А Вера понимала, что все будет так, как захочет он…
И он это понимал…
Никаких сил у Веры больше не было…
Комната в общежитии была довольно грязная. Стены с облупившейся голубоватой краской. Над столом фотография иконы "Мадонна с младенцем", раскрашенная фломастером и в рамочке. Сосед по комнате купил ее на базаре у цыган. На пыльном полу, в уголке, штук двадцать пустых бутылок из-под шампанского.
Стонущие пружины железной кровати действовали на нервы.
Вера даже не успела разобраться, что она чувствует к этому человеку. Его холодные глаза действовали на нее, как и на других женщин, завораживающе. Казалось, за ними кроется большая внутренняя сила. А на самом деле за ними не было ничего, кроме скуки.
Уверенные крепкие руки налили Вере в стакан шампанского, потом ловко раздели, и она очнулась, когда по мозгам ударил скрип пружин. Но он вскоре прекратился. И глухо застучало в мозгу: надо собираться домой, трамваи ходят редко…
— Который час? — спросила Вера.
Сергей зажег настольную лампу и сказал:
— Одиннадцать!
— Мама! — воскликнула Вера и кинулась к соседней кровати, где была брошена ее одежда. В две секунды напялила ее на себя.
— Как пожарник! — восхищенно сказал Сергей. — Тебя проводить?
— Ты что? Соседи увидят. Родители меня убьют!
— Кошмар!
Вера подошла к Сергею. Он лежал, улыбался, положив руки под голову. Светлые волосы спутались.
Вера нагнулась, поцеловала его.
— Все, — вздохнула она, — побежала я…
— Под ноги смотри, не спотыкайся.
Проходя мимо стола, Вера взяла пустую бутылку из-под шампанского и поставила в угол к остальным. На пороге комнаты обернулась, посмотрела на Сергея и спросила:
— Ты любишь меня?
— Разумеется, — ответил он.
Вера бегом спустилась по лестнице. В голове почему-то крутилась песня, которую они орали с Чистяковой в школе на переменах: "Организованной толпой коровы шли на водопой! Какой позор! Какой позор!".
Недалеко от общежития была трамвайная остановка. Трамвай собирался тронуться, но, увидев несущуюся Веру водитель открыл задние двери.
Вера жила на Левом берегу города. Ехать надо было минут тридцать.
На Правый и Левый берега город разделяла маленькая речка, протекавшая недалеко от завода. Эта же речка разделила на две враждующие половины подростков, и стоило кому-нибудь с той или иной стороны оказаться во враждебном районе, если его замечали во дворах, то избивали без лишних разговоров.
Каждый вечер в поисках острых ощущений парни с Левого берега ехали на танцплощадку Правого и — наоборот. И поэтому почти каждый вечер на обеих танцплощадках дрались…
У речного берега жили цыгане. Однажды весной речка вдруг разлилась и затопила цыганский поселок.
Цыгане сидели на крышах, а вокруг плавали их пестрые ковры.
Горожане наблюдали со злорадством. Цыган не любил никто…
Вера пришла домой. Из кухни, вытирая руки об майку, вышел, покачиваясь, Николай Семенович.
— Веруся, — сладко улыбаясь, сказал он. — Вот и я!
— Папа, — с тоской проговорила Вера. — Ты ел?
— Не хочу.
— Иди поешь! Немедленно! — Она пошла на кухню, поставила разогреваться на плиту кастрюльку.
Отец сзади нее сидел на табурете и виновато сопел.
— На! — Вера положила еду в тарелку, швырнула ее отцу на стол и отправилась в свою комнату, вынимая на ходу из ушей серьги.
Отец поплелся за ней.
— Ну не могу я так… Веруся, посиди.
— Сейчас мать придет. Иди кушай и ложись!
— Я соскучился!
— Оно и видно, — сказала Вера и пошла стелить постель.
— Помнишь, ты маленькая была. Меня в кровать заталкивала. Сама — спичка… упрешься в спину… раз-два, раз-два…
Отец засмеялся и погрозил пальцем.
— Виктор… — вдруг сказал он.
— Чего?! — не поняла Вера.
— Приезжает.
— Зачем?
— Повидаться, — гордо ответил отец.
— А Соня?
— Один… — Николай Семенович покачнулся.
— Иди ешь! — заорала Вера.
— Веруся…
Хлопнула входная дверь, пришла с работы Рита.
