5–ый: Вольно! (Поворачивается ко всем). Что – не устали? Энергии много? Да? Рукам–то можно найти получше применение, а? Наши руки не для скуки! Это расслабляет! (Обращается ко 2–му) Вот ты с ним дерёшься, а он завтра, может, не вытащит тебя из–под завала, или из эпицентра, да… На задания же вместе ездите… (кряхтя, усаживается на низкую скамейку). Или, вообще, подтолкнёт тебя сзади, (подмигивает 4–му) да? И всё – несчастный случай при исполнении, – и всё из–за своей собственной глупости… Садитесь. (Все садятся).
5–ый долго молчит, затем спрашивает, непонятно кого…
5–ый: Фотографировал?
Все молчат.
5–ый: Ну давай, показывай, я же видел, как щёлкал, показывай!
2–ой поднимается, подходит к своему шкафчику, ищет фотографию, 1–ый подбегает к своему шкафчику, достаёт фотографию, протягивает её 5–му – тот рассматривает фото, передаёт его 2–му…
5–ый: Женщина…
1–ый, 2–ой, 3–ий (хором): Женщина?
5–ый: Маникюр на ногтях…
2–ой: Маникюр? (Всматривается в фото, затем передаёт её 1–му).
1–ый: У вас глаз – алмаз… – как вот красный лак от крови отличить можно?
5–ый: Можно, насмотришься с моё – будешь отличать! (Обращается к 3–му) А ваших куда сегодня возили?
3–ий: В аэропорт…
5–ый: Там чего?
3–ий: Как обычно – чемоданы, взлётная полоса…
5–ый: Рвануло?
3–ий: Нет – чемоданы пустые.
5–ый: Пустые?
3–ий: Да, оставил кто–то пустые чемоданы…
1–ый: Специально?
2–ой: Специально бы не пустые оставили…
1–ый: Нет, ну, предупредить, может, хотели? Напугать!
3–ий: Напугали! Там на три часа зависли, роботом всё ощупывали…
5–ый: А у нас – ребята рассказали тебе?..
3–ий: Да…
5–ый: Вроде, бытовуха, а вроде – хрен знает… Газ кто–то открыл, в квартире было двое, потом от искры, от звонка, всё взорвалось…
3–ий: От звонка?
5–ый: Да, от дверного, парень маленький, дурак, за ним бабка его гналась, с подругой, – наказать его за что–то хотели, – он бежал, дикий, и в звонки всех квартир по пути жал, – сам–то он вверх пробегал, а люди из квартир выходили и тёток этих тормозили – чё, мол, звоните?..
3–ий: Хитрый!
5–ый: Да, хитрый, – в эту квартиру позвонил, и улетел…
4–ый: Боялся, наверное, они его отлупить, наверное, хотели…
5–ый: Да, наказали… Сами–то живы остались – а ребёнок пока неизвестно…
3–ий: Уроды! Чё творят, непонятно!
5–ый: Мы этих допрашиваем, говорим, – зачем парня напугали, что он так по подъезду сиганул, а одна говорит – мы часто так делали – но никогда ещё не взрывались, – представляете! А другая молчит теперь, это шок, наверное, молчит и пишет… – имя какое–то мужское, и извинения всё просит, пишет и пишет… – прости меня и имя, смотрит вокруг, бумажку эту показывает и мычит…
3–ий: Да, после такого всякое может быть…
4–ый: Ага, некоторые после такого звереют…
2–ой: Чего?
5–ый: Вот ты зачем это всё фотографируешь?
2–ой: Зачем… не знаю, так, прикольно, а потом можно выставку сделать, что, мол, так поступать нельзя, то есть все посмотрят на эти ужасы и ужаснутся, и так, чтобы осторожней…
5–ый: Херню ты говоришь!
2–ой: Да?
