около этого самого золота мается!.. А на что его, Христос с ним: лежало бы да лежало в земле… соблазн да грех — и все тут. Большая муть от этого самого золота идет, а другой человек так даже сам не свой сделается. Режут ножами из-за золота-то, одни режут, а другие плачут. Вон наш Иван Тимофеич нахватал золота, досыта нахватал, а какой толк?
Белоносов. А какого ему черта еще надо?
Мосевна. Ох, не поминай ты его, черта-то… без него тош-нехонько… Чего надо?.. Ну, голубчик, золотом всего не купишь, оно только глаза отводит. На погибель оно, вот что… Иван-то Тимофеич вон ходит теперь да ожигается! На двух женах на богатых женат был, высосал из них все, а теперь, видно, третью молоденькую захотел… Нет, оно, золото-то, как болезнь какая, привяжется.
Белоносов. А вот я так не жалуюсь на золото — около него жить очень можно…
Марфа Лукинишна. И то, голубчик, ты как будто поправился: вот одежонку справил, ну, пьян не каждый день… Приехал-то голенький сюда и пьянее вина. Я тогда страсть как испужалась.
Белоносов. Деньги наживаем… ха-ха!.. Скоро на свою квартиру от вас перееду, пару на отлет заведу, тогда уж я не так буду корчить этих золотопромышленников: как губки, буду выжимать.
Мосевна. Много, говоришь, денег-то у тебя?
Белоносов. Не много, а будут…
Мосевна. Жениться тебе, паренек, надо… замотаешься, с деньгами-то.
Марфа Лукинишна. И то жениться бы… Вон у Ивана Тимофеича дочка на возрасте, славная девушка: воды не замутит.
Белоносов. Женимся, когда время придет, а теперь на чужих жен посмотрим… (Самодовольно смеется и охорашивается.) Хорошенькие есть…
Марфа Лукинишна. Сижу я это, разговариваю с тобой, Поликарп Емельяныч, а сама дивлюсь, себе дивлюсь, какой свободный разговор с тобою имею… Вот даже нисколечко не боюсь тебя!.. И варенье вот мне помогаешь варить. На старости лет в честь, видно, попала. Я так своим умом полагаю, что все это от вседониму — свет я с ним увидала… Тихон Кондратьич утишился, я варенье варю да еще с хорошими людьми свободный разговор имею.
Белоносов (смеется). Бывает… Я очень уважаю таких почтенных женщин, как вы, Марфа Лукинишна.
Марфа Лукинишна. Намеднись, как Анисья была, так он даже руку мне поцеловал. (Указывает Мосевне на БелоНосова.)
Mосевна. Омманывает кого-нибудь… больно из себя увертлив.
Те же и Молоков с Чепраковым.
Молоков. Много ли вас, не надо ли нас. (Усаживается на лавочку рядом с Мосевной.) Ну, теперь вас целая кадрель, а я буду музыкантом… ха-ха!.. Мосевна, видела жениха-то?
Mосевна. Которого?
Молоков (показывает на Чепракова и Белоносова). Да вот из любых выбирай… ишь, какие сизые голуби! Абвокат получше будет, Мосевна, бери его, только пусть сперва меня из-под вседониму ослобонит.
Mосевна. Отстань, греховодник! Тьфу…
Молоков (жене). А ты, дама из Амстердама, что тут делаешь?
Марфа Лукинишна. Да вот вареньицем занялась… своя малинка-то.
Молоков. Эх, дама, дама, сварила ты мне хорошее варенье… Господин абвокат, как же это мы с вами, а?
Белоносов. Относительно водки? Могу-с…
Молоков. Этакая судорога!.. Так я ненавижу это глупое слово «могу», точно вот шилом меня ткнет. Водка от нас не уйдет, а вот как насчет Ивана Тимофеича.
Mосевна (вскакивает). Ведь вспомнила… вот оказия-то!.. Иван-то Тимофеич прямо наказывал: «Ступай, говорит, к Молоковым и посмотри, говорит, нет ли там моей жены…» Тут еще слово ввернул насчет какого-то абвоката. «Да сама, говорит, и виду не подавай, зачем пришла…» Ну, вот и вспомнила, слава богу!..
Молоков. Кланяйся Ивану Тимофеичу да скажи ему, что он дурак… Разве за такими делами этаких лишенных ума старух посылают? Ха-ха… Ай да Анисья, напустила сухоту на мужика… Молодец баба, люблю таких!..
Mосевна. Идти надо скорее… ждет ведь он… Ох, умирать пора… Простите меня глупую, голубчики! (Уходит.)
Чепраков. Увидишь своих-то, бабушка, так кланяйся нашим.