— Мама, Витя приезжает! — выбежала ей навстречу Вера. Рита улыбнулась, но тут перед ней возник Николай Семенович, улыбка сразу же исчезла.
— Пеки… мать… — проговорил он, — пироги!
— Он кушал? — спросила Рита.
— Его не заставишь, — сказала Вера.
Отец улыбался:
— Я звонил… Еду, говорит!
— Правда?!
— Я ей говорю, а она не верит… — Николай Семенович икнул.
— Коля! — взмолилась Рита. — Умоляю…
— Я бриться сейчас буду! — заявил отец.
— Порежешься, — сказала Рита, и щеки ее начали краснеть.
— Где моя бритва?!
— На балконе, — язвительно сказала Вера. — Явился…
— Как разговариваешь! — завелся вдруг Николай Семенович. — Знаешь, когда она пришла? — повернулся он к жене. — Только что! Распустилась!
Рита растерянно поглядела на Веру:
— Ты где была?
— Вот и я… где?!
Вера молчала.
— Шляешься! — заорал Николай Семенович. — По кустам! Пороли мало!
— Коля, поди покушай…
— Вот! Как мамаша, так и дочь! — Николай Семенович покачнулся и вдруг, схватившись рукой за сердце, сел на пол.
— Начинается! — сказала Рита, перешагнула через него и прошла на кухню. — Вера, займись им!
— Ну давай вставай! — Вера нагнулась над отцом, схватила, пытаясь приподнять. — Вставай! А то "скорую" вызову.
— Не надо!
— Вставай тогда!
— Вот так помру!.. Никто добрым словом не помянет.
— Ну, пап…
— Всю жизнь горбатил! Здоровье свое гробил! Никто не любит.
— Не ори, соседей разбудишь. — Вера помогла отцу встать, дотащила до кровати.
Отец лег и заплакал.
— Никому я не нужен…
— Успокойся. — Вера накрыла отца одеялом. — Закрой глаза. Закрой, закрой… Все будет хорошо… Не надо пить столько… И мама нервничать не будет. И сердце не будет болеть…
Отец уснул, Вера тихонько вышла из комнаты. На кухне сидела мать.
— Нет у меня никаких больше сил, — сказала она, задыхаясь. — Зачем на лекарства столько денег тратим? С вами никаких лекарств не хватит.
Она налила себе воды из чайника.
— А ты опять полы не помыла.
Вера вздохнула и вышла из кухни.
За окнами проехал тепловоз.
Провожали Андрюшу все его друзья. Сидели в полумраке перед импортным видеомагнитофоном и смотрели какое-то эстрадное шоу.
— Ох и грустно мне чего-то! — вздохнула Чистякова, сидя в одном кресле в обнимку с Верой.
В комнату вошла Андрюшина мама, молодая еще женщина, поставила на столик чашки с кофе.
— Пойдем, поможешь мне, — ласково улыбнулась она Вере.
Вера с неохотой пошла за ней, получив сочувственный удар в спину от Чистяковой.
Как только они вышли, Чистякова толкнула ногой сидевшего на полу и впившегося взглядом в экран телевизора Толика.
— Толик, который час?
— Через десять минут откроют, — сказал Толик, у которого были знакомые грузчики в винном магазине.
— Ты кофе допил?
— Сумку давай.
Чистякова протянула ему сумку для бутылок с вином.
— Сумку давай, — повторил Толик.
— Эх, скупость тебя погубит, — пророчески произнесла Чистякова, отдавая ему кошелек.
Андрюшина мама стояла на кухне у окна.
Вера встала рядом.
— Тяжело нам теперь будет, — обняв Веру за плечи, сказала Андрюшина мама. — Доля наша такая — бабья: детей растить и любимого ждать… Полгода мужа дома не бывает… Теперь вместе корабли встречать будем, Вера… Имя у тебя какое хорошее… Только ты дождись его обязательно… Видишь, как он тебя любит.
Вера смотрела в окно.
— Письма будете друг другу писать, как мы с отцом в молодости.
На кухню вошел Андрюша.
— Вам ведь одним побыть хочется, — сказала Андрюшина мама. — Идите в мою комнату. Я тут посижу.
Опустив голову, Вера пошла перед Андрюшей по коридору. В комнате он решительно подошел к испуганно на него глядевшей Вере и обнял изо всех сил. Потерся носом о ее волосы, поцеловал лоб, нос, губы, повалил на кровать.