5–ый: Да! Посмотри, как красиво! (Берёт у 1–го фото). А?! Не было бы красиво, ты бы не стал фотографировать! Вот так! Поглядит кто–то на эти картинки, и не ужас в них увидит, а красоту! И пойдёт дальше это искусство, в жизнь, продвигать! И так уже все заразились – дело ведь не в том, кто, что, сколько от этого всего, – от взрывов, от убийств, от терактов этих погибает, – здесь другое, ещё более страшное – здесь цепная реакция начинается. Все, все этим заражаются! Гибнут невинные и невинные заражаются, самые ярые противники – становятся головорезами! И никто не хочет остановиться! Никто! Вот, это всё сопли, все эти мысли – они смешные, потому что слишком обычные!.. Но и твоя эта идея ущербная, фотографии эти, выставка, – это как пустые чемоданы на взлётной полосе. Да? Все будут исследовать, анализировать – и сейчас они не взорвутся, нет, – они взорвутся потом – и у каждого, в жизни каждого – по–своему! Да… Вот сейчас как удобно стало, это мой друг мне рассказал – он свою старую собаку вечером, поздно, – с балкона сбросил – а утром, говорит, её дворники уберут, – удобно, не возиться, ничего – скинул – и всё, старую собаку! Ужас, да? Вот, я вам это рассказываю как пример страшного дела, ну, что это ужасно… И вы, может, поймёте меня, друзьям расскажите, что, вот, есть у вас полковник, друг которого – садист, просто, так–то и так со своей псиной поступил, – те ещё, своим друзьям расскажут, – а кто–то возьмёт, и смекнёт – ну, действительно, удобно же?! Сбросил, и всё. Ни усыплять, ни платить – только на балкон выйти и столкнуть! А если бы ему никто ничего такого не рассказывал, допёр бы он до этого, ну, так, чтобы сам, а? Или, вот, он подумает – кто–то ведь так поступает, почему бы и мне не решиться на это?..
4–ый: То есть, по–вашему, надо, вообще, это, запретить говорить об этом, не разрешать показывать… По–вашему, получается, раз это произошло – всё уже, значит! Взрывы, убийства, насилие, там, – пускай! А нас тогда, нас, – лучше в клетке, да, тогда держать, чтобы мы об этом никому ни–ни!..
5–ый: По–моему, если ты этим (показывает на 1–го и 2–го) отпор не дашь, они тебя уже отпидарасят скоро! Я как вас ни увижу в неформальной обстановке, они к тебе постоянно цепляются! А? Что? Вот – ты сначала свою проблему реши, а потом о других думай! По–моему, по–вашему! Ладно, отдыхайте!
Поднимается, уходит в душевую. 1–ый, 2–ой, 3–ий, 4–ый одеваются. Вдруг, 5–ый возвращается, подходит к остальным и совершенно неожиданно начинает петь…
5–ый:
Happy birthday to you!
Happy birthday to you!
Happy birthday, mister president!
Happy birthday to you!
Ну, а? Как я спел?
2–ой: Как Мэрилин Монро!
5–ый: Правильно! И никто, никто не поёт эту песню от души, от самого себя! Все – на юбилеях, на концертах, дома – все стараются спеть, как она тогда – президенту! А вы знаете, что этот президент и все тогда, в тот вечер, – ждали её, а она опаздывала, и вообще, – у неё же тогда – измена была, ломало её, – это же, это же как – представляете, это человеку помочь надо, сначала помочь, а потом разобраться, – этот же голос такой, и манеры эти – это же у типичных героинщиков только – вот это всё happy birthday! А это приняли как норму, и все хотят этому подражать! Представляете?! А? Что?.. Ну, ладно, отдыхайте!.. (Уходит).
Салон самолёта. Полупустой отсек бизнес–класса. В одном из кресел сидит Пассажир. Рядом никого. Пассажир, не глядя, пристёгивает ремень безопасности, промахивается, снова пристёгивает, промахивается… – попадает с пятого раза. К нему подходит Пассажир 1…
Пассажир 1: Пристегнулись?
Пассажир: Да…
Пассажир 1 (присаживается рядом на свободное место): А я сколько ни летаю – сам ни за что не могу пристегнуться, никак не пойму – что куда вставляется, кручу, верчу – пока кто–нибудь не поможет…
Пассажир молчит.
Пассажир 1: Не поможете?
Пассажир: Да, пожалуйста… (Наклоняется к соседу, пристёгивает его).
Пассажир 1: Какие мягкие руки…
Пассажир: Что?
Пассажир 1: Как у младенца, пальчики пухленькие, не у всех мужчин такие…
Пассажир: Да?
Пассажир 1: Обычно это у стильных, у очень стильных мужчин такие, вы меня понимаете?
Пассажир: Нет…
Пассажир 1: Ладно, не берите в голову!
В проходе появляется Пассажир 2.
Пассажир 2: А–а–а, вот так встреча!
Пассажир 1: Вот так встреча!
Пассажир 2: Судьба, да?
Пассажир 1: Да, судьба! (Пассажир 1 и Пассажир 2 смеются).
Пассажир 2 (к Пассажиру): Вы пристегнулись!
Пассажир 1: И я – и я пристегнулся!
Пассажир 2: Сам?!
Пассажир 1: Нет – мне помогли!
Пассажир 2: Без последствий? (Опять оба смеются, как могут смеяться давние товарищи над понятными только им шутками). Так, ну что – я к окну, да? (Протискивается мимо сидящих, усаживается у иллюминатора). У окна можно не пристёгиваться, всё равно – не поможет… у окна, да и не только… (смотрит в иллюминатор). Так, правый двигатель не работает…
