ГОДФРИ ГУЛИ. Поднимем минимальную ставку.
Дилер печально смотрит на стариков.
Напротив, у бара, сидит маленький, светловолосый кукольник Уолтер, поглаживает большую кружку с пивом. На нем все еще тот костюм, в каком он был в Салуне Синди чуть раньше этим днем. Он следит как играют братья Гули, через зеркало, висящее над полками с алкоголем.
БАРМЕН, молодой человек с веснушками, песочными волосами и красным галстуком-бабочкой, подходит к Уолтеру.
БАРМЕН. Будете еще?
УОЛТЕР. Спасибо, но я не испил еще содержимое этой кружки.
Бармен озадаченно моргает при словах Уолтера, затем отворачивается к другому клиенту. Уолтер зовет вслед.
УОЛТЕР (продолжает). Простите, сэр!
Бармен оборачивается.
УОЛТЕР (продолжает). Я хочу у вас полюбопытствовать. Почему никто не желает играть в карты с этими пожилыми людьми? Они кажутся весьма почтенными господами.
БАРМЕН. Братья Гули-то? Любой стол блэкджека, за который они садятся, теряет деньги, вот и все. Один из Гули — не помню, какой — играет рискованно и обычно перебирает. Он всегда добирает до двадцати одного, даже если у него сильная рука в восемнадцать или девятнадцать. Другой играет мягче, надеется на двадцать одно, но согласен на все, что выше шестнадцати. А последний Гули — он не рискует, на случай, если проиграют остальные двое. В итоге им все равно, кто сколько выиграл, главное, чтобы проиграло казино. И когда они садятся — сидят до закрытия… ни разу не видел, чтобы хоть один отлучался выпить или в туалет.
Уолтер разворачивается на барном стуле — с которого его короткие ноги свисают, как у ребенка — и глядит на братьев Гули. Грег Гули делит новозаработанные фишки между братьями.
Уолтер поворачивается назад к бармену.
УОЛТЕР. За этим столом хватит места для девять игроков. Их можно победить, если бы другие остались и играли против них.
БАРМЕН. Ну, на такой случай у них дополнительная стратегия — от них воняет, как от блевотины скунса.
Дверь в казино широко распахивается и внутрь вступает человек в коричневых штанах, синей рубашке, кожаном галстуке и коричневом жилете со значком. Ему двадцать восемь, он силен, красив, его песочные волос пострижены так коротко, что напоминают бархат. Это ПОМОЩНИК КУПЕРСОН.
Две ОФИЦИАНТКИ с сигарными коробками на серебряных подносах тут же несутся к помощнику Куперсону.
Карие глаза Куперсона изучают обеих женщин и сигарные коробки под объемными бюстами.
Уолтер завистливо наблюдает, как пара фигуристых женщин движутся к законнику.
УОЛТЕР. Держу пари, помощник Куперсон может спать с любой женщиной на его выбор в Рэттлбордже — женатой или нет.
БАРМЕН. Я бы не поддержал ваше пари — он может, да не станет: набожный человек. Истинно благочестивый. И ученый. Учился на юриста в Массачусетсе. Ходил в какой-то дорогущий колледж и все такое.
УОЛТЕР. Как же он оказался в Рэттлбордже?
Бармен пожимает плечами.
БАРМЕН. Может, католичество открывает не все двери.
Первая Официантка целует Куперсона в щеку, медленно, с тихим, почти незаметным ВЗДОХОМ.
Вторая Официантка целует Куперсона с другой стороны, даже еще медленней. Она тихо СТОНЕТ, когда отодвигается от чисто выбритой щеки, где остался алый след пухлых губ.
БАРМЕН (продолжает). А может, католичество открывает все двери.
ИНТ. ОТЕЛЬ «РУДДИНГТОН» — ДЕСЯТЬ ЧАСОВ НОЧИ
Мэйбел сидит за стойкой, вцепившись в книжку, читая при свете масляной лампы на стойке. Она действительно увлечена книжкой, она называется «Таинственная Черная Маска из Золотого Зиккурата Нанго-то».