Белоносов (искоса смотрит на него). Зачем этот гусь повадился сюда… не пон-нимаю!.. Вон кулачища-то какие…
Молоков. Ну, братец, так как же… а?
Белоносов. Теперь все дело в лучшем виде, Тихон Кондратьич, только нужно подождать… что скажет сенат.
Марфа Лукинишна. Уж что-то больно долго этот самый сенат у вас продолжается, одной водки сколько выхлестали…
Молоков. Молчать, дама… раздавлю… Не твоего ума дело… Какого ты из меня человека сделала, а?..
Марфа Лукинишна. Велика беда, что посидишь малость… Нисколечко я тебя не боюсь.
Молоков. Ну, ну, понесла… А вот что, господин абвокат, как же это вы нынче к Ивану Тимофеичу повадились частенько?.. Сумленье берет меня… Ну, к другим прочим ничего, а вот Иван-то Тимофеич мне, как бельмо на глазу.
Белоносов. Тут совсем особенное дело, Тихон Кондратьич.
Чепраков (в сторону). Знаем мы твои особенные-то дела, прощелыга… Попадешься ты мне в лапы, так я дно сразу вышибу.
Те же и Засыпкин (идет и оглядывается).
Молоков. Легок на помине…
Засыпкин. Ах, это вы, папенька… здравствуйте. Здравствуйте, маменька!..
Марфа Лукинишна (пятится от него и машет руками). Ох, не подходи ты ко мне, Иван Тимофеич… ради истинного Христа, не подходи!..
Засыпкин. Что это вы так меня испугались, маменька: я не медведь, не укушу.
Марфа Лукинишна. Хуже медведя, голубчик… ох, не подходи!.. Хошь ты мне и зять, а сердце у меня так и упадет от одного твоего голосу… бумага какая-то начнет представляться… кресты… суды… смертоубивство. (Уходит.)
Молоков (хохочет вместе с остальными). Хорош зятек… а? по всей форме… Ха-ха!.. Ну, как поживаешь, Иван Тимофеич?
Засыпкин (садится на скамейку). Ничего, папенька, живем, пока мыши головы не отъели…
Молоков. А уж разе начали?.. Другая мышь-то хуже медведя, потому она все норовит потихоньку, зятюшка… да. Нет ли чего нового?
Засыпкин (задумчиво). Да пока ничего-с… Живем, да вашими молитвами, как шестами, подпираемся. Вы чему это смеетесь, папенька?..
Молоков. Смешное вспомнил, Ваня… Как ты придешь ко мне, я и думаю про себя: чего еще пришел он отнимать у меня — прииски отнял, деньги отнял, дочь отнял… Все по перышку общипал. Вот и смешно: чист я, Ваня, нечего с меня взять. С голого, видно, как со святого — взятки гладки… Так, господин абвокат?..
Белоносов. Совершенно верно-с… Нам только из псевдонима вылезти, а тут мы показали бы Ивану Тимофеичу, как лягушки скачут.
Засыпкин (рассеянно смотрит по сторонам). Это как же лягушки-то скачут?..
Молоков. Ты, Ваня, чего это по сторонам-то оглядываешься?..
Засыпкин. Нет, так… голова что-то болит.
Молоков. Совесть это тебя мучит, зятюшка… Что обещал-то, как за Анисью сватался?.. Все, говорил, имущество поверну назад и прииски, а сам что делаешь…
Засыпкин. Я от своих слов не отпираюсь, папенька: все вам поверну… Не поминайте лихом. А сейчас не могу, потому что какой вы человек, ежели разобрать — вам где сейчас находиться-то следует?
Молоков. В тюрьме… так вот ты куда угол загибаешь, а?.. Отродясь не видывал такого бессовестного человека…
Засыпкин. Успеем еще поговорить, папенька, дело не к спеху… Голова у меня что-то не совсем, идти пройтись. (Уходит.)
Белоносов. Видно, дело-то того: носи — не потеряй…
Mолоков. Ну, и человек… Уж, кажется, сколько я всяких подлецов и мошенников на своем веку видал, а таких еще не встречал. Вот взять хоть тебя, Белоносов, — у тебя на роже написано, что проведешь и надуешь (Белоносов делает движение), или ты, Чепраковостраняет… да. (Ласково.) Анисья… а ведь ты совсем обошла меня, старика! Другой не спустил бы, а вот ты как со мной поступаешь… (Тихо ее обнимает.) А нашему брату много ли нужно: одно ласковое словечко… приголубить…
Анисья Тихоновна (припадает к нему на грудь). Вот так! Ваня, миленький, добренький, сладенький, сахарный, медовый… (Целует его.) Ну, а дальше?..
Засыпкин. Дальше… постой, все из ума вон… нужно было поговорить с тобой серьезно, а я вот какими пустяками занялся.
