покаянием, но и, находясь на престоле, проводила весьма эффективную социальную политику, направленную на улучшение жизни бедняков, прежде всего — сирот и падших женщин. «По характеристике Шубарта, — пишет Г. П. Струве, — Феодора была человеком воли и действия. Она всегда твердо знала, чего она хочет, и умела добиваться желаемого. Умом и проницательностью она едва ли уступала Юстиниану, а прямотой и решительностью превосходила его. В течение многих лет она укрывала в подземелье своего дворца патриарха-еретика — его обнаружили там лишь после ее смерти. В 532 г., во время бунта «Ника», она спасла своей решимостью и мужеством трон Юстиниана и империю. Перепуганный Юстиниан, подстрекаемый своими не менее перепуганными советниками, уже готов был бежать морем из Константинополя, когда Феодора своей речью пристыдила их и повернула ход событий. Летопись сохранила для нас речь Феодоры, в которой она говорила: “На мой взгляд, сейчас более, чем когда-либо, бегство было нецелесообразно, даже если бы оно сулило нам безопасность. Человек, родившийся в мир, не может не умереть. Но для того, кто правил, невыносимо стать изгнанником. Да не будет мне суждено жить без этой порфиры и да не будет мне дано дожить до того дня, когда меня, встречая, не будут приветствовать как царицу. Если ты хочешь спасти себя, о Кесарь, то это нетрудно. У нас много средств. Вон море, а на нем корабли. Но размысли: оказавшись вне опасности, не предпочтешь ли ты смерть безопасности? Я согласна со старинным изречением, гласящим, что царская должность это прекрасный саван”. <...> Ее верности и преданности Юстиниану не отрицали и ее враги. Он в свою очередь платил ей неизменной привязанностью и уважением и после ее смерти глубоко чтил ее память» (СС III. С. 256–258). Подытожив таким образом сведения об императрице, собранные им как у зарубежных, так и у отечественных историков (помимо упомянутого труда Вильгельма Шубарта «Justinian und Theodora» (München, 1942), Г. П. Струве использовал монографии Ш. Диля «Византийские портреты» (М., 1914), J. B. Bury «History of the Later Roman Empire» (Vol. II. London, 1923) и Ф. И. Успенского «История Византийской Империи» (T. I. СПб., 1912)), комментатор приходит к следующему выводу: «Конечно, Феодора была честолюбива и властолюбива, и, может быть, неразборчива в выборе средств. Но у Гумилева она предстает нам слишком мелочно-мстительной, слишком коварной, склонной к интригам ради интриг. Мотивировка ее поступков не всегда убедительна, и ей недостает величия и царственности, признававшихся за ней современниками <...> Но повторим еще раз: Гумилев писал не историческую драму, и отступления от истории в изображении Феодоры нужны ему были для оттенения некоторых сторон того треугольника (Царь Трапезондский — Зоя — Имр), который составляет ядро пьесы» (СС III. С. 258).
Зоя, Царь Трапезондский и Евнух — в отличие от Имра, Юстиниана и Феодоры, плод художественного вымысла поэта. Юстиниан был женат один раз, детей у них с Феодорой не было. Трапезонд в это время был частью Византийской империи, столицей Трапезундской империи он пребывал в 1204–1461 гг., т. е. без малого через тысячу лет после описываемых событий. Что же касается евнуха, то он, по точному выражению Г. П. Струве, явился «обобщенным, но далеко не трафаретным портретом византийского царедворца».
Действие первое
Ст. 1. — Кинд (Кинда) — название одного из средневековых арабских княжеств.
Ст. 7–38. — История Имра, поведанная им в монологе, выглядит несколько иначе в источниках, посвященных жизнеописанию поэта. Стихи Имр начал писать еще до изгнания; и его поэзия, вероятно, послужила одной из причин, вызвавших, наряду с расточительством и распутным образом жизни, неудовольствие Годжра, считавшего стихотворчество предосудительным занятием для царевича. В этот период своей жизни Имр, согласно воле отца, должен был пасти овец. Во время изгнания Имра Годжр начал войну с бедуинским племенем Ассад (частица «бену» буквально означает — «сыны»), которое отказалось платить подати арабам-киндам. Война, начавшаяся удачно, приобрела затем затяжной характер, и во время очередной ее вспышки бедуинам удалось убить Годжра. Имр попытался вернуть отцовский трон и восстановить разбитое государство, но его силы потерпели поражение, а сам он бежал в Сирию, где обратился к гассанскому эмиру с просьбой о протекции в переговорах с Константинополем. Как уже говорилось выше, император дал согласие и в начале 30-х гг. VI в. Имр прибыл в столицу Византии.
Ст. 50–56. — Евнух имеет в виду юридическую реформу Юстиниана — одно из самых знаменитых деяний императора. Реформа была начата практически сразу после восшествия Юстиниана на престол, ибо император, приняв власть, тут же столкнулся с абсолютным хаосом в законодательстве: между указами прежних императоров и эдиктами магистратов господствовали неразрешимые противоречия. Императорское право необходимо было кодифицировать, для чего в 528 г. Юстинианом была учреждена комиссия из 10 правоведов во главе с советником императора Трибонианом. За год напряженной работы им удалось собрать и согласовать все императорские указы от Адриана до Юстиниана, каковые и были опубликованы в 12 книгах «Кодекса Юстиниана», который был объявлен обязательным для всей империи и отменял все предыдущие кодексы. Полностью кодекс был завершен и отредактирован в 534 г., после чего Юстиниан запретил всякую дальнейшую работу над законами: с этого момента их можно было только изучать и толковать. Для Юстиниана, как уже говорилось выше, эта законодательная работа была важнейшим идеологическим актом, ибо входила в двуединую формулу «идеального государства», граждане которого «едины перед Богом и законом» и потому являют собой «соборную целостность».
Ст. 58–59. — Ересь манихеев (названных так по прозвищу основоположника этой религиозной системы вавилонянина Суранка (216–277) — Мани или Манес, что означает «дух») утверждала дуализм добра и зла, равноправных в мироздании и сосуществующих в человеке, чья душа — порождение света, а тело — тьмы. Манихеи решительно отвергали все, связанное с материей и материальной жизнью, и считали своей главной задачей «освобождение» души из «оков плоти» (т. е. смерть). Для этого они предписывали своим ученикам всяческое изнурение тела — от жестокой аскезы до чудовищного разврата, равно разрушающих физическое бытие человека (самоубийство они запрещали, полагая, что насильственно исторгнутая душа не покинет пределы материи, а перевоплотится в новые плотские формы). Как и другие гностические ереси, манихейство стремилось использовать христианскую образность и символику, вкладывая в нее совершенно другое содержание. В частности, согласно этому учению, Бог послал для спасения людей на землю «духа солнца» — Христа, который являлся лишь человекообразным призраком, но материального тела не имел. Здесь манихеи выступали против основного догмата христианства о Воплощении, т. е. о человеческой природе Христа, которая, согласно решению