Вдруг Мэйбел слышит СТОН сверху.
Она вставляет закладку, захлопывает книжку и обеспокоенно глядит на лестницу.
Через секунду нерешительности вскакивает со стула и идет к лестнице.
Она смотрит на темную площадку второго этажа.
Слушает с момент, но ничего не слышит.
Мэйбел с опаской ступает на первую ступеньку; та громко СКРИПИТ.
Наверху что-то громко ХЛОПАЕТ. Мэйбел подскакивает при резком звуке.
Пухлая портье отходит к стойке и поднимает масляную лампу за резную рукоятку. Переборов страх, оборачивается к лестнице и идет к ней.
Вглядывается на темную площадку второго этажа, поднимает фонарь повыше, над головой.
Свет фонаря проливается на площадку, и там… ничего.
Мэйбел поднимается по ступенькам, при каждом шаге слышен СКРИП.
ИНТ. ПЛОЩАДКА ВТОРОГО ЭТАЖА — ТО ЖЕ ВРЕМЯ
Мэйбел, вцепившись в перила, взбирается на второй этаж.
Она идет по пустой площадке к основанию следующей лестницы.
Мэйбел поднимает фонарь.
Авраам в длинном черном халате стоит на площадке и смотрит на нее.
Мэйбел ВСКРИКИВАЕТ.
Авраам делает шаг по лестнице навстречу Мэйбел. Его голова качается взад и вперед. Его покрытое шрамами лицо бледно и покрыто пленкой пота; одинокая струйка крови скатывается по правой щеке.
АВРААМ. Что случилось?
Мэйбел отступает от Авраама.
АВРААМ (продолжает). Я не причиню тебе вреда, дитя.
МЭЙБЕЛ. Я с-слышала ш-шум.
АВРААМ. Прошу прощения, если потревожил… Впредь буду осторожней. Доброй ночи.
Авраам отворачивается от Мэйбел.
Когда он поднимается по лестнице, Мэйбел решает взять ситуацию в свои руки.
МЭЙБЕЛ. Что вы там делаете, в… в вашей комнате?
Авраам не оборачивается, но продолжает идти, и, окутанный в черное одеяние, скрывается в темноте.
МЭЙБЕЛ (продолжает). Простите, мистер Вайсс?
Звук ЗАХЛОПНУВШЕЙСЯ двери и СКРИПА ключа служат лаконичным ответом.
ИНТ. СПАЛЬНЯ ПИКМАНА — ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ
Пикман и Валери лежат вместе в постели; оба голые.
Тонкая простыня скрывает их от талии и ниже.
Валери лежит на животе, а Пикман на боку, проводит пальцами по мягкой впадине в центре спины жены.
ПИКМАН. Заставишь меня еще раз вымыться?
ВАЛЕРИ. Нет. Но тебе стоит отмыть усы.
ПИКМАН. Не-а, мне нравится. когда они так пахнут.
Валери заглядывает мужу в глаза.
ВАЛЕРИ. Очень мило.
ПИКМАН. Не особенно. Скорее как печень теленка, перемешанная с рыбным уловом.
Валери игриво бьет Пикмана по боку. Он ХИХИКАЕТ.
ВАЛЕРИ. Ну, наверное, хорошо, что мама в детстве так закармливала тебя печенью.
ПИКМАН. Быть родом из Техаса — ну так уж плохо, детка.
Пикман целует жену в шею.
ВАЛЕРИ. Есть новости от мэра, когда он заплатит премию?
Пикман ВЗДЫХАЕТ.
ПИКМАН. У него сейчас другие приоритеты, урожай…
ВАЛЕРИ. Не придумывай за него оправданий, Роджер. Он обещал дополнительное жалование, если в городе все будет спокойно, и ты слово сдержал. Ни единого убийства с тех пор, как ты стал шерифом — ни одного. Кроме того, нам бы сейчас не помешали деньги.
