М. В. Ломоносов
* * *
Ночною темнотою
Покрылись небеса,
Все люди для покою
Сомкнули уж глаза.
Внезапно постучался
У двери Купидон,
Приятный перервался
В начале самом сон.
«Кто так стучится смело?» —
Со гневом я вскричал;
— «Согрей обмерзло тело, —
Сквозь дверь он отвечал. —
Чего ты устрашился?
Я — мальчик, чуть дышу,
Я ночью заблудился,
Обмок и весь дрожу».
Тогда мне жалко стало,
Я свечку засветил,
Не медливши нимало,
К себе его пустил.
Увидел, что крилами
Он машет за спиной,
Колчан набит стрелами,
Лук стянут тетивой.
Жалея о несчастье,
Огонь я разложил
И при таком ненастье
К камину посадил.
Я тёплыми руками
Холодны руки мял,
Я крылья и с кудрями
Досуха выжимал.
Он чуть лишь ободрился,
«Каков-то, — молвил, — лук?
В дожде, чать, повредился».
И с словом стрелил вдруг.
Тут грудь мою пронзила
Преострая стрела
И сильно уязвила,
Как злобная пчела.
Он громко засмеялся
И тотчас заплясал:
«Чего ты испугался? —
С насмешкою сказал, —
Мой лук ещё годится:
И цел и с тетивой;
Ты будешь век крушиться
Отнынь, хозяин мой».
1747
* * *
Молчите, струйки чисты,
И дайте мне вещать;
Вы, птички голосисты,
Престаньте воспевать.
Пусть в рощах раздаются
Плачевные слова!
Ручьями слезы льются,
И стонут дерева.
Ты здесь, моя отрада,
Любезный пастушок,
Со мной ходил от стада
На крутой бережок.
Я здесь с тобой свыкалась
От самых лет младых
И часто наслаждалась
Любовных слов твоих.
Уж солнышко спустилось
И село за горой,
И поле окропилось
Вечернею росой.
Я в горькой скуке трачу
Прохладные часы
И наедине плачу,
Лишась твоей красы.
Целую те пруточки,
С которых ты срывал
Прекрасные цветочки
И мне пучки вязал;
Слезами обливаю
Зелёные листы,
В печали презираю
Приятные плоды.
Я часто вижу властно
Тебя во древесах;
Бегу туда напрасно,
Хочу обнять в слезах.
Но только тень пустая
Меня, несчастну, льстит;
Смущаюся, теряя
Приятный мне твой вид.
Лишь только ветр листами
Тихонько потрясёт,
Я тотчас меж кустами
Тебя ищу, мой свет.
От всякой перемены
Всечасно я крушусь
И, муча слабы члены,
На каждой слух стремлюсь.
(1748)
* * *
Негде, в маленьком леску,
При потоках речки,
Что бежала по песку,
Стереглись овечки.
Там пастушка с пастухом
На брегу была кругом,
И в струях мелких вод с ним она плескалась.
Зацепила за траву,
Я не знаю точно,
Как упала в мураву,
Вправду иль нарочно.
Пастух её подымал,
Да и сам туда ж упал,
И в траве он щекотал девку без разбору.
«Не шути так, молодец, —
Девка говорила, —
Дай мне встать пасти овец, —
Много раз твердила:
Не шути так, молодец,
Дай мне встать пасти овец;
Не шути, не шути, дай мне пасти стадо».
«Закричу», — стращает вслух;
Дерзкой не внимает
Никаких речей пастух —
Только обнимает.
А пастушка не кричит,
Хоть стращает, да молчит;
Для чего же не кричит, я того не знаю.
И что сделалось потом,
И того не знаю.
Я не много при таком
Деле примечаю;
Только эхо по реке
Отвечало вдалеке:
«Ай, ай, ай!» — знать, они дралися.
(1755) * * *
Летите, мои вздохи, вы к той, кого люблю,
И горесть опишите, скажите, как терплю;
Останьтесь в ее сердце, смягчите гордый взгляд
И после прилетите опять ко мне назад;
Но только принесите приятную мне весть,
Скажите, что ещё мне любить надежда есть:
Я нрав такой имею, чтоб долго не вздыхать,
Хороших в свете много, другую льзя сыскать.
(1755) * * *
Не грусти, мой свет, мне грустно и самой,
Что давно я не видалася с тобой.
Муж ревнивой не пускает никуда;
Отвернусь лишь, так и он идёт туда.
Принуждает, чтоб я с ним всегда была;
Говорит он: «Отчего не весела?»
Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда,
Ты из мыслей не выходишь никогда.
Ах! несчастье, ах! несносная беда,
Что досталась я такому, молода;
Мне в совете с ним вовеки не живать,
Никакого мне веселья не видать.
Сокрушил злодей всю молодость мою;
Но поверь, что в мыслях крепко я стою;
Хоть бы он меня и пуще стал губить,
Я тебя, мой свет, вовек буду любить.
(1770) * * *
Чем тебя я оскорбила,
Ты скажи мне, дорогой!
Тем ли, что я не таила
Нежных мыслей пред тобой,
И считала то пороком,
Чтоб в мучении жестоком
Твой любезный дух томить,
Не хотя лишить покою,
Не хотя терзать тоскою,
Я могла ли погрешить?
Для того ли я склонилась
И любви далась во власть,
Чтоб отныне я крушилась,
Бесполезну видя страсть?
Чтоб ты не был в том уверен,
Сколь мой жар к тебе безмерен;
То ты можешь ли сказать?
Но уверясь в том не ложно,
Как тебе, ах! как возможно
Верно сердце презирать?
Я во всем позабываюсь,
На тебя когда гляжу;
Без тебя я сокрушаюсь
И задумавшись сижу.
Все часы считаю точно,
И завидую заочно,
Кто против тебя сидит.
На тебя всегда взираю
И с утехою внимаю,
Что язык твой говорит.
Я тебе открылась ясно:
Жду того же напротив;
И пускай я жду напрасно,
Мой пребудет пламень жив.
Я готова, хоть как прежде,
Пребывать в одной надежде
И себя отрадой льстить;
Не склоню тебя тоскою —
Может время долготою
Твёрдо сердце умягчить.
(1770)
(Имп. Елизавета Петровна?)
* * *
Во селе, селе Покровском
Среди улицы большой,
Разыгралась-расплясалась
Красна девица-душа,
Красна девица-душа,
Авдотьюшка хороша.
Разыгравшись, взговорила:
«Вы, подруженьки мои,
Поиграемте со мною,
Поиграемте теперь;
Я со радости с веселья
Поиграть с вами хочу:
Приезжал ко мне детиика
Из Санктпитера сюда;
Он меня, красну девицу,
Подговаривал с собой,
Серебром меня дарил,
Он и золото сулил.
«Поезжай со мной, Дуняша,
Поезжай, — он говорил, —
Подарю тебя парчою
И на шею жемчугом;
Ты в деревне здесь крестьянка,
А там будешь госпожа;
И во всем этом уборе
Будешь вдвое пригожа!»
Я сказала, что поеду,
Да опомнилась опять.
«Нет, сударик, не поеду, —
Говорила я ему, —
Я крестьянкою родилась,
Так нельзя быть госпожой;
Я в деревне жить привыкла,
А там надо привыкать.
Я советую тебе
Иметь равную себе.
В вашем городе обычай —
Я слыхала ото всех:
Вы всех любите словами,
А на сердце никого.
А у нас-то ведь в деревне
Здесь прямая простота:
Словом мы кого полюбим,
То и в сердце век у нас!»
Вот чему я веселюся,
Чему радуюсь теперь:
Что осталась жить в деревне,
А в обман не отдалась!»
(1750-е годы)